"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" | N 09 (12352), суббота, 25 января 2003 г. |
Недавний разговор Александра Минкина с неким субъектом, опубликованный в «Московском комсомольце» под заголовком «Беседа с приматом», поначалу показался розыгрышем: не может его собеседник быть таким циничным и злобным. Даже если он сам себя считает приматом. А этот Н. откровенно причисляет всех людей, и себя тоже, к обезьянам. Без всяких поправок на отличие, главное из которых — духовность. Нет ее, выходит, в человеке, не должно быть. Тот, кто считает иначе, — дурак. Вот в таком русле и идет разговор. Минкин по нормальной логике загоняет Н. в угол, а тому все нипочем: «Почему вам так не нравится, когда на экране трахаются?»… «…И почему вы все время отмечаете забрызганное, грязное, наркоманов, ублюдков? Нормальные дети в школах учатся, вовсе не наркоманы. Такие же, как были и 20, и 40 лет назад». — Минкин: «Не было 20 лет назад такого количества наркоманов». — Н.: «Они были, но на другом веществе сидели, на водке». — Минкин: «Дети? На водке сидели? Они тогда и клей не нюхали. Даже воздух стал грязнее». — Н.: «Да, машин стало больше, потому что люди жить стали лучше». — Минкин: «Если жить стало лучше, отчего же продолжительность жизни снизилась?» — Н.: «Крах империи, разрыв социальных связей и общественного устройства. Надо было менять и ломать себя. Это все сжигает нервы и сокращает жизнь». — Минкин: «Люди стали умирать более молодыми не потому, что психологически оказались не готовы, а потому, что физически не могут жить без тепла и зарплаты». — Н. на это: «Только один старик умер от холода. И вся пресса об этом трубит»... Какой-то кишечнополостной собеседник в этот раз Минкину попался, думаю, но потом мне становится просто не по себе, как будто все эти кишечные полости субъекта оказались совсем не прикрытыми, и так вот на глазах у всех и циркулируют ядовитые фракции: «Я считаю, что профессия проститутки ничем не хуже, чем профессия массажистки, медсестры, парикмахера, ученого»… По его словам, он будет одинаково травмирован, если его сын станет проституткой или медбратом. Приведу еще особо выразительные сентенции N: «Наркотики в культуре цивилизации». На вопрос, неужели он готов предложить героин 18-летнему: «Да, конечно. Я только предлагаю… Отвечает за свой выбор он, а не я». Аналогичный изворот мысли и по поводу соблазнения в проституцию молодой девушки: «Я назову это «взаимовыгодный обмен». Я же никого не насилую. Я предлагаю. В чем вопрос-то, я не понял»? «На вас просто никакой управы нет», — гневается Минкин. И вот резюме огоньковского собеседника: «Ваш мир — это мир запретов: здесь нельзя, здесь бог запретил. Мой мир — это мир свободных людей. Мир свободных индивидуальностей, без бога… Мне смешно слушать, когда люди в ХХI веке верят в ходячих мертвяков. Христос встал с креста, пошел куда-то там»… Что же за явление вытащил на всеобщее обозрение журналист Александр Минкин? Чем оно опасно для нашего и без того нездорового общества? Об этом — наша беседа с коллегой.
— Мне отвратительны высказывания этого Никонова, — говорит Минкин. — Но пришлось цитировать. Это — его текст, его слова. А если бы я просто пересказывал, то читатели просто не поверили, что человеческое существо может так думать и говорить. И не я такого собеседника искал, а журнал «Огонек», где Никонов работает редактором отдела «Государство и мы», пригласил на так называемую дискуссию, чтобы «схлестнуться» по поводу моих выступлений о необходимости моральной цензуры в СМИ. Меня удивило, что «Огонек» напечатал нашу беседу, а в «МК» опубликовали сокращенный вариант. До этой встречи я и не подозревал, что в журнале «Огонек» есть такой сотрудник, поскольку журнал давно не читаю. — Знаете, когда я пыталась вникнуть в ваш диалог, то больше всего поражало, что такие мысли тиражируются, причем не как образец морального уродства и угрозы для общества, с четкими комментариями, как это сделали вы в «МК». Нет, в самом журнале эти и многие другие сочинения Никонова подаются броско, ярко — и в виде установочных статей. Он пытается влиять на общество, внедрять свои правила поведения и мышления… И — не встречает отпора. Вы дали ему бой. Какая реакция? — Меня вообще огорчает и шокирует