|
||
|
В декабре на книжном прилавке в Москве мне попалась на глаза книжка В.Новикова «ВЫСОЦКИЙ» из серии ЖЗЛ, выпущенная в 2002 году. Кто же, думаю, осмелился так быстро написать о жизни еще недавно живого и живущего в нашей памяти современника — поистине замечательного Человека Владимира Семеновича Высоцкого. Как давний поклонник таланта Высоцкого, я не пожалел 120 рублей и купил эту книжку. Начал читать еще в дороге и сразу почувствовал полное разочарование от содержания книги и брезгливое отвращение к ее автору. Набрался терпения и дома дочитал до конца, а теперь хочу поделиться своими впечатлениями. Оказалось, что книга эта не столько о жизни и творчестве замечательного советского (он ведь родился, вырос, жил, творил и умер при Советской власти) артиста, поэта и просто человека, любимого миллионами людей в Союзе и за рубежом, сколько книжонка эта есть злобный пасквиль на Советскую власть и то время, в котором и Высоцкий, и мы еще недавно так дружно и счастливо жили. Вскользь касаясь событий из жизни Высоцкого, г. Новиков не скупится чернить и поливать грязью нашу бывшую Советскую власть и советскую действительность практически на каждой странице своего опуса. Чтобы не быть голословным, привожу некоторые выдержки из его текста. Вот они: «Компания их тогдашняя (в школьные годы B.C.) была по духу совсем не «советской». Никакой комсомольской пошлости не было в их разговорах...» (стр. 17); «Влез он в шкуру советского стихотворного халтурщика...» (стр. 33); «...идиотизм правоверного атеиста, его дуроломность советская» (стр. 44); «Не по-советски длинные черные волосы» (у Любимова, стр. 56); «...рожденная уже Октябрьской революцией формула «под расстрел» (стр. 60); «бездушие советского общества...» (стр. 61); «...рифмованной ложью, что несли в себе «песни Красной Пресни» (стр. 62); «Ведь уголовный мир был зеркалом советского тоталитаризма» (стр. 63); «осужден неправедной властью ...» (стр. 65); «советская наша драматургия с ее условными и достаточно осторожными конфликтами» (стр.69); «...реанимация образа Сталина ... в многосерийной эпопее «Освобождение», которую народ окрестит «киноопупеей» (стр. 72); «Темная ночь» — она советская или антисоветская?» (стр. 77); «... повысить градус свободы в нашей холодной стране» (стр.85); «...народ Маяковского не любит. Интеллигенция презирает его за воспевание власти и коммунистической партии» (стр. 92); «Как всегда, чувство свободы шло с Запада» (стр. 102); «Сергей Герасимов — создатель нового и насквозь фальшивого фильма «Журналист» (стр. 104); «... лицемерие советской власти» (стр. 120); «Мальчики (в подмосковном пионерлагере) нормальные, не противные, в хорошем смысле, не по-советски» (стр. 121); «Соловьев-Седой, ... мелодист, сочинивший «Споемте, друзья...», «Подмосковные вечера» ... и бездари, и таланты одинаково могут оказаться подонками» (стр. 129); «... Московский кинофестиваль, на котором мировые звезды радостно общаются с советскими конъюнктурщиками...» (стр. 137); «В России жить — по-волчьи выть, и мы тут привыкли к любому хамству» (стр. 137); «... абсолютное большинство советских полуинтеллигентных людей ... темны ведь были до ужаса, если что и читали, то какую-нибудь атеистическую дрянь...» (стр. 152); «Родная советская кинематография ... учинила редкую подлость» (стр. 164); «в большинстве случаев советские стихотворные сборники представляют собою довольно механическое соединение разных опусов» (стр. 177); «Наш коллективизм обернулся всеподавляющейся стадностью, наше преклонение перед Человеком с большой буквы — униженностью и бесправием обыкновенных, реальных людей» (стр. 182); «...фанатическая убежденность в примате материального «базиса» привела к нищете и материальной, и духовной» (стр. 190); «... буквально каждый из нас должен что-то скрывать о себе и своих близких: дворянство, еврейство...» (стр. 196). В блоке коммунистов и беспартийных Новиков видит «единый тюремный блок, в который загоняют пассивную толпу, состоящую как из членов партии, так и из простых людей» (стр. 214); «Драму утраты русского национального характера» автор видит в «колхозах этих чертовых», которые, кстати, «демократы» до сих пор разогнать не могут (стр. 215); Новиков считает всех нас «бедными русскими: либо ты раб в Союзе, либо убогий, глухонемой беженец в чужой стране» — другого не дано (стр. 219); «В стране, столько оравшей на весь мир о светлом будущем, никто, по сути, не верит в возможность нормальной человеческой жизни» (стр. 220); «...