|
||
Еще нам далеко до цели,
Поэт Федор Иванович Тютчев — главный юбиляр наступившего 2003 года, которому исполнится в декабре 200 лет, приветствовал этими суровыми, чеканными строками рождение 1856 года. Напомним читателям, что в сентябре уходящего тогда 1855 года, в День Бородина, французские войска начали штурм Малахова кургана, и 8 сентября защитники оставили Севастополь. На Россию и вступившего на престол Александра II пал позор поражения в Крымской войне. Родившийся в железной колыбели год принес тяжкий Парижский мир, по которому Россия утратила Молдавию, Карс и устье Дуная, а также лишилась права держать военный флот на Черном море. Однако в день подписания горького мира Александр II произнес речь перед предводителями московского дворянства о назревшей необходимости отмены крепостного права, Министерство иностранных дел возглавил выдающийся дипломат А.М. Горчаков, на Черном море началось коммерческое пароходство, патриот П.М. Третьяков основал свою галерею русского искусства, а ученый П.П. Семенов предпринял Тянь-Шаньскую экспедицию, расширяя границы изучения державы. Россия начала возрождение не на словах, а на деле. Ныне все эти земли снова потеряны, но на фоне унижения, прозябания и бодрых рапортов правительства — прорывов не предвидится. Что сулит нам родившийся в железной колыбели дивизий НАТО, в громах баз и авианосцев США, искореженных взрывом машин и стальных конструкций Дома правительства в Грозном наступивший 2003 год? Тревожная загадка... Открывая стихами гениального поэта и дипломата-славянофила Тютчева первую страницу месяцеслова, хочу взять его в постоянные спутники и советчики на будущих дорогах, в спорах и раздумьях о судьбе Родины. В доспехи веры грудь одень,
Высокое и трудное, почти неподъемное для нас напутствие нестареющего поэта! Но наши гении мельче и мутнее — не зачерпывали.
Перед Новым годом, как заведено, президент Путин выступил по телевидению с поздравлением российскому народу. Перед этим на экранах долго сверкал зубами вездесущий Максим Галкин, пародируя всех, и президента тоже. Время шло, внучка Оля, дожидающаяся прихода Деда Мороза с подарками, говорила: «Уже двенадцать настает, а никто не поздравляет. Может, он по другой программе?». — Нет, он — по всем будет. И вот Путин появился в модном черном пальто на морозе под елкой и произнес отрывисто сверхкраткую, весьма невыразительную речь. Она совершенно не запомнилась ни содержанием, ни теплой интонацией. Минувший трагический год он охарактеризовал так: «У каждого из нас этот год сложился по-разному». Еще бы! — кто «Славнефть» по дешевке купил, а кто заживо оледенел в Усть-Куте или замерзает в больнице Валдая — у всех по-разному. И пропасть увеличивается... По данным Мосгоркомстата, децильный коэффициент в столице — разница в доходах 10 процентов самых богатых (официальных доходах!) и 10 процентов самых бедных — составил 35, а в Германии, любимой семьей Путиных, доходы различаются только в 5 раз. По данным Центра международных исследований (ИСОМАР), 63 процента назвали уходящий год тяжелым, и только 3 процента — хорошим. По данным Всероссийского опроса ФОМ, 55 процентов заявили, что 2002 год был в целом хуже предыдущего, и лишь 13 процентов — лучше. Разные формулировки, смысловые оттенки, но ведь президенту должна быть известна однозначная народная оценка уходящего года. Что же он не попытался объясниться, сгладить, обнадежить? Поразительная черствость! В 2000 году Владимир Путин еще входил в роль отца нации и позволял себе проявить сочувствие, напомнив, что «в эту праздничную ночь не у всех богатый стол... И мы должны помнить об этом». А теперь что ж, забыли? Богатых столов ну никак не прибавилось, несмотря на самодовольно озвученные улыбающимся Касьяновым цифры: доход россиян поднялся на 8 процентов. Но ведь перед этим сказано, что инфляция составила 15 процентов вместо запланированных 12 процентов, а мы знаем по ценам, что — больше, да еще навалились скакнувшие тарифы на коммунальные услуги, проезд в Москве и других городах на 40 процентов стал дороже, а в январе и железнодорожные билеты подорожали по какой-то хитрой сезонной шкале. Как ни жонглируют цифрами — обманут. Пошел брать билет в Старую Руссу — содрали 100 рублей (20 процентов стоимости!) за предварительную продажу без указания на билете и даже без квитанции. Стал в пустом здании вокзала брать обратный билет — уже на 98 рублей дороже, чем туда! А когда и вовсе приватизируют перевозки? В рождественские каникулы президент снова не сходил с экранов то в горнолыжном костюме, то при галстуке. Первые скудные заявления Путина показали, что так называемые либеральные реформы во что бы то ни стало и воспитание сопутствующего менталитета — его главная забота. В Башкирском