|
||
|
Теперь тебе не до стихов,
Федор ТЮТЧЕВ Стихи Тютчева, взятые в эпиграф, цитируют в последнее время (не до стихов, мол) так часто, что за сложным построением, инверсией и иронией читатель порой теряет главный смысл. А ведь мыслитель пророчески предупреждает, что на родное слово, на русский дух пойдет в наступленье само царство тьмы через «все богохульные умы, все богомерзкие народы», и они станут готовить плен якобы «во имя света и свободы». Похоже, мы дожили до этого неземного, то есть виртуального, навязанного тьмой времени. Воспетые либералами богомерзкие США попирают все демократические законы и сам здравый смысл во имя своих алчных и бесчеловечных амбиций. Все страны Европы стараются защитить от них свою культуру, а у нас даже робкий Закон о русском языке без внятных объяснений отвергнут Советом Федерации. Продавленные прокремлевским большинством Госдумы реформы энергетики принесут физическое царство тьмы. Наступление лихорадочно продолжается (не как у Обломова, лежащего на диване, используя путинское определение, а как у расторопного Штольца), но народ только хлопает глазами или зажмуривается. Кто-то ропщет, иркутские учителя объявили от отчаяния голодовку, Михаил Касьянов признался вслух, что, если вернуть долги по зарплате, грянет инфляция, все будет сметено с прилавков — лопнул последний аргумент реформаторов о наполненных прилавках. Задолженность по зарплате — 33,2 миллиарда рублей, то есть 1 миллиард долларов, а состояние Абрамовича за 2002 год выросло больше. Ничего себе соотношение — миллионы обездоленных — и один небритый Абрамович. Воистину «время неземное»!
Ровно год тому назад, в феврале 2002 года, в царстве тьмы при явных приметах и грязных приемах новой Смуты шла борьба за телеканал под числом зверя «6». Перед началом заседания Высшего арбитражного суда адвокат с именем, которого нет в святцах, — Гералина Любарская жалостливо говорила перед камерами: «Вся надежда только на Бога...». Вспомнили всуе о Господе антихристовы силы! Богохульные умы затеяли ныне новую возню вокруг НТВ, проявляя так называемую корпоративную солидарность, а на самом деле еще раз подтверждая очевидный факт, что электронные СМИ стремятся стать не четвертой, а первой властью в созданной ими же виртуальной реальности и увести народ от обсуждения и осуждения жизни реальной. Заседание Совета по культуре при президенте показало еще раз, что господствующие силы ни на йоту не уступят. Не случайно из всех высказываний участников и пожеланий самого президента оставили в телерепортажах только те, что выгодны для статус-кво самому ТВ, а особенно охотно цитировали насквозь лживый, спекулятивный трюизм наушничавшего Хазанова, который, увы, повторял, общаясь с народом по ТВ и сам Путин: «Телевидение таково, каково общество». Подобным вывертом еще до всякого ТВ оправдывался любой порок, богохульный поступок, на что еще Достоевский брезгливо усмехался: «Среда заела...». Теперь среда искусственно конструируется, тотально навязывается доверчивому человеку самим телевидением: существует только то, что присутствует на экране. Недаром создание нового Закона о СМИ взяла в свои руки Национальная ассоциация телерадиовещателей, хотя есть Министерство печати, есть соответствующий комитет в Государственной думе, который тоже подготовил свой вариант закона. Слабый, сразу скажу, закон, уступающий законам большинства европейских стран, но даже он не устраивает тех, кто одаривает друг друга премиями «Тэффи». Например, неосведомленный актер восклицает: «Неужели есть закон о чистоте английского или французского языка!». «Нет, конечно, — слышится голос Познера. — Извините это ложь! — есть, конечно. Он весьма строг в той же Франции, где есть министерство франкофонии — культуры и всего того, что звучит и создается на французском языке, где есть система штрафов за искажение и засорение родного языка, где резко ограничен показ зарубежных, читай — голливудских фильмов и даже прямо расписано процентное эфирное соотношение французских и иностранных песен, любых других произведений — 60 процентов отечественного продукта! Даже в Румынии есть фиксированное соотношение отечественного и импортного телепродукта — 50 процентов. Пусть разработчик Я.