исчезновение общественного интереса к жизненно важным вещам. Что же это такое, если на подобные «откровения» Никонова откликается только одна газета — «Советская Россия»? И больше никто — болото! Никто или почти никто уже не пишет о базовых вещах — что такое хорошо и что такое плохо. Про мебельные магазины «Три кита» или «Гранд» — непрерывно, про реформу РАО ЕЭС — сколько угодно! — По-моему, эта реформа и есть самая базовая вещь, как и реформа ЖКХ и многое другое, что проделывает нынешнее правительство. — Нет, с моей точки зрения, это следствие. Это все-таки материальный мир. А существует духовный мир человека? Судя по прессе, его вообще уже нет. Исчез. В сознание людей активно внедряется интерес только к телу со всеми его потребностями — от еды до секса и проч. На все случаи есть кремы, таблетки, приборы, одежда, автомобили — все, что угодно! Только потребляй, только не задумывайся. Существуют только животные потребности, и только животные потребности обсуждаются. Такие, как тепло и зарплата, в том числе… — Простите, Александр, но есть разница между потребностями особи, выбирающей очередной суперкрем для ублажения своего туловища, и необходимостью бороться за выживание без зарплаты, в замороженной квартире. Вы же сами говорите об этом Никонову. Вам не кажется, что необходимость выживать, бороться за биологическое существование для огромной части общества — это и есть так называемый русский проект? Понимаете, одни заняты удовлетворением своих гипертрофированных животных потребностей, другие — элементарным выживанием. И все озабочены и не думают о том, что такое хорошо и что такое плохо! — Чем больше человеку требуется сил на то, чтобы выжить в многочасовых очередях, при отключенных батареях, тем меньше у него остается сил на мысли. Отсутствие в обществе интереса к самому себе, к своим важнейшим нравственным проблемам — вот что ужасно. Раньше, если «Литературка» напечатала какой-то очерк, все общество его обсуждает. Сегодня любая попытка всколыхнуть власть и общество обречена на провал… Вы знаете, сколько раз я критиковал Зюганова или фракцию КПРФ за их бюджетное несогласие в Госдуме. Ни разу за самую резкую критику я не услышал от него, что это проплаченная критика, что мне это кто-то заказал. Но стоит мне написать о Чубайсе, Немцове, Гайдаре, как они тут же кричат, что это я сделал за деньги. — Как вы для себя это объясняете? — Немцов убежден, что его критиковать могут только за деньги, что он сам по себе критики не заслуживает. — Неужели вы думаете, что он в самом деле считает себя непогрешимым? Это же болезнь, ущербность сознания — думать о себе, что ты непогрешим! — Скорее всего, он боится критики, ему нечего возразить на нее. Поэтому уходит от ответа: мол, зачем отвечать на «платную» критику? Она же необъективная, если за деньги. Это способ опорочить критика, не отвечая по существу. — Или — он в принципе не представляет себе, что можно что-то сделать не за деньги, по убеждению. — Вот! Это не только Немцов, это все ему подобные — они совершенно точно не допускают, что у человека могут быть убеждения. Если кто-то что-то высказывает, значит, у него есть материальный интерес. И они узаконили это свое представление о человеке. Эта идеология утверждается в законах, формирующих сами основы нашего общества, — в законе о выборах, и федеральных, и региональных, так и сказано, что вся агитация должна оплачиваться из выборного фонда. Как это так? А если у меня есть убеждения, не важно, за Зюганова я агитирую или за Явлинского, почему я не могу их высказать свободно, без предоплаты, без торга? А эти отказывают нам в праве иметь убеждения. Хотя они по конституции нам гарантированы. Ведь и Вешняков, председатель Центризбиркома, отказал мне в праве на убеждения, подав на меня в суд в свое время. Я этот суд выиграл, но ведь ничего не изменилось в системе! Право на убеждения я считаю базовой позицией в обществе. Не отстоит оно это право — не будет вообще никакой перспективы, а не то что тепла в квартирах или нормальной зарплаты вовремя. Только убеждения позволяют понять, почему все так плохо. А хорошо может быть только в обществе, где нравственность защищена. Но а скотская идеология не позволит поднять голову от корыта. — Вернемся к вашей схватке… Разумеется, какой-то