техническом университете на вопрос, как нужно воспитывать молодежь? — ответил: «В первую очередь надо воспитывать в молодежи независимость и чувство свободы». Ну, с независимостью от всего, включая армию и долг перед ближними, со свободой до отвязанности — у нас просто блеск! Правда, корреспондент вякнул, что потом «много говорили о патриотизме». Не слышал. То ли из репортажа «свободные» СМИ выкинули, то ли не так убедительно сказал. На встрече с губернатором Челябинской области Путин вдруг сделал, словно какой-нибудь Греф или Гайдар, особый упор на малое предпринимательство, посоветовал продумать и проанализировать для правительства необходимые меры по дальнейшему процветанию этой побочной для Южного Урала спекулятивной деятельности, будто нет на этой земле ни легендарной Магнитки, ни славного Челябинского тракторного, ни могучих оборонных предприятий Миасса. Для работы над незаконченным романом «Черная металлургия» Александр Фадеев поехал именно в Челябинск, представляю, как вдохновился бы он сегодня, услышав, что малые предприятия дают уже «не пять, а целых десять процентов» в скукожившийся бюджет области. Скоро он может стать еще меньше. Путин потребовал у послушной Думы срочно принять закон о местном самоуправлении. По нему можно будет обанкротить неугодную область, сместить непослушного губернатора, назначить временную администрацию. Все это запросто сделает не избираемая никем неконституционная администрация ельцинской эпохи. Просто «расцвет демократии»! Ну и мифического земства, о котором так много твердил с надеждой Солженицын. И тут не угадал, бедняга. Здоровья ему после сердечного криза перед Новым годом! И пусть поменьше переживает, смирившись с тем, что никому-то из нынешних правителей его труды и советы не нужны.
Морозы грянули в январе крутые, давненько Дед Мороз не проверял так строго на вшивость нашу исполнительную власть, коммунальные службы, ратующие за 100-процентную оплату без всяких расчетов и гарантий. Вот перешли бы, и что? Карелия не замерзла бы? Смешно даже думать, настолько все прогнило и устарело за годы «реформ» без всяких вложений. Тут нужны радикальные меры! Помните, смелый анекдот брежневских времен, когда сантехник в райкоме задумчиво говорит у радиатора: «Тут всю систему надо менять». Сегодня он звучит еще актуальнее! Президент не про закон о самоуправлении, а вернее, о самостийном управлении должен думать, а о том, как срочно вводить природную ренту, разумные налоги на сверхдоходы, как вернуть уплывающие капиталы и вложить их в социум. Пусть возьмет пример с друга Буша, который в течение июля минувшего года инициировал и подписал мгновенно принятый закон Сарбанеса — Окели, по которому за мошенничество с финансовыми документами и отчетностью грозит срок до 20 лет. И налоговые сборы сразу выросли, а ведь США смерть от мороза не грозит! В 1913 году в растущей и бойкой Москве было 1,5 миллиона жителей, на них приходилось 150 богаделен и несколько десятков ночлежек, описанных в пьесе «На дне». С тех пор количество жителей превысило 10,5 миллиона, а число бездомных выросло в геометрической прогрессии, составив сотни тысяч. К моменту написания этих заметок в Москве замерзли 282 человека, а по официальным данным и адресам, приведенным «РГ», на огромную столицу, где бомжи сидят и валяются по всем станциям метро и переходам, — всего 12 ночлежек. Присмотрелся, а там еще адреса Ленинского, Дмитровского и дальнего Ступинского района! Значит, это и на 7,5 миллиона жителей Подмосковья тоже? Да, ничего не скажешь — сильна социальная программа столичного региона, где элитные дома, шикарные офисы, пустые рестораны растут, как грибы... Не примет власть экстраординарные меры — вся Россия замерзнет, захлебнется, задохнется в дыму. И 10 человек, замерзших в столице прямо на рождественские праздники (пусть Задорнов или Жванецкий сочинят рождественскую сказочку с хорошим концом), и посиневшие новорожденные в древнем Валдае (пусть либералы перечитают повесть Радищева, главу «Валдай» — о таких муках там ни словечка) — это небесный знак, последнее предупреждение России, которая профукала, промотала все наследие державы и околевает над несметными запасами топлива ограбленной нищенкой на ледяном ветру полярных широт, «Норд-Оста», пролетающих горнолыжников, их охранников и «мерседесов». Экзаменатором мороз оказался сердобольным, отступил на много дней. Посреди Русской равнины при звуках капели сложились строки: Потеплело в Приильменье,
Значит, зиму пересилим,
Оттепель и прокремлевские фракции Думы вывели правительство Касьянова из-под удара трескучего мороза, но пробившееся солнышко окончательно высветило его бездарность и неспособность что-то изменить к лучшему даже при подарках судьбы и природы.