Лондон заглянет в английский закон, что там сказано, например, о наблюдательных советах на ТВ, о защите детской психики. Только коснулся этой темы — шквал звонков в эфир радио «Резонанс». Общественность возмущена тем, что происходит на ТВ, что к пошлейшим «Окнам» и «Большой стирке» прибавились подростковые тлетворные «Девичьи слезы». Сколько можно! В частности, общественность московского района Гальяново провела обсуждение «Наши дети и телевидение». Жаль, что президент телеакадемии Познер или Лондон не бывают на таких встречах с народом. Позволю себе сформулировать то, что сумбурно сквозит во всех высказываниях, что должно обязательно появиться в Законе о СМИ, если мы считаем себя цивилизованной страной. Первое — ограничение тотальной собственности на канал, как, например, в Испании (тогда немыслимы такие факты, как скупка ТРВК «Московия» на корню и лишение ведущей области России своего телевидения или свистопляска вокруг действий «Газпрома» на НТВ), второе — обязательное создание общественных или наблюдательных советов, как в Англии, запретившей показывать клип «Тату» (тогда можно бороться с засильем порнографии и душегубства, особенно до 21 часа), третье — хотя бы соблюдение закона о рекламе и запрещение разрывать рекламой фильмы и цельные художественные программы. Наконец, четвертое и самое главное — процентное ограничение западной, особенно кровожадной и антихудожественной американской второстепенной продукции. Давайте последуем примеру Венгрии или Румынии, они ведь были соратниками по соцлагерю, если уж до Франции не дотянуться. Правда, Путин уверенно заявил в феврале: «Франция даже не подозревает, как велико влияние французской культуры на Россию». Помогите же, господин президент, главному и плодотворному влиянию в области сбережения родного языка, подлинной свободы слова для всех, в создании конструктивного и национально ориентированного закона о СМИ. Или все правила и координаты общества нам по-прежнему будут диктовать богохульные умы?
Сегодня, когда многие политики, называющие себя правыми либералами, поднимают на щит и требуют увековечить в бронзе царя-освободителя Александра II, самое время вспомнить, что патриотичным воспитателем наследником, нравственным наставником будущего царя был первый романтический поэт России, гуманист и энциклопедист, подаривший русскому читателю западную поэзию, — Василий Андреевич Жуковский, родившийся 220 лет назад, 9 февраля 1783 года. Он не только нравоучения и лекции читал, а лично освободил своих крестьян, лишившись немалых доходов и нажив врагов среди крепостников. Не столько о памятниках хлопотал, сколько о выкупе Шевченко, об облегчении участи декабристов, Баратынского, Герцена, Кольцова. Ну а как он грудью бросался всякий раз на защиту Пушкина, известно и школьникам. Василий Андреевич как пестователь цесаревича первый ввел в систему воспитания путешествия по родной стране. Он лично составил напряженный маршрут с наследником, на котором отрок, открывающий Россию, должен был посещать по 2—3 селения в день. Вот многогранный пример учительства и служения России! Но памятника самому Жуковскому, насколько мне известно, увы, нет. Юбилейную дату достойно не отметили. Правда, вдруг на журналистских дорогах по России сталкиваешься и с отрадными фактами. Только что вернулся из Старой Руссы, снова окунулся в реальную, а не виртуальную жизнь страны. Там как отдушину воспринимаешь, что бесконечная политическая и попсовая жвачка центральных телеканалов или «Радио России» прерывается вдруг местным телеканалом «Славия» или новгородским радиожурналом «Культура». Это и впрямь — разговор о общенациональной культуре, пусть и с местными чертами. Но какие это штрихи! Например, журналистка рассказала, что к 220-летию Василия Жуковского вышла книга преподавателя Пединститута Натальи Копытцевой о литературной и педагогической деятельности поэта и воспитателя царского наследника, правда, сама удивилась, что купить книгу можно в ларьке хозяйственного магазина на проспекте Гагарина. В русской литературе нет такого гения, кто не создал бы женский образ-символ, не прославил, не наполнил высочайшим смыслом, вдохнув любовь в женское имя (как Лермонтов — в Нину из «Маскарада» или Толстой — в Анну из «Анны Карениной»), не сделал его популярным или не вернул в широчайший обиход, как Пушкин простонародное тогда имя Татьяна. Вот и Жуковский, что особенно уместно вспомнить в феврале, вернул нам имя Светлана. Именины Светлана отмечает 26 февраля и 7 марта, когда начинает воцаряться в нашей природе, по выражению Пришвина, весна света. Так что девочки, родившиеся в эту предвесеннюю пору могут быть названы строго по святцам столь светлым именем, ну а при крещении они получат имя Фотинья, которое в миру использовать необязательно. Имя — славянского корня, но в нашей древней истории и литературе, как ни странно, не встречается, и впервые получает свои полновластные права после замечательной лирической пьесы В. Жуковского «Светлана». Кто из нас с детства не запомнил это легкое, естественное дыхание стиха: Раз в крещенский вечерок
Эта героиня верит в гадания, ждет суженого, но это — не простолюдинка (“Два прибора на столе. Загадай, Светлана...»). Это как бы типичная, русская душой девушка из любого сословия, для которой сны, приметы, старые песни и образы ближе головных советов, жеманных приемов и мудреных книг. Светлана с ее «умильным» взором и голубком на груди стала поэтическим символом девичьей красоты и чистоты: «В ней душа — как ясный день». Будь вся жизнь ее светла,
Этого заключительного пожелания из популярного творения Жуковского желаем Светланам-именинницам и всем женщинам России.