сотрудник какого-то журнала неспособен перевоспитать на свой вкус миллионы людей, тем более что и тираж-то у журнала маленький. Хотя такие амбиции просматриваются. Но логика у него хромает именно потому, что он рассуждает безнравственно. А он даже не понимает этого. Но дело вовсе не в нем. Дело в том, что подобные никоновы хотят контролировать атмосферу в обществе. Им крайне невыгодно, когда известный журналист из либеральной газеты, к мнению которого прислушиваются, шагает не в ногу с ними. Своими публикациями в защиту моральной цензуры вы разрушаете столь тщательно культивируемое пространство бездуховности, морального уничтожения общества. — Сам по себе этот субъект ничего не стоит. Но он — носитель определенной идеологии. Именно в этом я убеждал главного редактора своей газеты, когда возникли сомнения: стоит ли вообще публиковать этот материал. Никонов — пешка. Я воюю не с унтером, а с фашизмом. И легко доказать, что это — фашизм. Вот у него есть фраза: только один старик умер от холода, и вся пресса об этом трубит. Во-первых, умер-то далеко не один, но даже если бы и один — тебе мало? Это же безумие, чтобы в богатой стране ветеран Великой Отечественной войны примерз к полу, умер от холода! Ветеран, которого до самой смерти должны носить на руках. Он воевал с фашизмом, а погиб, как в концлагере! Во-вторых, мы же не знаем, сколько людей тяжело заболели и умерли от воспаления легких. Отчего они заболели? Оттого, что отключили тепло! Но ведь в истории болезни этого не напишут. Это — социальный, политический диагноз, а не медицинский. Абсолютно бесчеловечная система совершенно соответствует гайдаровско-чубайсовско-коховскому отношению к людям. Для них люди — мусор, который должен сгореть в топке их реформ. — Прочитав вашу публикацию, я сначала решила, что это все-таки был какой-то неумный кураж с его стороны, попытка эпатировать. — Да, у многих читателей возникло чувство, что он меня эпатирует. Но это не так. Нормальное дело в журналистике — острые, неудобные вопросы. Если бы Селезнева спросили в прямом эфире, почему он так не любит Путина, это была бы провокация, и Селезнев бы подскочил, как укушенный, стал бы размахивать руками, оправдываться, волноваться. Это примитивный пример, но он выражает смысл такого профессионального приема. Но если некто, желая спровоцировать, плюет в лицо, то это не журналистская провокация, а негодяйская. Тут бесполезно вскрикивать: «Вы не правы». Другие его публикации такого же сорта. Когда я прочел распечатку своей беседы с ним, опубликованную в журнале, то позвонил главному редактору и спросил: «Ты его еще не уволил?» — «Он талантливый журналист», — был ответ. Что ж, бывают талантливые негодяи. — А знаете, Никонов не всегда так хамит. Вот мне попалась на глаза его беседа с бывшим советником Ельцина «добрым дедушкой» Бернштамом, который дает рецепты вывода России из кризиса. Особенно поразило, что этот доктор экономики, перед которым Никонов просто лакейски угодничает, советует вообще прекратить выпускать в России такую технику, как комбайн, например. Дескать, дорого это обходится вашей экономике, проще и выгодней отдавать сырье на Запад, а безработным выплачивать какую-то сумму на поддержание жизни. При этом даже речь не идет о каком-то прожиточном минимуме — чисто арифметические подсчеты. Но и это не главное. Главное в том, что человек не должен чувствовать себя работником, созидателем. Он будет получать свою миску баланды, как в концлагере, и все! — Да, это коховская позиция. Этому теперь обучают в высшей школе экономики. Я публиковал интервью с бакалаврами этой школы и не случайно назвал их молодыми людоедами. Обратите внимание: в человеческие отбросы у Никонова попали не наркоманы, не убийцы, а люди важнейших во всем мире профессий: медсестра, слесарь завода… Этому типу завод комбайнов в России не нужен. А вот слесарь автосервиса, где он ремонтирует свою машину, в этот список не попал — он нужен для их обслуживания. Они готовы все подчинить своим потребностям, высмеять все, что свято. — Мне они напоминают терминаторов из фантастических фильмов. Человеческое обличье вроде, а внутри — проводки и трубочки. При этом они энергичны, напористы, агрессивны. Они наступают. — Точно. Эти — чужие. Внешне — люди, но внутри у них все другое. Естественная реакция на чужого в каждом человеке присутствует, и то, что в нашем обществе этого нет, страшно. Мне кажется, что нормальные люди должны иметь такой иммунитет. — В обществе такая реакция есть у очень многих. Но, во-первых, люди, обладающие ею, «Огонек» не читают, а во-вторых, и это главное, здоровая реакция отторжения чуждого подавляется, для ее проявления нет возможностей. Вы же сами говорите, что, кроме нашей газеты, никто не откликается на ваши, действительно, крайне важные для общества публикации — о судебном процессе с ЦИКой, и о молодых людоедах, и вот об этом примате. Умолчание — тоже один из приемов ведения информационной войны на территории России… И любое инакомыслие подавляется, как огневая точка врага на поле боя. — Я не считаю этих типов наемниками ЦРУ. Они уверены, что действуют по собственным убеждениям. Настоящий агент отлично осознает, на кого он работает. Он разрушает сознательно. Есть люди, которые это понимают, только скрывают это изо всех сил. Вот эта парочка Гайдар—Чубайс, будь они честными и увидев, чем оборачиваются их действия, которые они называют реформами, они бы просто остановились. Сказали бы: не туда идем! Даже через три месяца это можно было понять. Но уже прошло десять лет, а они все продолжают свои реформы. Когда результаты так очевидны, когда ясно уже всем, что происходит только ухудшение, но ты не останавливаешься, то ты поступаешь вполне сознательно. Невозможно больше верить, что они делают это по ошибке или что когда-то эти «временные трудности» приведут к процветанию. Если врач понял, что он применяет не то лекарство, и видит, что наступает ухудшение, он должен пересмотреть систему лечения. Если же он видит, что больному все хуже, но продолжает давать ему то же лекарство, он — убийца. Действия реформаторов никак иначе нельзя истолковать, кроме как сознательные губительные действия. — Вот все и сложилось. Никонов просто высказывает их идеологию своим не всегда печатным словом. Для них народ — это люди низовых профессий, которым определено или обслуживать их, в том числе и в качестве электората, или подыхать. Такие идеологи создают комфортные условия для Чубайса—Гайдара. И он — винтик в проекте. На нем меньше ответственности, поэтому он и ведет себя заносчиво, глупо. — Он откровенен от глупости. Все, что они думают, он несет в открытую. Он мне напомнил Яшу из «Вишневого сада» — лакея, который все время хочет в Париж — «там хорошо, а здесь невежество». А Фирсу, старому слуге, говорит: «Хоть бы ты скорее подох». Когда никто не слышит! Потому что боится, что господа накажут. Этот не боится. Считает себя защищенным. Я в своей газете цитировал еще одну его статью. Передовую статью журнала «Огонек», где звучит прямой призыв: «Патронов не жалеть!» Их, мол, за годы Советской власти наделали миллиарды! Присоединяясь к мнению своего отца, Никонов открыто призывал стрелять в толпу разбушевавшихся футбольных фанатиков в Москве летом прошлого года. Да, они поколотили машины, стекла. Да, они пьяные хулиганы. Но стрелять даже по ним недопустимо, тем более — по толпе, когда с гарантией убьешь невинных! — Но эта хулиганская модель поведения создана информационным полем, в котором они живут. Более того, даже перед началом матча как раз и показывали на табло, как другие фанаты громят машины. Эти хулиганы — результат социальных условий, неравных возможностей в обществе, они — дети Гайдара, а в той конкретной ситуации были разогреты до буйства фашиствующей идеологией: все можно! — Вот это меня заставляет вновь и вновь обращаться к самой разной аудитории: читателям вашей газеты, «Московского комсомольца». Других возможностей сегодня просто нет. У нас есть свобода рекламы, свобода растления (тот же Никонов говорит, что имеет право предложить наркотик 18-летнему человеку!), свобода считать исполнение закона «сотым делом» — Никонов об этом прямо говорит… Я абсолютно уверен в необходимости моральной цензуры. Она оговорена в важнейших международных актах, которые подписаны Россией. Свобода средств массовой информации во всем мире ограничена моральной цензурой. Я не говорю про тоталитарные режимы, или, скажем, исламские страны, где цензурой является уже сам по себе ислам. Но я говорю о