Начало выпуска массовых ежегодных календарей приходится на царствование Петра I. По настоянию императора и при его участии 8 января по новому стилю 1708 года, 295 лет назад, в Москве был напечатан первый гражданский календарь, уже не прерываемый до сего времени, выходящий в разных видах, включая этот месяцеслов. Небольшие по формату, в виде удлиненной по вертикали записной книжки петровские календари открыли собой целую область востребованной книжной и периодической продукции, рассказывающей читателям о религиозных и светских праздниках, явлениях природы, о болезнях и рецептах лечения, об астрологических предсказаниях. Последние публикации играли на народном суеверии, вступали в конфликт с Церковью. Недаром самый популярный календарь начала ХVIII столетия назывался «Брюсов календарь» — по имени попечителя и редактора издания, как сказали бы мы, «его превосходительства генерал-лейтенанта и кавалера Якова Вилимовича Брюса». Эта личность была овеяна легендами: кто-то почитал его как образованного человека, сподвижника Петра, ученого деятеля, а кто-то считал алхимиком, «колдуном с Сухаревой башни». Столетний календарь с предсказаниями, с «прогностиком» пользовался огромным спросом, действовал на народ завораживающе, но и позволял скептикам, тому же Фамусову в «Горе от ума» ворчать, что «все врут календари!». Все ли врут? Современные, печатаемые в коммерческих изданиях (исключая православные, некоторые исторические, литературные), почти сплошь лгут, завлекая читателей. Ну начать с того, что козами и козлоногими были переполнены все телеэкраны и иллюстрации, а по восточному, чуждому нам календарю Год овцы начнется только 1 февраля. Зачем фальстарты устраивать? Ну а самый врущий календарь — астрологический, по которому миллионам людей морочат головы, составляя бесчисленные гороскопы по знакам Зодиака. Ученые знают, что они давно «поехали», ибо точка, в которой Солнце осенью пересекает небесный экватор, называется осенним равноденствием, и астрологами по традиции обозначается зодиакальным знаком Весов. Но дело в том, что обозначение равноденствий, солнцестояний и знаков Зодиака вводились во времена расцвета астрологии в Вавилоне и Древней Греции 2100 лет назад. Тогда Солнце действительно проходило созвездие Весов в момент осеннего равноденствия. Однако теперь осенью Солнце находится в созвездии Девы. Каждый любитель гороскопов знает принципиальное отличие этих знаков: Дева — расчетливость, практицизм, придирчивость. Весы — миролюбие, откровенность, чувственность. Не утомляя астрономическими расчетами, «порадую» любителей гороскопов, что завершится цикл отставания Солнца от давно вычисленных знаков Зодиака через 25 700 лет. И все древние гороскопы, выученные и публикуемые в неимоверных количествах доморощенными астрологами, станут снова действительны. Ждите...