зло у нас множится в коллективных формах, а добро всегда индивидуально» (стр. 224). По Новикову, даже Королев и Туполев «работали за решеткой» (стр. 238); В «стахановцах и гагановцах» он видит только «козлов отпущения» (стр. 240); «Само разделение жанров писателей ... появилось в период бюрократической регламентации искусства, в период культурного одичания... Вспомним, как убога была неулыбчивая монументальная литература застойных лет, в которой не было места «Чонкину» Войновича» (стр. 243); Новикова, оказывается, возмущало «обязательное для печатающегося профессионала воспевание достижений нашей страны либо каких-нибудь вечных ценностей» (стр. 244); «Эта подлая советская иерархия...» (стр. 263); оказывается, что «при нулевых в советское время социальных гарантиях артист то и дело попадал в порочный круг« (стр. 279); «... в восьмидесятом нам коммунизм обещали, а потом заменили Олимпийскими играми» (стр. 287); «сделал это с надлежащим советским занудством» (стр. 336); «... с тупостью вполне искренней оплакивали смерть Сталина, некоторые даже в стихах... Мешало только умственное невежество и эгоистическое равнодушие (народа). Все прошли школу приспособленчества и закончили ее довольно успешно» (стр. 342); «... власти, то есть советские, тебя скрутят в два счета, купят за дозу наркотика...» (стр. 349); «... укрепить связь России с Америкой, изрядно нарушенную дуроломными советскими политиками» (стр. 352); «С Олимпиадой вообще получилась полная лажа ... так и надо этой стране (СССР) с ее сраной властью» (стр. 367). Комментируя творчество Высоцкого, автор постоянно утверждает, что все песни имеют «второе дно». Например, «Конькобежец, которого заставили бежать на длинную дистанцию, — это наш советский труженик, которого замордовали заведомо невыполнимыми планами», «Пушкинское идеально-сказочное Лукоморье парадоксально оборачивается советским тотальным бардаком» (стр. 375,378). Оказывается, у нас, в Стране Советов, «когда подлинная культура и интеллигентность почти полностью были изведены, — вот тогда и распространилась среди людей вроде бы образованных эта брезгливость, это равнодушие к чужой боли, эта склонность смотреть, как на прокаженных, на всех, у кого судьба сложилась трагически». И далее на эту же тему: «Невежественный писатель — абсурд, хотя в нашем веке и в нашей стране так много было сделано, чтобы утвердить этот абсурд как норму». Здесь поневоле думаешь: а не поехала ли крыша у автора повествования, так как приведенные характеристики скорее можно отнести к нынешнему демократическому времени, чем к советскому периоду. Обругав и испоганив наше советское общество, давшее миру не только Высоцкого, но и множество других талантов во всех областях культуры и науки, г. Новиков ставит читателям в пример Америку. Вот как он это живописует: «Настроение у Высоцкого — хоть вешайся, а можно про все забыть и где-нибудь в Америке засесть за письменные дела, время от времени концертируя да контактируя с кинематографическими кругами. Есть там где развернуться русскому человеку!» Правда, в другом месте он высказывается почему-то иначе: «В Америке вроде цензуры нет, но есть свои стандарты и барьеры, прежде всего коммерческие. За идею тут люди не гибнут, но за металл — постоянно. И (оказывается!) враждуют, и хитрят, и предают друг друга. Хотя нашего абсурда и идиотизма, наверное, нет». Справедливости ради приведу еще одну выдержку, где автор снова сам себе противоречит: «В Нью-Йорке много «бывших наших», причем довольно молодых, начавших здесь новую жизнь и желающих сохранить все лучшее из своей старой жизни, в том числе и песни Высоцкого, на которых они воспитались». Вот те раз: оказывается, и из «культурно одичавшей» страны что-то можно было взять хорошего! Что же касается манеры изложения материала, то прямо скажем: от скромности г. Новиков не умрет. Где-то уже после первой трети книги он так сдружился с главным героем, что переходит на «ты». Например, на стр. 98, говоря о присущем многим песням Высоцкого «р-р-р», неожиданно заключает: «Вот такие у нашего бр-рата стихотвор-рца секр-реты мастер-рства». И далее: «Ну вот, справились мы (с Высоцким) и со смертью, и с бессмертной славой». Таких высказываний-домыслов на «мы» множество. Это ужу напоминает гоголевского Хлестакова, который был с Пушкиным на дружеской ноге (конечно, с его слов). Правда, из других мемуаров что-то я не припоминаю в окружении Высоцкого фамилию Новиков. У меня после прочтения книжки г. Новикова сложилось глубокое убеждение, что Владимир Высоцкий отнюдь не нуждается в подобных интерпретациях его жизни и толковании его творчества. Бывая за границей, в отличие от Новиковых он не пресмыкался перед изобилием тамошних колбасных прилавков и не стремился уехать ни во Францию, ни в хваленую Америку и в ответ на слухи о том, что он покинул Россию, пел: Я смеюсь, умираю от смеха:
И нигде антисоветских настроений Высоцкий не высказывал. Наоборот, замечательной исторической личностью называл Ленина, а в письме к министру культуры Демичеву писал, в частности, следующее: «Я отвечаю за свое творчество перед страной, которая поет и слушает мои песни, несмотря на то, что их не пропагандируют на радио, ни телевидение, ни концертные организации... Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество». Может, г. Новиков этой книжонкой просто выполнил чей-то денежный заказ? В любом случае истинным ценителям талантов В. Высоцкого лучше читать и слушать самого советского поэта и советского артиста, каким был и остается в памяти всего народа Владимир Семенович.
В. НЕСТЕРИН.
|