так называемых либеральных странах. В Лондоне, в Гайд-парке исламисты проводят свои митинги и кричат «Аллах акбар!» — никто их не разгоняет. В Германии маршируют «зеленые» — никто их не трогает. В Америке бушуют огромные демонстрации против войны — всего 16 человек задержала полиция из сотен тысяч. Повсюду политическая свобода — неотъемлемая часть общества. Но показать по ТВ то, что показывают у нас, там абсолютно невозможно. Мир научился различать свободу политическую и моральную. У нас безнаказанно оскорбляют миллионы верующих — и ничего! Возмутителен не атеизм Никонова, а его безграничный цинизм. Как можно так оскорблять чувства верующих, говоря, что какой-то мертвяк встал с креста и пошел! Музыка может быть истолкована как угодно. Для кого-то Вагнер — певец мужества, для кого-то — фашизма. Но слова-то однозначны. Их нельзя истолковать иначе, кроме как наглое оскорбление чувств верующих людей. Сегодня в обществе очень высока потребность в цензуре, моральной цензуре. Люди уже кричат: «Защитите нас от этого безобразия»! Используя эти умонастроения, власть вполне может узаконить цензуру политическую, что совершенно недопустимо. Не так давно Шендерович на ТВ ерничал по поводу теракта на Дубровке. Когда его справедливо одернули, начался крик: свободу слова зажимают! Но человек, его чувства, его нравственность важнее, первее такой свободы слова! — Да вы, Александр, рассуждаете, прямо как идеолог сталинских времен! — Нет, не так. В сталинской конституции были свобода слова и свобода собраний! А на деле их не было абсолютно! Я знаю ваши взгляды, поэтому вы, Жанна, потерпите, не надо сразу кричать «За Родину, за Сталина!». — Я потерплю, не волнуйтесь. Придет время, и вы закричите… — За Сталина? — Не будем забывать, что покончил с фашизмом советский народ во главе со Сталиным. — Немцы под руководством бесноватого фюрера потеряли 5 миллионов человек, а мы под руководством гения — 30 миллионов! — Тут мы не переубедим друг друга, хочу только ответить словами Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»… — Я уважаю ваши убеждения и надеюсь, что вы уважаете мои. Поэтому не будем втягиваться в дискуссию. Я воюю против бесчеловечности. — Именно это и делает нас не противниками, но союзниками, хоть мы и политические оппоненты. Однако есть вещи, которые равно неприемлемы для нас обоих... — Не в этом Никонове дело. Беда в том, что они чувствуют себя правыми в своих взглядах и в том, что действуют безнаказанно. Если бы они чувствовали общественный протест, они бы этого не напечатали… — Нет, они бы не напечатали в том случае, если бы чувствовали, что есть закон, который запрещает распространение фашистской идеологии, и им придется отвечать за это. Если бы они чувствовали, что власть их за это по головке не погладит, они бы тоже не напечатали. Но вы посмотрите: они загородились властными фигурами: кто на недавнем юбилее у «Огонька»? Вот — Кириенко-полпред, вот — Ходырев-губернатор с дочкой…Надо же! А тут написано, что жена… Ну, да не в этом дело. Кто еще там? А, вот управделами президентской администрации, артисты, которые на телеэкране постоянно нам мозги полощут своими пошлыми хохмами… Вот — все они здесь, в гостях у «Огонька». Представители власти, властители дум. Значит, они выражают точку зрения этих людей, они — единомышленники. Поэтому и исполнение закона для них — дело сотое… — Это диагноз: «Нравственное помешательство». Такая статья была в медицинской энциклопедии начала ХХ века. Болезнь считалась неизлечимой. Вылечились? Или безумие стало нормой? — Знаете, Александр, мне не хотелось бы заканчивать наш разговор на этой безнадежной ноте. Вы работаете на своем фланге сопротивления угрозе фашизма в России, я — на своем. Наши фланги отличаются идеологически, но ведь это для нас с вами и наших читателей, может быть. Но — не для наших общих противников. Им важно подавить все, что сопротивляется, мыслит, верует, чувствует, — не важно, «зюгановец» вы или либерал-«яблочник». Так вот, обнадеживает меня, что граждан, не приемлющих в принципе человеконенавистническую идеологию, в нашем обществе несоизмеримо больше. Важно, чтобы они обрели уверенность и активность. Поэтому давайте так и назовем нашу беседу: «Бей фашизм — спасай Россию!». Жанна КАСЬЯНЕНКО.
|