Все в последние месяцы для него совпало так, что нельзя не сказать об этом человеке и его месте в сегодняшней нашей жизни, в нашей истории.

     Юрий Бондарев. Писатель. Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской и Государственных премий. А еще — солдат Сталинграда.

     ВОТ он, первый и главный повод, чтобы всем нам обратить в эти дни благодарное свое внимание к выдающемуся современнику: Сталинград, 60-летие величайшей битвы за Родину, которое мы отмечаем.

     Поистине знаменательно, что два старейших и крупнейших из живущих сегодня русских писателей крещены в огненной сталинградской купели.

     Михаил Николаевич Алексеев был политруком, и его впечатления той роковой поры отлились в очень личной книге «Мой Сталинград» — художественном документе, имеющем силу исповеди.

     Юрий Васильевич Бондарев был бойцом-артиллеристом, и схватка с танковой армадой фельдмаршала Манштейна, рвавшейся вызволить из окружения армию Паулюса, навсегда запечатлена в потрясающем романе «Горячий снег».

     Конечно, коли Бог дал им талант, они не могли не написать о том, что тогда пережили. Но Сталинград для них — не только в конкретных книгах. Нет, больше, гораздо больше! Он во многом определил их характер и всю последующую биографию.

     Именно об этом думал я в связи с замечательными событиями, которые недавно одно за другим произошли в жизни Юрия Бондарева, наверное, не случайно совпав с юбилеем Сталинградской битвы.

     События вот какие.

     Первое: в Московском государственном открытом педагогическом университете имени М.А. Шолохова создан Музей писателя Ю.В. Бондарева.

     Второе: Юрию Васильевичу вручена литературная премия имени Александра Невского «России верные сыны». Как сказано в решении о ее присуждении, «за мужественную гражданскую позицию, честь и достоинство, проявленные на протяжении всей творческой жизни».

     Есть ли связь между этими событиями и лютой сталинградской зимой сорок второго — сорок третьего годов, когда вместе с товарищами насмерть стоял восемнадцатилетний сержант Бондарев?

     Безусловно!

     ИНИЦИАТОРОМ создания бондаревского музея стал ректор МГОПУ Юрий Георгиевич Круглов. Профессор, доктор филологических наук, он прекрасно понимает выдающееся значение творчества Юрия Бондарева в отечественной и мировой литературе. Совершенно правомерно видит в нем достойнейшего ученика и продолжателя дела Михаила Шолохова, чье имя носит возглавляемый им университет. Потому вслед за шолоховским классом-музеем, где собран был большой и разнообразный учебно-воспитательный материал, возникла идея собрать и представить для нынешних студентов, для будущих поколений документы, характеризующие еще одного мастера русского слова.

     Но ведь русский писатель творит не в башне из слоновой кости. Недаром же со школьных времен, с первых уроков литературы привыкаем мы к слитному употреблению двух этих понятий — жизнь и творчество. Естественно, в классе-музее Юрия Бондарева одно от другого тоже не отделить. И, знакомясь с рукописями мастера, с черновиками, вводящими в лабораторию напряженнейшего, взыскательного, самоистязательного труда, любой посетитель этого музея, а юный — особенно, должен обязательно задаться вопросами: ну а во имя чего такой труд? Чему он служит и чем продиктован?

     Чтобы ответить по существу, надо с пристальной обстоятельностью пройтись по вехам жизненного пути автора, чьи произведения, созданные в разные годы, прочно вошли в нашу жизнь.

     Ярко, с героическим и трагическим отблеском, сразу вспыхнет опять это слово: «Сталинград».

     После церемонии открытия музея, когда уже Юрий Васильевич выступил перед студентами и преподавателями с глубокой речью о призвании писателя и когда в плотном окружении молодежи двинулись мы медленно от стенда к стенду, самая продолжительная остановка произошла возле раздела, посвященного Великой Отечественной войне. Несколько отрешенно, весь в себе, глядел он на предметы далекого военного быта, которые словно не только из другого времени, но из какого-то иного мира попали сюда, в этот стерильно чистый и светлый, торжественный зал. А я спросил его:

     — Юрий Васильевич, если сказать совсем коротко, что значил для вас Сталинград?