Весь февраль на всех телеканалах Жириновский, комментируя свое частное развязное выступление в Ираке и поддерживая матерное, провокационное выступление Федулова в Думе, ссылался на грамоты Ивана Грозного и повторял: «Дайте список запрещенных слов, которые депутатам нельзя произносить!». Как говаривал похмельный персонаж незабвенного фильма Леонида Гайдая: «Огласите, пожалуйста, весь список!». Председатель Комиссии по этике Галина Стрельченко почему-то не реагировала на эти вызывающие требования в прямом эфире, наверное, думая, что такой перечень, призови она даже на помощь выдающуюся однофамилицу — певицу Александру Стрельченко с частушками, составить нельзя. Ну из телевизионщиков, включая главного академика Познера, который захватил зачем-то томик Пушкина и демонстрировал стихотворение с отточиями, тем более никто не мог на этот фарс ответить по существу. Между тем и в Институте русского языка, и на филологических кафедрах, и в необозримой языковедческой литературе давно этот список или принцип его составления очерчен. Беру со своей частушечной полки сборник МГУ «Русская альтернативная поэзия ХХ века», открываю статью «Семантика мата и проблема семантического ядра частушки». Ученая дама, которая, чувствуется, владеет таким материалом, что и не снился Жириновскому, плоско повторившему 26 раз слово на букву «б», элементарно формулирует: «Представление о том, что именно объединяется под понятием «мат», разнообразно у носителей фольклора, равно как и у исследователей. Мы в дальнейшем под матерной лексикой будем понимать слова (идет перечисление всего пяти (5!) слов, включая довольно безобидное на «м». — А.Б.) и их производные». Пять слов! — мысленно кричу с интонацией Жириновского и растопыриваю пятерню. Собственно, это азбучный филологический подход, понятный даже деревенскому абитуриенту, который эти самые частушки с картинками в детстве слышал. Но то, что позволительно в плясовом кругу, в веселом застолье, что сам я как фольклорист с восторгом собирал в вологодских и тверских экспедициях и пел в подходящих условиях, хоть мало-мальски нравственно развитый человек не прошепчет даже на ухо ребенку, не произнесет в незнакомой компании. Что уж говорить про государственную трибуну или телевизионную аудиторию! Каким же неандертальцам надо все это растолковывать? Отчаянно влюбленная, пусть даже скромная деваха поет с вызовом, разгорячась: Ох, юбка моя,
Тут, наверное, и Жириновский не сразу выразительный глагол допишет, это тебе не 9 раз повторить простейший глагол, который звучит через слово во всех англоязычных боевиках. Но когда даже вышеприведенные перлы припевок были, например, демонстративно вынесены на миллионную телеаудиторию в циничной программе «Эх, Семеновна!», они сразу вдруг померкли, обдали сальной пошлостью, эстетически и нравственно оскорбили. Ведь недаром та же частушечница вдруг осекается и целомудренно заканчивает в кругу: Все я песни перепела,
Дело не в чистоплюйстве или лицемерии, а в элементарном такте, в вековой мудрости, которую выразил английский богослов и философ Льюис в своем труде «Любовь»: «Можно все, главное — время и место». Если человек этого не понимает, требует «списки» у Слизки, то, значит, он или демонстративно плюет в глаза обществу, или не переступил черту, отделяющую от приматов, которые однозначно считают: «Можно все!». Разница понятна? Ну тогда и с руганью матом — проще некуда.