То, что творится на телеэкранах в последние годы в бесконечные праздничные дни, приличным словом назвать нельзя. Может быть, шабаш — самое мягкое. И дело уже даже не в профессиональном уровне программ, не в репертуаре, а в какой-то общей, как будто тщательно спланированной по всем каналам, оголтелой агрессивности, дьявольской режиссуре сборищ. Одни и те же лица и ужимки: одессит Жванецкий, Галкин (мама, как признался, тоже из Одессы), Кобзон, Лолита, Шифрин, Розенбаум, Долина, Киркоров — все в разных ролях, позах и видах. Самый точный облик — у Киркорова в антигоголевской версии «Вечеров на хуторе...» — черный плащ и красные рожки, ну и песня соответствующая: Я тебе еще раз повторяю,
Да, этот принцип возведен в абсолют: зачем думать о душе, о ее богатстве и ранимости, если все подчинено дьявольскому блеску золота? Ну и надо всем и поверх всех царит главная Солоха — сама Пугачева, чьи парики становятся все пышнее, а платьица — все короче, что при ее-то комплекции и впрямь похоже на хуторскую или местечковую моду. Однако Алла сомнения не ведает: Живи спокойно, страна,
Замерзающая и околпаченная страна, похоже, давно извинила такую нахрапистость, смирилась и криво усмехается на якобы смелые шутки Задорнова («Ну, американцы — тупые!») или на иссякающие подначки Жванецкого под искусственный или нервный хохот завсегдатаев «Огоньков». Один из поклонников оправдывал его хохмы так: «Он умеет формулировать — ведь это классика: если бы все на мине подорвались, но об этом можно только мечтать...». Да, это классика обывателя — подъелдыкивать за спиной, держать кукиш в кармане и прятаться за готовые штучки. Но Жванецкий устарел в самом юморном подходе. Вот он под восторги телетусовки шутит: «Если вы не видели, как женщина посреди гостиничного коридора готовится ко сну, вы не жили в СССР». Но как раз перед этим прошел рождественский репортаж из Дома ночного пребывания в Люблино на 420 мест, где одна несчастная мечтает в Новом году остаться тут на все ночи. Какие переполненные гостиницы при огромном количестве туристов, профсоюзных активистов, командированных! В Суздаль приедешь — пусто, потому что для большинства — немыслимо дорого. А вообще в России насчитали 4,5 миллиона бездомных — население иной европейской страны, а социальный министр Починок, чья жена предпочла другую «социалку» и рожала в США, приготовил им рождественский подарочек: законопроект, по которому лиц без определенного места жительства можно задерживать с нарушением конституции и сажать без суда на 15 суток. Так что о законности, гуманизме и гостиничном коридоре, как о золотом прошлом, еще не раз соотечественники вспомнят. Но Жванецкому плевать на них, он формулирует: «Да, много несчастных, но ведь есть и счастливые...». Глубоко и очень похоже на слова Путина, который тоже любит одессита и обласкал в юбилей, как никого: «У каждого из нас этот год сложился по-разному». Вот и шутят — по-разному, но в одном духе. О подлинно народной культуре рассказала только одна, новая для меня, программа «Версты» на ТВЦ. Даже не верилось, что телегруппа поехала на границу Смоленской области и Белоруссии, чтобы рассказать о жизни деревни Борисовка, о ее несгибаемых певуньях. В студии собралось немало заинтересованных людей — от бесхитростных носителей родной культуры, русской или мордовской, в старинных костюмах, и профессионалов Академического хора под руководством народного артиста СССР Николая Кутузова до тележурналистов и политиков. Последние были настроены наиболее мрачно, как выразился Воеводин: «Культура существует вопреки! Нравственность пала так, что судить о ней нельзя». Ох ты, как лихо! Но почему тогда поют и пляшут эти люди? Почему три сестры Зайцевы из Наро-Фоминска учатся в «Гнесинке», одна, Евгения, уже преподает в школе фольклор, другая, Юлия, заканчивает и мечтает тоже работать с детьми, а третья, Саша, говорит мне убежденно: «Даже если все петь народные песни перестанут, а я буду. Люблю!». Радиослушатели звонили в студию и говорили одно: «Спасибо, девочки, держитесь!» Приезжаю в древний Дмитров, там принялись сразу рассказывать о народных коллективах, о семейном ансамбле Лаврентьевых с молокозавода и с гордостью заявили: будем создавать фольклорный центр. Значит, бьют глубинные родники, жива душа народная, но ведь этого даже на канале «Культура» не покажут. Почему-то на гневный вопрос заведующей клубом из Рязани: доколе Дума будет принимать такой бюджет, по которому на культуру выделяется не 3 процента бюджета, как при Советской власти, а всего 0,3 процента? — отвечал вездесущий депутат и экстрасенс Черепков, но не руководители думского Комитета по культуре. Может быть, хоть бывший министр культуры Губенко сумел бы внятно поведать, почему не коммерческая, а подлинная культура должна существовать вопреки? Что надо сделать, чтобы не растлевать, а сберегать душу, даже если за ней — ни гроша? На Руси это признаком никчемности — «для чего нужна душа такая?» — никогда не являлось. А вот оголтелая бездуховность — презиралась.