     — В боях под Сталинградом кончилась моя юность. Там я почувствовал себя взрослым.

     Между тем, подумалось, ему не было еще и девятнадцати!..

     «Я ДО СИХ ПОР помню остроту тех декабрьских холодов под Сталинградом, когда все сверкало, все скрипело, все металлически звенело от жестокого мороза: снег под валенками, под колесами орудий, толсто заиндевевшие ремни и портупеи на шинелях.

     А мы шли, почти без остановок, без привалов...»

     Это — из его очерка «Память Сталинграда», который я увидел на музейном стенде и который заговорил с такой пронзительностью, живо перенося в атмосферу той ледяной и пламенной зимы в присталинградских степях.

     «Наши лица в обмерзших подшлемниках почернели от сухих метелей, от ледяных ветров, беспрестанно прожигающих степные просторы.

     Мы торопливо шли и дыханием пытались согреть примерзавшие к оружию руки.

     Потом уж, на огневых позициях, мы научились согревать руки о горячие стреляные гильзы...»

     Откуда же и куда они шли? И почему так торопились?

     «На рассвете 12 декабря, создав трехкратный перевес на узком участке вдоль железной дороги Тихорецкая—Котельниково—Сталинград, Манштейн нанес удар встык двух армий Сталинградского фронта. Танки устремились в прорыв и к 15 декабря вышли на берег реки Аксай. За три дня беспрерывных атак они продвинулись на сорок пять километров.

     Нашей разведкой были перехвачены незашифрованные радиограммы в штаб Паулюсу: «Держитесь. Освобождение близко. Мы придем!»

     Вот когда, в те критические дни декабря, северо-западнее Сталинграда на степных полустанках начала выгружаться подошедшая из резерва Ставки 2-я гвардейская армия генерала Малиновского, в составе которой был сержант Бондарев. Стремительным маршем двинулась она к рубежу реки Мышкова.

     «Армия Малиновского и танковые дивизии Манштейна с одинаковым упорством двигались к этому естественному рубежу, и от того, кто первым успеет к реке Мышкова, зависело многое, если не все, — напишет позже Юрий Бондарев, вспоминая те дни. — Действия вражеской и нашей сторон напоминали как бы чаши весов, на которые были положены все возможности в сложившихся обстоятельствах».

     И вот они сошлись, враги и наши. И грянул бой.

     «...Я хорошо помню неистовые бомбежки, когда небо чернотой соединялось с землей. И эти песочного цвета стада танков в снежной степи, ползущие на наши батареи.

     Я помню раскаленные стволы орудий. Непрерывный гром выстрелов, скрежет, лязг гусениц. Распахнутые телогрейки солдат, мелькающие со снарядами руки заряжающих, черный от копоти пот на лицах наводчиков. Черно-белые смерчи взрывов.

     Да, тогда так было».

     Он написал все это, вспоминая, а потом заключил:

     «Манштейн не выручил Паулюса. И не потому, что не хватило у него тевтонской наглости, фельдмаршальского честолюбия. У него всего этого было предостаточно.

     Мы, советские солдаты, или, как нас потом в народе называли, сталинградцы, не позволили, не дали ударной группе Манштейна перевесить чашу весов под Сталинградом в пользу немецкой стороны».

     А поражение немцев под Сталинградом, как очень точно скажет он, большой русский, советский писатель и отважный боец-сталинградец, «стало символическим могильным крестом, замаячившим над ореолом непобедимости фашистской Германии».

     ДА, советские воины не дали тогда мощному и смертельно опасному врагу перевесить судьбоносную чашу весов. Как это было, должны знать грядущие поколения, и Музей Юрия Бондарева поможет им в этом.

     Но грядущие поколения должны знать и другое! Как почти полвека спустя после исторической Сталинградской победы, казалось бы, навсегда поверженный враг незаметно и коварно перешел в наступление, повергнув на этот раз наше Отечество в небывалую, невиданную и неслыханную беду.