Некто Дм. Быков, который ведет одноименную передачу на ТВЦ (и ему — хорошо!), сидя безобразно крупным планом в рубашке со спущенным галстуком под тройным подбородком, завел электронный «Русский журнал», демонстрируя, что слово «русский» употребляется сегодня быковыми для унижения России. В нем он на блатном жаргоне назвал «Литературную газету» позорной газетой, потому что она пошлая газета. Смешно вдаваться в спор, хочу лишь заметить, что ярая нетерпимость, наверное, вызвана только тем, что «ЛГ» стала давать слово русским писателям, обращаться к традициям критического реализма, печатая в одном номере, например, рассказ советского писателя Анатолия Алексина, уехавшего в Израиль, стихи Константина Ваншенкина, но и справедливую статью Юрия Чехонадского, который спокойно и аргументированно ужасается, кто и что выдается за образцы русской литературы в программах «Графоман» или «Автограф»: «Коли так преподносить русскую литературу, как это делаете вы и ваши коллеги (замечая исключительно модернистскую и постмодернистскую и напрочь игнорируя всякую другую), причем из передачи в передачу, из недели в неделю, из года в год...». Дальше вывод — понятен, как ясно и то, что программа «Культурная революция», например, тоже напрочь игнорирует взвешенность в реальном отражении культурного процесса, в остром национальном вопросе, демонстративно выстраивая программы так, как это было явлено на передаче о мнимом вреде воспитания. «Спорили» два Аркадия — Вайнер и Инин, два ровесника и, по сути, единомышленника, два литератора-киношника из одного клана. Можно ли себе представить, чтобы на американском телевидении об общенациональной проблеме спорили два афроамериканца, а третий негр стоял посредине? Или чтобы во Франции о культуре говорили только потомки русских эмигрантов? Нонсенс... У нас — запросто! Причем меня поражает ученик Ворошилова — автор сценария Козлов. Они с ведущим называли в интервью программу шутовством и игрой, но неужели Козлов забыл заповедь учителя? В игре, даже в балагане, должна быть интрига, столкновение, борьба характеров и взглядов. Ну берешь ты проблему воспитания — посади напротив одного из Аркадиев кого-нибудь из Владимиров — Личутина с его северно-общинным взглядом на воспитание в семье и в миру или Крупина с его опытом православного преподавания в Сергиевом Посаде. Так нет же! Даже если отрешиться от политики (а как отрешиться, когда передача Швыдкого, как и Познера, впрямую позволившего себе выкрикнуть: «Не дай Бог голосовать за коммунистов!» — насквозь игриво идеологизирована, вызывающе неинтернациональна), но тем не менее профессионализм, законы жанра должны хоть какую-то видимость объективности диктовать! Увы, вседозволенность развращает и отупляет. В тот же вечер, когда на государственном канале «Культура» два Аркадия, а между ними Швыдкой спорили насчет вреда воспитания, по материнскому каналу РТВ Сергей Пашков, вытаращив глаза, учил КПРФ интернационализму. Дважды повторил непонятный для себя краеугольный принцип, пытаясь затушевать вопрос, который задают, например, и мне на литературных встречах и в прямом радиоэфире: почему русские изгоняются из властных, культурно-управленческих структур, но особенно из электронных СМИ? Коротко и правильно отрезал на передаче В. Купцов: «Такой вопрос есть!». И любая партия, отстаивающая интересы народа, должна на него реагировать так же, кстати, как и государственный канал. Но не злобой Сванидзе, брызжущего слюной, и не детской демагогией Пашкова, который не может уразуметь, что интернационализм — это объединение трудящихся и целых народов в борьбе с социальным и национальным угнетением. А сегодня налицо — и первое, и особенно наглядно благодаря ТВ — второе. Ведущий по умыслу или непониманию путает интернационализм с космополитизмом, хотя в трудах классиков марксизма (он беспомощно подчеркнул, что Маркс — еврей) сказано: «Интернационализм коренным образом противостоит космополитизму, который под маской нейтральности скрывает отношения национального и политического неравноправия». Есть такое неравноправие? Есть! Оно стремительно углубляется, о чем свидетельствуют ежеминутно жизнь, экран и сама болезненная реакция телеведущих. КПРФ, поскольку она не партия «Бунд», обязана не только честно отвечать на вопросы избирателей, идеологические вызовы времени, но и впрямую бороться против национального неравноправия и угнетения, как поступают многие социалистические и народно-демократические партии Запада. Жаль, что ни Купцов, ни тем более Горячева внятно не объяснили, что в этом и состоит верность тому учению, которое заложил Маркс, проклятый некоторыми алчными соплеменниками и прихлебателями за один только беспощадный труд «К еврейскому вопросу».
