|
||
|
Противоречивые чувства владели мной, когда 27 февраля шел я на митинг работников образования, здравоохранения, культуры — «бюджетников», как ныне их называют, вкладывая в этот термин полубрезгливый оттенок. Конечно, это замечательно, что наши «умные люди», уподобляясь последним «троечникам», начинают, пусть и с невероятным трудом, постигать элементарные истины. Кажется, они догадываются, что их судьба, само их существование не интересуют ни избранного ими (прежде всего ими!) президента, ни Государственную думу страны, ни правительство, ни действительных хозяев современной России. Учителя, врачи, библиотекари, артисты, студенты с недоумением осознают, что они оказались лишними людьми, да и сами образование, здравоохранение, социальные гарантии и т.п., платные или бесплатные, но всенародные, считаются ныне «пережитками проклятого социалистического прошлого». Но... Еще подъезжая на троллейбусе к площади Революции, ныне переименованной в Ново-Соборную, встретился с Андреем, бывшим нашим студентом. — Вы, наверное, меня уже не помните? Я после первого курса ушел в армию, воевал в Чечне, ранен, вернулся. — Восстановились, учитесь? — Нет, что вы, зачем мне это нужно? Я — рабочий, а мои сокурсницы либо у азербайджанцев тряпками торгуют, либо, видите, на митинг зарплату выпрашивать пришли. Мне стыдно и противно все это... Дискуссия у нас не состоялась, так как он ехал дальше, но ее неожиданно продолжила другая моя ученица, директор школы: — Смотрите, сколько на площади народу! Если б разрешили, так было бы еще больше, все бы пришли! — Как «разрешили»? Вы что, здесь по разнарядке? Она смутилась и начала что-то толковать о второй смене, графиках и планах, стараясь не глядеть мне в глаза. Итак, митинг ради зарплаты, да еще и по благоволению властей! Демократия, куда денешься! Настроение портилось. Власти на импровизированной трибуне митинга (у нас ею служат ступени Физико-технического института, одного из солиднейших зданий Томска) выглядели вполне представительно. Почти половина городского депутатского корпуса, начальник областного департамента образования, заместитель мэра, вместе с ними — руководство профсоюзов. Но и участников митинга было действительно немало, больше, чем на митингах, проводимых левыми силами. Едва пробрался сквозь толпу поближе к депутатам, но и тут меня задержал незнакомый, но решительно настроенный гражданин, видимо, врач или учитель: — А, вот и наш депутат! Вы куда же это смотрите — сумасшедшие тарифы ЖКХ, Дворец спорта отдали торгашам, преступность растет, зарплата у нас смешная, а вы... — я не буду продолжать его аргументацию, она всем хорошо известна, но дальнейший обмен репликами все же приведу. — Простите, а вы на прошлых митингах бывали? — Зачем? Я уж лет десять на митинги не хожу, что от них толку. — А на выборах президента вы голосовали за продолжение реформ или за то, чтобы их остановить? — Я на выборы теперь вообще не хожу, голосуй «за», голосуй «против» — результат один. — Значит, вы хотите, чтобы депутат городской думы в одиночку победил президента-реформатора, а вы будете смотреть на все это по телевидению, как на расстрел парламента десять лет назад? ...Мы оба поняли, что тема разговора исчерпана, а я вспомнил вице-губернатора М.Е. Салтыкова-Щедрина, написавшего в 1869 году: «Всем как будто полегчало при мысли, что есть где-то человек, который готов за всех «стараться». Что без «старанья» не обойдешься — это одинаково сознавалось всеми; но всякому казалось не в пример удобнее, чтобы за него «старался» кто-нибудь другой». Самому же предпочтительнее во времена Михаила Евграфовича отсиживаться на печке, а со времен Михаила Сергеевича — на диване у телевизора. Пусть кто-то постарается за учителей, за врачей, за пенсионеров, да и за меня, обиженного судьбой и властями. А я что, от меня проку нет. ...Ораторы сменяли друг друга, говоря в общем-то абсолютно правильные слова, облеченные затем в еще более правильную резолюцию, принятую, разумеется, единогласно. Требовали отказаться от идеи реформирования системы оплаты труда бюджетников, требовали увеличения зарплаты в полтора раза уже в этом году и в два раза в году будущем. С несколько меньшей настойчивостью требовали бoльших вложений в науку, здравоохранение и культуру и даже в финансирование студенческих профилакториев. Кстати, студентов пришло на митинг довольно много, и они с юношеским жаром поддержали мысль о необходимости повышения им стипендии до 500 (пятисот!) рублей. Большинство ораторов так или иначе подчеркивали, что они вообще-то всем довольны, политикой они не занимаются, в партиях, избави Боже, не состоят и никаких движений, кроме разве что «Единой России», куда им велели вступить, не поддерживают. Впрочем, справедливости и уважения ради замечу, что и в «массах», и с трибуны одно «политическое требование» все же звучало — прогнать министра Починка или хотя бы установить ему учительскую зарплату. Более того, несколько ораторов осторожно намекнули на то, что нынешняя власть положения не исправит, надо бы что-то сделать, короче говоря, неплохо бы, чтобы и тут кто-нибудь постарался. Через тридцать минут митинг закончился, милицейское оцепление было снято, публика разошлась. Мне выступить на митинге не удалось, попытаюсь, пусть и с опозданием, поделиться несколькими тезисами. Первый. Митинг и прочие акции протеста по поводу действий властей, разрешенные именно властью, да еще накануне выборов, есть самая настоящая пиаровская акция, если не сказать прямо — провокация. Не