     Конечно, удалось такое из-за предательства в наших штабах. В самом высшем командовании, что исключено было, когда Верховным был Сталин. Но сказались и совершенно новые методы войны, когда враг и его действия далеко не всегда видны. Сказались утрата бдительности, чрезмерная доверчивость, а порой и просто малодушие или прямое шкурничество, как говорили во время Великой Отечественной. Увы, шкурничество, то есть забота лишь о себе и никак не о Родине, приобрело в изменившихся условиях и среди окружившего нас «общества потребления» чрезвычайно широкий масштаб.

     Горько, больно это сознавать, но шкурниками проявили себя даже те, от кого вроде бы ничего подобного невозможно было ожидать. Тем выше поднялись и благородным светом останутся в исторической памяти образцы истинного патриотизма, самоотверженности, стойкости. Такие, как Юрий Бондарев.

     Он был и остался сталинградцем. Он стоит неколебимо, защищая Родину, как стоял там, в жгучей степи под Сталинградом, 60 лет назад — раненный, но не отступивший.

     Одним из первых коммунист-фронтовик Бондарев распознал губительный смысл горбачевской «перестройки» и прямо сказал об этом с трибуны Всесоюзной партийной конференции.

     Решительно подписал вместе с другими настоящими патриотами «Слово к народу», тревожным набатом прозвучавшее со страниц «Советской России», когда враг, наглея все больше, вгрызался в горло нашей Отчизны.

     Не принял августовский «триумф» 1991-го.

     Был среди добровольцев сопротивления в октябре 1993-го.

     С негодованием и высоким достоинством отверг предложенный Ельциным к юбилею орден.

     Не такая награда под стать патриоту, если патриотизм не на словах, а на деле!

     Награда ему — признание народное. Этим признанием и любовью проникнуты читательские письма, которые, несмотря на развал в стране, на созданный вокруг писателя властью и ее прислужниками информационный вакуум, продолжают идти к Юрию Васильевичу как крепкие товарищеские рукопожатия со всей России. Особенно после выхода в свет его романа «Бермудский треугольник», посвященного трагедии 1993 года.

     Вот и эта премия — «России верные сыны», подоспевшая к юбилейным сталинградским дням (не от власти, разумеется, а от читателей и коллег-писателей!), справедливо венчает неустанные сыновние труды во имя матери-Родины. Той самой, чей символ величественной фигурой возвышается на Мамаевом кургане в Сталинграде.

     — Я защищал Сталинград, а не Волгоград, — заявил еще давно и вполне откровенно солдат-ветеран Юрий Бондарев, не обращая внимания на яростную травлю в свой адрес, подчеркивая неколебимую свою верность славной истории Отечества.

     Он верен ей и сегодня. Для многих — вдохновляющий пример! Поэт Егор Исаев, тоже фронтовик и младший сотоварищ, с полным сердечным основанием посвятил недавно Юрию Васильевичу стихи, в которых выражена душа самых лучших, самых мужественных, самых верных из фронтового поколения:

     То донимает боль в спине,
     То барахлит сердчишко...
     Держись! Ты дед по седине,
     А по душе — мальчишка.

     Давно остыл последний бой
     В развалинах рейхстага,
     А честь бойца — всегда с тобой,
     С тобой — твоя присяга.

     Живи, солдат, пока живой,
     Не остывай на марше.
     Салют тебе, наш рядовой!
     Ура тебе, наш маршал!

     Скажем и мы от всей души: многая лета отважному защитнику Отечества!

     НА СНИМКАХ: стенд Музея писателя Ю.В. Бондарева, посвященный Великой Отечественной войне; сержант Юрий Бондарев в 1943-м; перед вручением премии «России верные сыны» Юрий Васильевич с поэтом Е. Юшиным (слева) и прозаиком Ю. Козловым.

     Фото П. Кривцова и В. Голубева.

  Виктор КОЖЕМЯКО.