Государственные телеканалы, существующие на деньги граждан (к ним можно отнести и НТВ, и Рен-ТВ, созданные на деньги «Газпрома» и РАО «ЕЭС», то есть на природные и национальные богатства, отторгнутые от народа), устроили показательную вакханалию и пропагандистскую акцию по поводу 10-летия КПРФ. Даже закаленный боец Геннадий Зюганов, похоже, не ожидал такой скоординированной кампании и несколько ошарашенно сказал в интервью газете «Завтра»: «В любом нормальном государстве нас, партию, за которую голосует треть населения, должны были поздравить с десятилетием. Какой же идиот приходит на день рождения с дерьмом в кармане и с провокацией на государственном телевидении? Я на них посмотрел и думаю: мало того, что совесть отказала, но уже и мозги отказывают...». Да ведь бессовестная идеологическая обслуга никогда интеллектом и не блистала, но цинизм, оголтелость, страх потерять доходное место заставляют их изощряться, прыгать выше головы. А дело и прямая обязанность излишне добродушного именинника быть готовым к подвоху, к открытой полемике, к навязыванию убеждений: ведь это столкновение публичное, воспитующее, наглядное! Увы, вся юбилейная неделя показала некоторую заштампованность сторонников и идеологов КПРФ, отсутствие убедительных остроумных примеров и вообще бойцовских качеств, которые нагло и безнаказанно, попирая обещанные президенту корпоративные договоренности (не давать слова открытым врагам России прежде всего!), продемонстрировал перед Кремлем представитель Масхадова с фамилией на «м». Не хочу даже его рекламировать вслед за Савиком Шустером, но советую юбилярам перед приглашением на ТВ просматривать записи таких программ и извлекать посильные уроки, как надо переходить в атаку, доносить свои взгляды. Можно ли себе представить, чтобы Швыдкой, Новодворская, Хакамада просто, как Валентин Купцов, если возвращаться к упомянутой передаче «Вести+», сказали : «Такой вопрос есть!». Вообразите, если бы коммунист Димитров на более страшном судилище односложно сказал: «Такого поджога рейхстага не было!». Ну и что? О какой публичной победе вспоминать через десятилетия? Да, его в фашистском суде в отличие, скажем, от бестактных программ Познера, в которых только Жириновский может противостоять нахрапистости антидемократа американского разлива, никто не перебивал, не ставил в дурацкое положение, но надо учиться действовать в реальных обстоятельствах, готовиться к публичным схваткам, а не просто к разговорам с внимающими единомышленниками, запасаться наработками, результатами исследований, убийственными цитатами из стана противника. Кстати, в феврале самую беспощадную краткую характеристику нынешнего застоя, губительного для России, дала с убедительными цифрами французская газета «Фигаро» накануне визита Путина в республику. Предстоят такие жестокие схватки без правил, без совести и порой без мозгов, что, если партия, патриоты России, подлинные демократы не научатся весомо и страстно отвечать на вызовы времени, решающий год будет проигран и завершится с дерьмом в кармане.