Знаменитое название остроумной пьесы Шеридана неосмотрительно использовано в передаче двух дам на канале «Культура». Прием прост: перемывание косточек в присутствии гостя и молчаливой массовки, а потом — заушничание на кухне. Явись поумнее собеседник — будь то писатель Проханов или режиссер Хотиненко, — обнажается заданность программы и полная несостоятельность ведущих. Опытный демагог Хакамада вообще повернулась к зрителям и сказала правду: «Не верьте им — они все врут!». Живой декоративный фон вдруг взорвался аплодисментами. Январская программа, которую увидел случайно в Старой Руссе, окончательно открыла глаза на корень зла в «Школе злословия» благодаря двум потрясающим признаниям. Дуня Смирнова: «Мне трудно смириться с мыслью, что при Советской власти было хоть что-то лучше». Просто смешно это воспринимать, например, после неоднократных признаний Березовского, что в СССР была лучшая в мире система образования, да при том слышать на курорте «Старая Русса», который принимал в годы расцвета больных в два раза больше, чем сегодня. «А условия пребывания?» — вскрикнет небедная Дуня. Да, сервис растет, но количество страждущих — растет куда быстрее, им лишь бы попасть на волшебные воды и грязи. Скрутит ее, не дай Бог, — поймет. Ей тут же вторит Татьяна Толстая: «Я всю жизнь задыхалась от злобы к Советской власти». До сих пор дыханье сбито — потому и переходит умное злословие в скучное злопыхательство. Но не хочу даже обсуждать это непременное условие присутствия на нынешнем телеэкране — махровый антисоветизм. Патология неизлечима и вызывает сочувствие (всю жизнь задыхаться от злобы якобы верующему человеку — вот Господне наказание!), но просто поражает, что такое может быть возведено в доблесть и столь охотно тиражируемо. А по отношению к внучкам и стыд, и жалость испытываешь... Дед Дуси Смирновой — лауреат Ленинской премии Сергей Смирнов накануне 50-летия Великого Октября дважды посетил Старую Руссу, встречался с партизанами отряда, которым командовал И.И. Грозный, приходил на бензохранилище льнозавода, где гитлеровцы заживо замуровали 30 воинов Советской Армии, провел патриотические, отеческие встречи с пионерами, а потом взволнованно рассказал обо всем увиденном на ЦТ. Теперь внучка «мочит» на этом же экране огульно все, что было дорого для деда. Дед Татьяны Толстой — советский классик Алексей Толстой, чей 120-летний юбилей в январе никто, включая знаменитую внучку, достойно не отметил, избирался в Верховный Совет СССР по Старорусскому избирательному округу. Как сам он признавался, депутатство, общение с избирателями, с местными советскими руководителями из народа стали новым источником вдохновения. Он выбил средства для строительства нового моста через речку Перерытицу, который тоже был взорван фашистами. Алексей Николаевич вошел в госкомиссию по расследованию злодеяний фашистов и по-человечески ужасался тому, что открылось взору после освобождения города в феврале 1944 года. Но все-таки Советская власть, на которую злобствует внучка классика, подняла народ на скорое возрождение города из руин. Смогла бы нынешняя, действующая по принципу: народ потерпит ради блага избранных, — огромный вопрос! Уверен, что как раз за неуклонную линию на унижение прошлого страны министр культуры М. Швыдкой попал в список «100 наиболее влиятельных деятелей в мире искусства», составленный британским журналом «Арт Ревью». А какая ахинея написана в короткой заметке под фото главного ведущего канала «Культура», который, мол, не побоялся начиная с 1990 года