Скорее я готов согласиться с мыслью, что «искусство, опирающееся на интуицию, — высшая форма познания мира», чем поверить познанию человека технократическими инструментами. Никакие современные науки — кибернетика, теория Эйнштейна, глубинная биология, даже медицина,— несмотря на свое видимое господство, пока еще неспособны в полной мере раскрыть феномен человека как наивысшей земной особи.

     Иные мрачные критики утверждают, что роман изжил себя, устарел и форма его является как бы решеткой, заграждением для познания мира, ибо произошло отдаление человека от добра и веры. Что ж, мы живем в печальное время, прикасаясь к трагическим истинам. Но современному писателю, если он ощущает себя сыном времени, должно быть чуждо всякое замкнутое уютное пространство формул.

     Петр Лукич Проскурин, писатель выдающийся, художник высокого духа, был открыт всему живому, радостному и скорбному — несчастья, любовь земная, боли, страсти, заблуждения, болезни века, ожидания и чаяния стекались в его душе. И, подчиняясь совести и надежде, писатель был до конца верен позиции сопротивления в беспредельно сложной, запутанной и противоречивой действительности, убежденный в необходимости разъединить ложь от правды, истину от льстивой имитации — разъединить этих вечных противников ради справедливости. Он всегда стоял на перекрестке трех наиважнейших глобальных проблем, владеющих всеми нами: война и мир, экологическая опасность, угроза так называемого культурного империализма США, навязывающего разным народам планеты всезаражающий аморализм, одну моду, одну одежду, одни фильмы, одну архитектуру, одну музыку, одну литературу, одно стереотипное мышление во имя рабского подчинения всех континентов единому стилю, единому девизу: «Деньги выше права, выше человеческой жизни».

     Все романы Проскурина — о России, о ее не очень счастливом народе, и все они, эти русские романы, как бы плотью и кровью противостоят современному содому американского образца, его жирной сытости, безмерной наглости богатства, приобретенного после Второй мировой войны, тупому высокомерию, подпираемому долларовыми купюрами, почти беспрепятственно раскрывающими двери разных государств, покупающими и подкупающими все и вся.

     Позиция Проскурина противостоит современной бездуховной литературе, воспринимающей придуманную жизнь по рекламам, по курортным проспектам, по сусальным фотографиям в респектабельных журналах, по картинкам мод, по дамским готическим, любовным и детективным романам, по иностранной наклейке на джинсах, по комиксам, по оглушающему американскому року, когда в неистовстве бешеного стада танцующие рвут в клочки потную рубаху кумира, брошенную им в экстазе с эстрады.

     Бездуховность — заразная, подобная СПИДу болезнь, распространенная по миру, отталкивающее презрение к интеллекту, равнодушие к глубокому чувству, свобода от каких-либо запретов, кризис личности вместе с совестью, то есть почти трагическая смерть в киноподобной полоумной действительности.

     Книги Проскурина — это мудрейшим архитектором построенные города и деревни, которые он населил своими героями. Это биение самой жизни со всеми ее темными и светлыми сторонами, это крик восторга и боли, это бессмертность надежды и призыв на помощь, это напоминание, что жизнь — не дармовой подарок, а драгоценность существования на земле и «необходимость долга», и это осознание «громадности происходящего, и рядом, и за тысячи, тысячи километров».

     Мне иногда кажется, что творчество Проскурина — это биография уникальной, избранной Богом и совращаемой дьяволом страны, которой судьбой назначено преодоление самых тяжких, подчас нечеловеческих испытаний, какие только могут выпасть народу в движении изменчиво-коварной истории, прошедшей по России беспощадным катком. Но горести, кровь и несчастья не покорили, а возродили ее, Россию, невероятно высоко подняв ее от сохи до завоевания космоса, до невиданной имперской мощи с золотым временем литературы, «величайшей из всех национальных литератур мира» (американский журнал «Национ»). Коллективизация, промышленное строительство, Отечественная война, восстановление послевоенных лет и, наконец, подготовленное за пределами России и внутри нее предательство партийной верхушки — все это изображено истинным художником, остро чувствующим эпоху: «Судьба», «Имя твое», «Исход», «Горькие травы», «Число зверя» — значительные романы большого писателя, мудро и глобально мыслящего, знающего свой народ и родившего таких умных и незабвенных героев, как Захар Дерюгин, Трофимов, Дербачев, Скворцов...

     Как-то в разговоре с Проскуриным о России мы вспомнили о том, что порой где-то очень далеко от отчего дома случайно уловленная фраза, сказанная кем-то на родном тебе языке, или прозвучавшее русское название милого с детства города, или услышанная знакомая мелодия среди чужих звуков и ритмов вызывают чувство, похожее на сладкую боль возвращения к самому себе.

     Романы Проскурина — это и есть возвращение на единственную, ничем не заменимую, неизбывно любимую землю России.