Каждый год накануне 23 февраля, как и перед всяким праздником советской эпохи, в СМИ — средствах массовой интервенции разыгрывается идеологическая битва на уничтожение памяти и поражение чести. Причем, несмотря на официальный статус праздника, на искренние поздравления людей, на встречу четырех президентов, на все праздничные телепрограммы и концерты (тут шоу-бизнес свое не упустит!), снова извлекаются на свет злобные суждения, деланые сомнения и факты с потолка. Активный корреспондент «Новой газеты» из Пскова засыпал полосы характерными заметками. В «предпраздничном» номере опубликовал очередную опровергаловку «День напрасно красный». Передергивая неназванную «советскую историографию», он в сотый раз опровергает чье-то преувеличение, что под Псковом «красноармейские отряды наголову разбили немецких захватчиков». Ну, хорошо, не разбили, а впервые оказали мужественное сопротивление. Ведь никуда не денешься от факта: в бой вступили рота псковских красноармейцев и солдат-призывников и 2-й красногвардейский полк. То есть начал претворяться в боевую жизнь Декрет Совета Народных Комиссаров от 15 января об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Ну и каков был дух добровольных защитников революции, мы знаем: никуда не денешься от воспоминаний участника этих событий В. Лемзаля: «Красногвардейцы защищались мужественно и почти все полегли. Последними словами были: «Товарищи, мы можем только умереть!». Что, мало для разоблачителя Моисеенко? Или он не знает, что славный день Бородина тоже не закончился победой? Надо же слышать и понимать гул, аккорды истории. Например, Блок, жадно следя за событиями в прифронтовом Петрограде, записывает: 26 (13) февраля
Значит, поэт понял, что со старой армией, обескровленной в войне и предавшей царя-главнокомандующего, покончено, что в бой с немецкими оккупантами и прочей сволочью вступила новая спасительная сила — красная гвардия! И не ошибся: уже к концу 1918 года в РККА было 1,5 миллиона штыков, а в конце 1920 года Красная армия достигла 5 миллионов, стала самой крупной армией в мире и разгромила мощную коалицию — Антанту! Так кому же нам верить — национальному гению-прозорливцу или очередному моисеенке? Смешной вопрос. Но самое горькое и подлое то, что об исторических, рубежных и провидческих датах берутся писать люди, не понимающие национального календаря, его знамений и совпадений. Знает ли автор из древней русской земли, что 23 февраля празднуется редкостной и загадочной иконе Божией Матери, именуемой Огневидною? Над стезею, окровавленной и длинной,
Может быть, потому и нет у нее младенца Иисуса на руках, что Богоматерь готова принять в объятия всех, опаленных огнем русской истории, павших за Россию. Разве это не высший знак, не духовный символ праздника, окрашенного в огненный цвет?
Почему-то мало кто вспоминает, что именно в тревожном феврале 1918 года, 85 лет назад, вместе с Красной Армией родилась классическая советская поэзия: вышли в свет «Двенадцать» и «Скифы» Александра Блока. У этих пророческих и встряхивающих, как залпы, строк долгое и тревожное эхо: ...Вдаль идут державным шагом...
Опасная и волнующая кровь игра. Почему она обуяла массы, почему накрыла волной ярости и вдохновения самого Блока? Может быть, яснее всего дает ответ на этот вихревой вопрос запись лирика в дневнике тех же февральских дней 1918 года: «Я живу в квартире, а за тонкой перегородкой находится другая квартира, где живет буржуа с семьей. (Называть его имя, занятие и пр. лишнее.) Он острижен ежиком, расторопен, пробыл всю жизнь важным чиновником, под глазами — мешки, под брюшком — тоже...» (Какой знакомый портрет и какие понятные чувства вызывает этот непотопляемый тип у Блока!). «Господи Боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли... Рвотно мне, отойди, сатана». Не испытывают ли подобные чувства ненависти и рвотной нетерпимости спустя сегодня миллионы обездоленных сограждан к плотоядным и расторопным хозяевам жизни? В молодости, при той жизни, где «Двенадцать» проходили чуть ли не в школе, я не понимал, отчего так гневался Блок. А сегодня наглядно представляю, почему, несмотря на свою сдержанность (немецкая кровь отца), интеллигентность, национальную терпимость (воспитание деда по материнской линии), вдруг после посещения одного из присутственных мест новой власти, где он увидел, кто захватил теплые местечки, он записал, что, слыша этот характерный картавый говор и смех за спиной, «хочется обернуться