Несколько тезисов

     Возможно, из наших слов не сложится песня, из наших дней не сложится эпоха. Тем не менее слова произносятся, а дни идут, ну а остальное будет задним числом.

     50-летие кончины Сталина весьма примечательно с точки зрения оценки того, что, может быть, образует-таки нынешнюю эпоху.

     Начну с арифметики: по телевизору состязались (видимо, только самые умные журналисты могут позволить своим программам выйти за рамки собственных монологов, или неких шоу-состязаний с участием приглашенных, и замахнуться на поиск истины) ошельмованный и оболганный писатель Проханов и восславленный и озолоченный бывший режиссер, а ныне буржуа — Михалков. За Проханова позвонили 23 тысячи, за Михалкова, подкрепленного пятнадцатью годами антисталинского кликушества, 28 тысяч. Режиссер Михалков должен бы был застрелиться, но, на свое счастье, он уже давно не режиссер. Пусть живет долго и счастливо.

     Позволю себе отметить, что весь антисталинизм, начиная с Хрущева, вертится вокруг крайне ограниченного числа тезисов, вычлененных (как и положено буржуазному подходу, предпочитающему атомизацию как индивидов, так и проблем) из целостной картины жизни (целостный — значит, тоталитарный, а это ужасно).

     Некоторые пункты антисталинского разговорника таковы:

     Сталин — продолжение революции, уничтожившей... продолжение тысячелетнего рабства (это из лексикона самых продвинутых) ...

     Как говорит один мой знакомый: дурак — дело добровольное.

     Не желающий быть добровольцем нынче может сверить эту публицистику со статистикой демографической и экономической как по нашей стране, так и по другим странам, и легко сообразить, что это там Сталин продолжил, и как это отличается и в какую сторону от сопоставляемых сторон жизни в других государствах. Особенно показательно такое сравнение с теми немногими странами, что исполняют в глазах либералов все обязанности «мирового сообщества». Может, даже станет понятнее фраза Герцена «казаки по сравнению с буржуазией — агнцы кротости».

     Народ не хочет возврата во времена Сталина. Отсутствие желания невозможного выдается за нежелание навязываемого.

     Если провести референдум, то окажется, что народ «не хочет» возврата во времена Ленина, Екатерины, Петра, Ивана Грозного, Владимира Мономаха и т.д. (а с какой стати нормальный человек должен куда-то хотеть по шкале времени?). Мы что же, из этого сделаем вывод, что политические партии, которые хотят гражданской войны и интервенции, крепостного права, порки на конюшне, отмены тайны исповеди и упразднения патриаршества, введения опричнины, феодальной раздробленности и т.д., — не будут пользоваться поддержкой народа, который все более склоняется к либеральным ценностям? Глубоко...

     Были репрессии. Борьба в стандартных для того времени (эпоха мировых войн) и того места (страна революции, еще «на вошедшей в берега») формах выдается за некие односторонние притеснения. Разумеется, со стороны плохих по адресу хороших и ни в чем не повинных.

     Эпоха, главным конфликтом которой является дилемма: воровать или не воровать в преддверии нависших «иностранных инвестиций», своими заплывшими глазами глядит на эпоху, главным конфликтом которой была дилемма: служить Мировой Революции или строить Великую Державу в преддверии нависшей мировой войны. Забавно. Даже когда идет спор, кому достанется какой-нибудь столичный отель, и то случаются «репрессии». Ну а для успокоения профессиональных жертв сталинских репрессий можно сообщить, что только за 11 месяцев прошлого года народу вымерло (не умерло, а именно вымерло, то есть превысило рождаемость) больше, чем расстреляно по всем и уголовным и политическим статьям за все годы «сталинских репрессий». А если взять все девяностые годы, то Гражданская война с интервенцией и коллективизацией отдыхают...

     Ну и, наверное, можно задать себе вопрос: почему умнейший, талантливейший и энергичнейший Троцкий потерпел поражение. Наверное, не без того, что не смог стать выразителем мироощущения, воли и энергии большинства из миллионов идейно и политически активных членов общества.