вступить в спор с деятелями культуры «сталинской гвардии, которая заправляла искусством в старые недобрые времена». Где они там в Англии нашли со времен «перестройки» и ельцинизма заправил «сталинской гвардии», с которыми, кстати, Швыдкой прежде прекрасно уживался? И почему у англичан есть старые добрые времена, а у нас должны быть только недобрые, что и проповедуют Смирнова с Толстой? Как истинные либералки, сами ведущие демонстративно стоят на своем, но на дух не могут допустить, что более распространено и оправданно массовой нищетой, унижением, страхом за жизнь другое мнение: при Советской власти — все было лучше. Оппозицию часто упрекают в сплошном критиканстве, но почему миллионы жаждущих справедливости не могут задыхаться от злобы, сродни татьяно-толстовской, к продолжающемуся ельцинизму, к наглой власти олигархов и диктату золотого тельца? По-моему, это в России — более объяснимо. Недаром русский мыслитель Николай Бердяев написал в Париже: «Русская душа — не буржуазная душа», а русский поэт Борис Чичибабин признался в Харькове: «...поэзия и буржуазность — принципиальные враги». А уж как последнего поднимала буржуазно-демократическая тусовка, но ее отвратили подобные предсмертные прозрения: «Я с родины не уезжал — за что ж ее лишен?». У истинного художника категоричность очеловечена болью, попытками найти объяснение. А когда просто — злоба, становится неинтересно и неприятно. Ведь это уже физиология, а тот же Чичибабин, которому в январе исполнилось бы 80 лет, написал о своей жене: «Меня тошнит, что люди пахнут телом. Ты вся — душа, вся в розовом и белом». Поразительно, сколько ныне на телевидении женских бездушно-тошнотворных передач!
В январской программе «Культурная революция», по-моему, повторенной, шла речь о литературе, спорили, как обычно, представители одного цеха, крыла, сообщества. Но все-таки спорили! Критик Латынина (не телеведущая, а ее мама) говорила о кризисе литературы, а критик Архангельский — телеведущий того же канала «Культура» (ох, узок круг допущенных, прямо своя «семья»!) кричал о расцвете: «В прошлом году книг было выпущено больше, чем в благословенные советские времена». Ложь и невежество теперь проскакивают на ура, строгие цифры никого не волнуют. Но ведь известно, что в России в прошлом году вышло всего по 3,2 книги на человека, в Польше — 9,5 (столько, сколько у нас до ельцинских реформ), в Германии — 12 книг (столько, сколько в благословенные советские времена). Генеральный директор Российской книжной палаты Б. Ленский заявил: «То, что не смогли сделать стихийные силы мирового рынка, сознательно сотворили люди, облеченные в нашем государстве законотворческими и законодательными функциями». Общий тираж книг и брошюр составил в 2002 году около 500 миллионов экземпляров против 1 миллиарда 313 миллионов экземпляров в 1992 — первом буржуазном году. Это — цифры, а про их наполнение сказала Московская книжная ярмарка. Даже Павел Басинский написал в «ЛГ»: «Мне чертовски обидно, что Шукшин, Можаев, Евгений Носов, Юрий Казаков сиротливо ютились на скромных стендах «Современника» и «Дружбы народов», по разным причинам переживающим плохие времена. А Виктор Ерофеев (пять книг!), Мария Арбатова (пять книг!), Татьяна Толстая (три книги!) и Людмила Улицкая (восемь книг!) победоносно «кричали» о себе обложками с расположенного в самом центре стенда «ЭКСМО». Ярмарка кричаще продемонстрировала, что книжную политику все больше определяет не просто бизнес, а профинансированная идеология и даже так называемая большая политика.