и дать в зубы!». А ведь тогда еще не было телевидения... Еще не остыли строки поэмы «Двенадцать», законченной вчерне (предстояла авторская «отделка, интервалы»), еще не высохли чернила дневниковой записи: «Сегодня я — гений!», а Блок на едином дыхании создает другое публицистическое стихотворение-монолог «Скифы», которое уже 7 февраля (20 февраля по новому стилю) появилось в газете «Знамя труда», за несколько дней до того, как там же 18 февраля (3 марта по новому стилю) будет опубликована поэма «Двенадцать». Вот как ценила поэтическое страстное слово тогдашняя государственная печать! И в случае со «Скифами» державному поэтическому порыву находится полное объяснение в дневниковых записях Блока, жадно следившего за ходом мирных переговоров в Брест-Литовске, которые вела молодая Советская республика с кайзеровской Германией. Блок считал, что внешняя опасность и позиция бывших союзников мешали «скифам» делать великую революцию, имеющую мировое значение: «Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним. Если вы хоть «демократическим миром» не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше». Блок был уверен, что «каждый лишний день войны уносит культуру», причем не только русскую, но общемировую, а заодно и европейскую цивилизацию. Потому, применяя пушкинский образ России-щита, он грозит Европе возмездием: Но сами мы — отныне вам не щит,
Тогда это казалось поэтическим преувеличением, авантюрной угрозой, но вот прошли десятилетия, и правота гения подтвердилась. Мы не только еще раз спасли европейскую цивилизацию от коричневой чумы, но остаемся тем пространством, которое по-прежнему сдерживает волны «гуннов» и не позволяет окончательно захлестнуть эту самую цивилизацию. Американец Патрик Дж. Бьюкен выпустил книгу «Смерть Запада», в которой приводит угрожающие цифры: в 1960 году люди европейского происхождения составляли четвертую часть мирового населения, а в 2000 году примерно одну шестую, к 2050 году их останется лишь 10 процентов. В самих США американцы неевропейского происхождения составляют уже 80 миллионов: «Америка перестала быть «плавильным тиглем господа бога», она разделилась на две нации, на два разных народа, не имеющих между собой ничего общего». В этих условиях чисто военная мощь США — блеф и условность, поскольку война принимает неудержимые формы, выдвинулись новые политические субъекты — гигантские этносы: китайский, индийский, исламская сверхкультура. Россия снова начинает играть традиционную геополитическую роль, но, увы, сама не осознает этого до конца, ошибочно присоединяясь к атлантическому проекту. Александр Блок призывает ее к разумным державным шагам, к тому, чтобы власть и деньги предержащие не оказались снова на ветру отмщения «голодным псом» и расстрелянным «старым миром»: В последний раз — опомнись, старый мир!..
Для любителей подлинно исторической и художественной отечественной литературы хочу сообщить в заключение заметок, что в издательстве ИТРК в серии «Библиотека исторического романа» и «Россия молодая» вышло четыре книги, связавшие славные и грозные эпохи, рассказавшие о героях седых веков и о поседевших с горя ровесниках. Роман Александра Сегеня «Александр Невский» открывается посвящением: «Моему сыну Николаю и всем детям России». Олег Михайлов посвятил книгу об Александре Суворове «Моим однокашникам и офицерам — воспитанникам суворовского военного училища». Многолетний труд фронтовика Михаила Алексеева «Мой Сталинград» открывается репринтом письма, обращенного к подруге Оле из новогодних окопов 1943 года. Наконец, один из авторов сборника «Горячие точки. Проза «Резонанс» Николай Иванов посвящает свою автобиографическую повесть «Вход в плен бесплатный, или Расстрелять на рассвете» налоговой полиции России, «чья спецгруппа отыскала меня в чеченских подземельях и освободила из плена — с вечным благодарением». Кому, каким потомкам и благородным современникам могут посвятить свои злобные пасквили очернители нашей истории: наверное, Бабицкий — шефу радио «Свобода», Масюк — Гусинскому и Березовскому, Моисеенко — Явлинскому, но яблочному сыну, а не отцу-фронтовику. Сам этот внешний, казалось бы, факт свидетельствует о страшных контрастах нашей жизни — о низости и высоте, об ущербности и полноценности, о пошлости и святости. Вспомним же, убедившись, что достойные книги пишутся и выходят, призыв из того же стихотворения Тютчева, обращенный к родному слову: О, в этом испытанье строгом,
Александр БОБРОВ
|