     Личная власть — это нехорошо. Власть должна быть безличная — чтоб спросу ни с кого не было. Это только нехороший сталинист Каганович был способен утверждать, что у каждой аварии есть фамилия, имя и отчество.

     В свое время лучший немец, а потом всенародно избранный набирали себе все новые и новые дополнительные полномочия. Нынешнему все это перешло по наследству. В природе же никаких дополнительных полномочий не бывает, все уже есть, дело лишь в том, кто и как их исполняет. Ну уж а абрамовичи, ходорковские и прочие братки прекрасно разумеют меру своей личной власти, но кто же станет это афишировать на плакатах типа «Мафия — наш рулевой»...

     Странный парадокс — коммунисты-материалисты и буржуа-идеалисты словно меняются местами, когда речь заходит об ответственности. Коммунисты кричат, что кадры решают все, цитируют Кагановича, требуют экономического регулирования с позиции социальных целей, оценки деятельности власти самочувствием граждан. Буржуазия же твердо стоит на почве «объективной реальности» рынка, не зависящей от нас и данной нам в ощущениях, — чистейший суперматериализм. Впрочем, предтеча нынешней буржуазии — брежневская номенклатура — тоже была склонна полагать, что законы общественного развития сами выведут куда надо, не докучая начальству.

     Впрочем, тут конечно не парадокс, а лицемерие буржуазии, а это нам объяснять излишне.

     Содержание сталинской эпохи — страх. Если скажут, что главным содержанием Великой Отечественной был страх, то возразить тоже нечего. У кого-то точно — был.

     Печаль наша состоит в том, что немалой части населения взамен собственных навязаны оценки небольшой группы граждан, допущенных к говорению в СМИ. Ничего, кроме говорения, они не умеют. Вдобавок мы имеем стандартную в общественной жизни ситуацию — группа людей свои местечковые печали и радости выдает за всенародную беду или счастье. Нельзя брехать на Сталина — беда, можно и это даже оплачивается — счастье. Впрочем, когда начнут платить за прославление Сталина, беда и счастье тоже для многих видоизменится. А по сути «беды» позвольте усомниться в том, что на одном страхе можно построить великую империю хоть во времена пирамид. А ух во времена моторов, электростанций, радиосвязи, промышленных комплексов, научных и инженерных школ...

     Это, наверное, очевидно для всех, кто не имеет столь специфически одностороннего развития, как наши говоруны.

     Впрочем, можно и закругляться. Сталин слишком великий символ, чтобы его понимать буквально. Но ясно, что народ, которому вдруг стал совсем не нужен Сталин или Ленин, получает Ельцина и живет так, словно не знает он ничего слаще морковки и крупнее Путина...

Кошмарные сны порабощенного А. Германа

     Кинорежиссер А. Герман объявил в «Российской газете» (5.03.2003): «Сталин — наиболее яркий, последовательный и жестокий правитель рабовладельческого государства, не разрушенного до сих пор». Он «живет в каждом из нас: даже в самых ярых антисталинистах, считающих Кобу Джугашвили Сатаной». Сам он принадлежит «именно к этой породе людей». И представьте: ему очень часто снится Сталин, его приятно волнует то, что он относится к нему «во сне с отеческой теплотой и благожелательностью». Это позволило ему сказать, что он чувствует «себя рабом». Но почему он стал таким? Мучительно долго Герман искал ответ на этот вопрос и в конце концов пришел к выводу: Сталин «умудрился создать государство куда более страшное и крепостническое, чем все цари-тираны, вместе взятые. Он поработил не тела, а души». Но в чем состоит секрет этого магического воздействия на миллионы людей, Герман никак не мог понять.