Когда-то Борис Пастернак, боготворивший раннего Маяковского, заметил: трагедия поэта-трибуна в том, что его стали навязывать, как картошку. Но что тогда было за навязывание? — ну, тираж увеличили, в «Правде» опубликовали, в школьную программу ввели, поставили памятник в Грузии и в Москве. Всего-то. А теперь в январе некруглый юбилей Владимира Высоцкого отметили как всенародный праздник и культовое действо во всех СМИ, по всем телеканалам курили фимиам — каждый вечер и в лучшее время. В Москве к двум памятникам шли на поклонение, в Набережных Челнах поставили памятник в 10 тонн (вот это бронзы многопудье!). Анонс на 1-м канале: «ОН научил нас любить и ненавидеть». Перед этим слащавым и хрипящим шквалом 200-летие Пушкина, который и впрямь всему нас научил, в сравнение не идет — ну, Юрский замучил чтением «Евгения Онегина» по каналу «Культура», ну, по ОРТ каждый вечер все, кто мог, — от Жванецкого до Жириновского читали по перлу из многострадального романа. Что еще вспомнишь, какую всенародную и всеканальную акцию? Ельцин обещал в день рождения Пушкина ввести выходной день — забылось, а тут Путин по всем каналах заявил, что Высоцкий может «объединить и левых, и правых, и центристов». Ну вот, а сколько хлопотали над внятной национальной примиряющей идеей... По одной программе Познер говорит с напором: «Его преследовали, ведь его преследовали!», по другой сын подчеркивает: у него в Калининграде за три дня было 18 концертов. Ничего себе — преследовали! Окончательно добило то, что на тихом курорте «Старая Русса» не только вечер бардовской песни прошел, но и заранее провели беседу местными силами: «Творчество Владимира Высоцкого». Ну какую еще соль тут, среди соленых вод, могла неведомая лекторша добавить? А как раз в день проведения этой беседы исполнилось 75 лет замечательному прозаику Петру Лукичу Проскурину. Ну почему у нас такая шаблонная страна, от Кремля до самобытных райцентров? Утром по курортному радио объявили, что сегодня исполнилось 57 лет (великая дата!) «главному олигарху современности» Борису Березовскому. Значит, следят за календарем? Так вот, неужели нельзя было показать фильм «Любовь земная», любимый всеми лечащимися на курорте, напомнить о прозаике, чьи книги, «Горькие травы» или «Судьба», читались по всей России. Теперь такого не дождешься, хоть на этих страницах вспомним... Не многие поклонники романиста Проскурина знали, что он, такой основательный, рослый, с прямым взглядом и высоким лбом мыслителя, еще пишет и трепетные лирические или тонкие философские стихи. Для меня самого это явилось откровением и подарком, когда Петр Лукич предложил для публикации в «Литературной России» в 1980-м, юбилейном году 600-летия Куликовской битвы, подборку лирико-исторических стихотворений. Видно, в душе уроженца Брянщины — земли боярина, а потом монаха Пересвета, начинавшего смертным поединком с Челубеем великое сражение, эта дата отозвалась особо сокровенно, хотя, конечно, появлялись и глубокие писательские статьи, художественные очерки: «Слово о Сергии Радонежском», «Сотворение души. На земле Пересвета». На брянской земле, в которую он завещал себя похоронить, прозвенело детство писателя, в древнем городе-крепости Севске он пошел в первый класс школы № 2, встретил войну, увидел уличные бои в городе, разорванном линией фронта надвое. После оккупации и Курской дуги семья Проскуриных жила в немецкой землянке в поселке Косицы. «Нас в поселке проживало пять ребят двадцать восьмого года рождения, без нас не обходились на гулянках, мы уже были женихи... Было много и трагического, и прекрасного, и вызывающего неудержимое веселье; было и такое, о чем в селах помнят потом десятилетиями, и многое из той поры жизни нашего поселка перешло потом в рассказы и романы, в «Горькие травы», в «Судьбу», в «Имя твое». Уже на склоне лет поседевший знаменитый писатель снова обратился к образу своей матери и обобщенному образу солдатки, благословляющей того, кто ощутил в своей руке праведный меч: Успокой меня, матушка, успокой,
Какой неожиданный и точный оборот — даль над собой! Даль, которая мерцает звездами, как требовательными взорами тех, кто жил и любил до нас, кто завещал нам хранить Родину и продолжить путь с поднятой головой. На моем январском пути, как уже проскользнуло в заметках, встал древний город Старая Русса. В городе, овеянном творчеством Достоевского и дыханием истории, о многом, включая шумные юбилеи и заявления политиков, думается спокойнее и даже с долей юмора. В ближайших номерах я обязательно расскажу об этом самобытном городе — историческом, целебном и литературном перекрестке, который открыл дороги по железу, морозу и капели в Тютчевский год. Александр БОБРОВ
|