сомневаюсь, что в ближайшее время президент поругает, а то и переведет на другую работу Починка, а затем распорядится прибавить бюджетникам зарплату, студентам — стипендии, науке и культуре — субсидии. И все умиленно скажут: «Отец родной, батюшка ты наш и благодетель! Ну, прямо-таки осчастливил, даже лучше, чем пенсионеров, коим прибавил аж по 31 руб. 34 коп. Да за кого же нам теперь, кроме тебя, родимого, голосовать-то!». Иначе говоря, и пар выпущен (а то ведь некоторые учителя бастовать вздумали!), и ненавязчиво мощная агитация проведена. Второй. Сто с лишним лет назад основная масса русской интеллигенции (у нас она тогда еще имелась) на основе серьезной идеологической и пропагандистской работы тогдашних прогрессивных социал-демократов усвоила ту не очень простую мысль, что основная масса народа никогда не получит для себя чего-либо доброго, если будет двигаться только по экономическому пути. Необходимы политические действия в интересах большинства, это необходимое условие принципиальных изменений жизни народа. Люди забыли эти уроки, власть не забыла и умело переводит вектор народного гнева в удобное ей, власти, направление. Третий. «Бюджетники» за какие-то пятнадцать лет уже забыли, а молодежь просто не знает, что же именно надо требовать, кстати, именно требовать, а не просить. Напомню несколько цифр. До свержения Советской власти стипендия в нашем институте составляла 60 рублей, ровно столько стоил авиабилет от Томска до Москвы. Сегодня цена билета «всего» 5200 руб. (правда, для студентов поменьше, можно и за 3600 руб. слетать). Так вот, нетрудно подсчитать, что требовать надо не пятьсот рублей (пятьсот-то дадут, для правительства это не деньги), а хотя бы три тысячи вместо нынешних 250. Ну, ладно, студентам незачем на самолетах кататься. Но по покупательной способности рубль 1989 года эквивалентен примерно 30—40 современным рублям. Вот и извольте платить молодому учителю примерно две-три тысячи рублей, а пожилому профессору не меньше пятнадцати-двадцати, а если уйдет на пенсию — пять-шесть. И не надо говорить, что «денег нет». Очень грубо, но убедительно могу возразить — пить надо меньше (я имею в виду презентации, приемы, банкеты, дачи, поездки за границу и т.д. и т.п.). Помните требование Парижской коммуны: «Никаких средств на представительство!». Впрочем, тут я, конечно, не совсем прав. Это Парижская коммуна, а за ней В.И. Ленин (см. «Государство и революция») хотели экономить на управлении. Современная российская буржуазия с такими требованиями ни за что не согласится. Ее надо законно отстранить от власти, тогда можно будет говорить о скромной, но достойной оплате труда интеллигенции. Четвертый. Добрую половину митингующих составляли студенты, четверть — просто молодые люди, но оставшаяся четверть — это те, кто около пятнадцати лет назад приходил на эту же площадь, чтобы с жаром отстаивать грядущий капиталистический рай. Я хорошо помню, как именно учителя и другие работники умственного труда выбрасывали партийные билеты, как они проклинали «эти семьдесят лет», как они кричали о всесилии коммунистов, требовали их изгнания и «возврата России на цивилизованный путь развития». Я хорошо помню, как именно они освистывали и прогоняли с трибуны ораторов, призывавших (честно скажу, не очень умело и убедительно) одуматься и остановиться. Нет, куда там! «Будем полностью платить за квартиры, но заживем, как на Западе!»... Первая половина лозунга реализована, чем же вы недовольны?... «Да здравствует либерализация цен, обилие товаров и отсутствие очередей!». Тут тоже почти весь лозунг реализован — цены «либеральные», товаров много, только учителей и врачей среди покупателей маловато. Зато новых очередей — в бюро трудоустройства, за субсидиями, пособиями, за всякого рода подачками и т.п. — сколько угодно. «Долой шестую статью Конституции!» Ура, нет такой статьи, и вместо руководящей и направляющей силы в лице Компартии получили статью 35, охраняющую священное право частной собственности и, следовательно, руководящую и направляющую силу в лице 17 новоявленных российских (далеко не всегда русских) миллиардеров. «Да здравствует свобода!» — и получили расстрел парламента, расцвет наркомании, проституции, нищенства, бандитизма, получили Чечню, развал когда-то великой страны, распродажу ее национальных интересов и переход в статус державы, с которой вовсе не обязательно считаться. Так вот, мне горько и стыдно за своих коллег, слишком уж многие из которых не выдержали испытаний ложью и фактически предали свой народ. Ведь стоит подумать вот о чем. В 1917 году рабочий класс и крестьянская беднота совершили революцию во имя своих интересов против интересов меньшинства. И значительная часть настоящей русской интеллигенции, смысл существования которой состоит в служении народу, с народом тогда и осталась. А в начале девяностых годов при активнейшем участии так называемой интеллигенции совершился контрреволюционный переворот во имя интересов меньшинства. При этом сами-то «активисты» (за ничтожным исключением) не только не входят в это меньшинство, но и пострадали-то больше других. И вместо того, чтобы по-настоящему встать на защиту собственных интересов и интересов народа, они униженно и смиренно просят у барина повышения зарплаты. Можете быть уверены, господа, непременно повысят! Ведь выборы скоро, бросят вам сотню-другую, обрадуетесь, изберете кого надо, а там можно будет и реформу какую-нибудь придумать, и налог ввести, власть себя не обидит, пока вы ее так любите.
Лев ПИЧУРИН,
|