     Пришел на память ему А. Солженицын, который боролся с Советской властью, считал Сталина злодеем, очень радовался, когда узнал о его смерти. И почему он потом, словно забыв о своей ненависти к нему, в рассказе «На изломах» (1996) представил Сталина как великого государственника: «И все понимали, что потеряли Величайшего человека. Но нет, и тогда еще Дмитрий не понимал до конца, какого Великого, — надо было еще годам пройти, чтобы осознать, как от него получила вся страна Разгон в Будущее». А что случилось с ученым и писателем А. Зиновьевым, который в юности хотел устроить покушение на Сталина, а сейчас считает его гениальным вождем, внесшим огромнейший вклад в строительство советской державы и в победу над фашистской Германией. А как понять У. Черчилля, упорного врага коммунизма, который писал: «Статьи и речи Сталин всегда писал сам, и в них звучала исполинская сила. Сталин производил на нас неизгладимое впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам».

     Пытаясь раскрыть эту тайну, Герман прочитал в «Российской газете» статью В. Третьякова «Уроки Сталина», в ней автор уверяет: «Безусловно, Сталин, и в этом одна из главных составляющих его величия, был одним из самых просвещенных правителей всех времен и народов». Страшно затошнило Германа от этой мысли, ему захотелось немедленно опровергнуть ее, пришли на память Горбачев, Ельцин, Путин, но он, хотя и находился в расстроенном состоянии, отбросил их в сторону: нет, не годятся они Сталину и в подметки. А. Герман раскрыл любимый желтый «Огонек» (№10,2003 г.), и неприятная оторопь его взяла — в нем он обнаружил статью Б. Гордона «Уроки Сталина» (опять уроки!), а в ней говорилось, что в Доме культуры на рабочей окраине Москвы отметили годовщину смерти Сталина под маркой «литературного вечера». Да, верно пишет Третьяков: «В эти дни, когда исполнилось 50 лет со дня смерти советского диктатора, имя и образ его не сходят со страниц и экранов российских СМИ. Это неудивительно. Удивительно то, что и вне каких-либо дат Иосиф Виссарионович Джугашвили — Сталин — является самым упоминаемым в российских СМИ историческим деятелем». Тут и ВЦИОМ сообщил: 53% опрошенных россиян сказали, что они положительно относятся к Сталину, и только одна треть отрицательно. А ведь его долго и дружно развенчивали, грязнили, используя и ложь, разномастные политические деятели и публицисты. В конце концов Герман решил, что это и доказывает: в России повсеместно живут люди с рабской психологией, они восхищаются Сталиным, а у него «патология, паранойя цвели пышным цветом». Мне показалось, что сами сочинители этого вздора — носители подобных болезней. Отец Германа, писатель Ю. Герман, которого приглашали к вождю «на вальпургиевы ночи», «долго обожал Сталина, уверял, что в жизни не встречал более обаятельного, остроумного человека. И вдруг после войны возненавидел вождя». Почему? Может быть, в роду Германов были задатки какой-то патологии? Не об этом ли говорит их поведение 5 марта 1953 г.? Тогда А. Герман «зашел в родительскую спальню и сообщил новость о смерти Сталина». После этого его «абсолютно голый отец» бегал по квартире и приговаривал: «Сдох! Сдох! Сдох! Хуже не будет, хуже не будет!».

     Герман всю жизнь сводит счеты со Сталиным и утверждает, что за это он регулярно «получает по башке»: за фильм «Проверки на дорогах» его «обозвали апологетом предательства», раскритиковали картину «Хрусталев, машину!», которую «европейские критики включили в число пятидесяти лучших фильмов за последние полвека». Но как верить этому? Ведь она с треском провалилась в Каннах, об этом писали многие авторы, даже В. Кичин, который вообще-то без ума от его кинокартин. Вскоре он, получив, видимо, чувствительную взбучку за заметку об этом провале, поспешил напечатать 21.07.1998 г. в «Известиях» статью, где до небес расхвалил А. Германа: «Двадцать дней без войны» — фильм гениальный», «Мой друг Иван Лапшин» «тоже абсолютно гениальный». Он нашел гениальные страницы и в фильме «Хрусталев, машину!», который в общем-то «не сложился», и выразил непреклонную надежду, что автор преодолеет все препятствия — и «мы снова получим гениальное кино». Вот такие холуйские оценки нравятся Герману. Он был вне себя, когда в 1998 г. руководителем Союза кинематографистов избрали на съезде Н. Михалкова, который оценил российский кинематограф, как безвоздушный, беспочвенный: через такое кино «мы рискуем получить через 10 — 20 лет чужой народ. Работать, властвовать, управлять будут люди без родины», и потому сломать эту тенденцию — «дело, если хотите, национальной безопасности». Его назвали «долгожданным русским лидером». Крайне напуганный всем этим Герман, в котором «много разной крови намешано — и еврейской, и русской», заявил: «Союз не может быть построен по этническому принципу. Если так пойдет дальше, я тотчас из Союза кинематографистов выйду».

     Кинокартина «Хрусталев, машину!» на самом деле давала право сказать о том, что «Герман не любит Россию». Он категорично заявляет: «Не могу я и слезы умиления размазывать при виде березок. Это мой папа обожал Россию, целовался и пил с мужиками». Он, более того, не скрывает, что люто ненавидит «сталинскую Россию с подвалами Лубянки, с расстрелами, с лагерями и стукачами». При таком примитивном подходе к России, при нежелании видеть в ней хорошее, самое главное, нетрудно понять, как бы он повел себя в годы Великой Отечественной войны, если был бы тогда взрослым. Герман в глубине души не согласен с книгой Солженицына «Россия в обвале», где автор отмечает те коренные черты нашего народа, которые считает спасительными от распада, размыва, самоуничтожения: «доверчивое смирение с судьбой... сострадательность, готовность помогать другим, делясь своим насущным... способность к самоотвержению и самопожертвованию... готовность к самоосуждению, раскаянию... непогоня за внешним жизненным успехом; непогоня за богатством, довольство умеренным достатком... открытость, прямодушие... несуетность, юмор, уживчивость... размах способностей, в самом широком диапазоне... широта характера, размах решений...» Герман считает, что нужно было поставить на первое место то, что «русский человек не может без империи», это в немалой степени срывает усилия компрадоров установить в стране удобный для них порядок жизни: «Попытки утвердить в России демократические принципы были бы равносильны эксперименту с выборами предводителя в Золотой Орде». Б. Гордон сообщил, что профессор политологии американского университета, бывший советский диссидент, говорил на «литературном вечере»: «Главный урок Сталина, особенно актуальный сегодня, состоит в том, что Россия как государство может нормально существовать только при диктатуре. При любой демократии Россия разваливалась». Герман согласен с таким диагнозом и твердо убежден: в этом виноват плохой русский народ и, конечно, Сталин, который «посеял страшные зерна. Зерна зла», и потому «мы живем в воровской, националистической державе, в которой в итоге победит фашизм». От этой мысли у Германа непрерывно дрожат коленки. Добавил страха потерявший совесть министр культуры РФ М. Швыдкой, распространяя клеветническую мысль: «Русский фашизм хуже немецкого». Конечно, швыдким понятно, что в русских душах нет места фашисткой идеологии. Они ищут ее у наших патриотов потому, что боятся прихода их к власти в России: ведь тогда швыдкие лишатся обильных долларовых подачек от разжиревших богатеев.

     Но, по словам Германа, «русский народ все же не безнадежен». В этом его утвердили слухи о «заговоре военных», ему «об этом по большому секрету году в 68-м рассказывал К. Симонов. Командовал бунтарями Тухачевский, имелся и план ареста Сталина». И это «вселяет большой оптимизм. Совсем заела бы тоска от мысли, что против такого осьминога, как великий и ужасный Иосиф Виссарионович, не соорудили ни одного приличного заговора...» Герман пытается уточнить свою позицию: «Я понимаю: режим усача — одна история, судьба народа, населяющего мою страну, — другая». Но он не хочет понять и принять то, что судьба России многие годы была неразрывно связана с жизнью и деятельностью Сталина, что его гений помог ей выстоять в жестокой борьбе с врагом.

     Герман признает Россию своей Родиной и уезжать отсюда никуда не хочет, «хотя богатая родня из Америки давала деньги на новую картину. Куда ехать? Там то же самое, только хуже». Но как ему здесь жить, где все пропитано сталинским духом. Герман раздражается, когда видит «самодовольных бугаев в сопровождении телохранителей», которые «ко всему принюхиваются, прицениваются». Всем хорошо известно: либеральная цензура обложила патриотическую оппозицию, коммунистам не дают слова на телевидении и радио. Против такой практики Герман не протестует, но не может он быть спокойным, если его в чем-то ограничивают: «Бесит возрождение цензуры в новом обличье. Участвуя в одной из телепередач, я поинтересовался: откуда деньги у Потанина? И что вы думаете? Все вырезали из программы! Почему я, дважды лауреат Государственной премии, народный артист, призер кучи международных кинофестивалей, не могу спросить о миллиардах олигарха?» Не мудрствуя лукаво это он отнес к «отрыжкам прошлого, сталинской эпохи»: «Мы заражены тем временем. Даже молодые, те, кто родился после 53-го. Откуда взялись бы скинхеды, прочие ублюдки?» Ума большого не надо, чтобы бесстыдно сваливать на Советскую власть кошмарные последствия буржуазного переворота 1991 — 1993 гг., бездарного правления Ельцина и Путина.

     В сознании Германа накрепко засела мысль: очень плохое было время, когда СССР был великой державой, с которой никто не мог не считаться. Ведь если бы его не разрушили, то он не позволил бы США беззастенчиво растерзать Югославию, нагло готовить нападение на Ирак. До сих пор Германа уязвляет то, что в 1956 г. Англия, Франция и Израиль напали на Египет, а после решительной советской ноты они были вынуждены поджать хвост и прекратить агрессию. Больше всего Германа раздражает то, что Сталин создал могучую империю. Не хочет он считаться с тем, что СССР, если верно оценить его государственное устройство, не был империей, русские в нем не только не строили свое благополучие за счет других его народов, но и помогали им.

     Осуждая попытки «реставрировать империю», Герман умолчал о том, что либералы планировали раздробить СССР на 30 государств, эту задумку не до конца решили, поэтому теперь ищут возможности расчленить Россию. Одно хорошо: Путин не будет новым Сталиным. «Хотя попытка работать под Иосифа Виссарионовича гарантировала бы грандиозный успех на выборах. Путину были бы обеспечены народная любовь и слава на века. О нем слагали бы песни, посвящали оды и романы». Но Герману «непонятны попытки Путина жить со всеми в мире», его заигрывание «с леваками», утверждение нового «российского гимна». Ему неведомо, с какой целью он «решил перекинуть мостик между прошлым и будущим, сковав единой цепью сталинский Советский Союз и как бы демократическую Россию». Если он «рассчитывал подобным реверансом заслужить доверие и завоевать симпатии сталинистов», то это «напрасный труд».

     Герман раздумывает: «на кого опирается президент...» Если он ошибется в выборе, то это обернется страшными последствиями, «от этого зависит судьба не только господина Путина». Но «кому может доверять президент? Как с жуликами возрождать державу? Вот Путину и приходится выбирать между продажной интеллигенцией, пронафталиненной чиновничьей номенклатурой, блюдущей собственные интересы бизнес-элитой и туповатыми военными. Последние хотя бы кажутся верноподданнически настроенными. Вообще же, если говорить строго, положиться не на кого. Все заняты воровством...» Последний фильм Германа посвящен безвыходности «положения, в которое попадает Путин».

     «Картина будет называться «Что сказал табачник». Якобы есть на некой Табачной улице человек, который в курсе, где выход из тупика, но никто этого табачника так ни разу ни о чем и не спросил». Вывод однозначен: Путину надо срочно встретиться с А. Германом и его окружением и в своей политике выполнять указания либеральных компрадоров, которым не нужна сильная Россия, которым противны насущные интересы ограбленного, униженного народа.

  А. ОГНЁВ,
доктор филологических наук.
Тверь.