Как-то в программе «Момент истины» ведущий А.Караулов беседовал с тремя выдающимися певицами, народными артистками СССР Т. Шмыгой, Л. Зыкиной и Г. Вишневской. Увы, та беседа получилась далеко не праздничной, ибо каждая из замечательных певиц говорила о глубочайшем кризисе жанра, который она представляет. Т. Шмыга поведала о фактической ликвидации московской оперетты, Л. Зыкина сетовала на утрату национальной песенной культуры, а Г. Вишневская — о падении нравов и вкусов нынешней публики, которую больше привлекают голый зад Б. Моисеева и поток мата, что льется с телевизионных экранов.

     Спору нет, проблемы, поднятые в программе, чрезвычайно важны, но авторы постарались обойти причины, породившие их, хотя они очевидны. Как мне видится, истоки бед следует искать не в опущениях культуры или экономики, а скорее всего в политической сфере — стране навязывают чуждые нам западные ценности, в частности их масс-культуру.

     В самом деле, московская оперетта лишилась крова из-за мюзиклов, которые столичные нувориши, косящие под западных бизнесменов, выбрали для своего досуга.

     Наверное, можно спорить о художественных достоинствах мюзиклов, но для меня оперетта, особенно классическая, и мюзиклы несопоставимы. Так уж случилось, но еще мальчишкой, посмотрев «Летучую мышь», я стал страстным поклонником этого жанра. В студенческие годы я ходил в одесскую оперетту, лучшую на то время в стране. В театре был великолепный ансамбль артистов, и среди них М. Водяной, первым из оперетты удостоенный звания народного артиста СССР. Под стать ему были и партнеры, скажем, его жена М. Демина — лучшая из Пипит, коих мне довелось видеть.

     На трагедии, случившейся в Москве, очевидно, сказался откровенно слабый репертуар последних лет, где преобладали современные пустышки. Я подчеркиваю — именно пустышки, ибо тогда в Одессе также ставили современные оперетты, но то были «Вольный ветер» и «Белая акация» И. Дунаевского. Тем, кто рожден был у моря, были близки герои оперетт, особенно из «Белой акации», ведь для Одессы 50-х годов прошлого столетия самым заметным событием было возвращение из очередного рейса китобойной флотилии «Слава». Это происходило в конце мая, когда город утопал в цвету белой акации. Встретить родных и близких и просто поглазеть на Приморском бульваре собирался едва ли не весь город, а китобои, радостные, гордые, молодые, в шелковых бледно-розовых костюмах, приобретенных в Кейптауне, шли под приветственные возгласы тысяч горожан. Вот эти парни и были героями «Белой акации». Музыка И. Дунаевского была столь хороша, что фраза из песни Тони «Одесса — мой город родной» стала позывными города-героя.

     Будучи аспирантом одного из московских вузов, я с удовольствием посещал оперетту и восхищался несравненными Т. Шмыгой, Г. Васильевым, С. Варгузовой... Надо сказать, что и в те годы на оперетту смотрели, как на второсортный жанр, но, право же, никакое брюзжание не могло затмить атмосферу легкости, солнечности, веселья, шика, красоты. Такое впечатление могли создать только те, кто пел на уровне оперы, танцевал, как в балете, прибавьте сюда артистичность, молодость и красоту — вот и получится артист «второсортного» жанра.

     Ауру фееричности оперетте придает прежде всего великолепная музыка И. Штрауса, И. Кальмана, Ф. Легара и наших современников И. Дунаевского, К. Листова, Г. Милютина, Б. Стрельникова... Оперетта просто обречена на любовь, но в наше время все поставлено с ног на голову, в том числе и в этом вопросе. Как-то по телевизору показывали «Летучую мышь», и я поинтересовался у внука-девятиклассника: «Ванечка, тебе нравится эта оперетта?», а в ответ: «Нет!» Я возмущаюсь: «Как же так?», но внук угрюмо молчит, а при первой возможности переключает телевизор на американские поделки.

     Наверное, можно понять и простить нынешнего школьника, но согласиться с руководителями московской оперетты никак нельзя. Вероятно, и у них найдутся оправдания: мол, в театре на протяжении многих лет ведущие партии исполняли одни и те же суперзвезды, которым сейчас за... Довод серьезный, действительно трудно представить Moнceрpaт Кабалье в роли Сильвы или Марицы, но ведь нынешнее состояние нашей оперетты не с неба упало.

     Еще большую утрату для страны представляет гибель нашей великой песенной культуры. Нынешнее поколение с удивительной легкостью разбазаривает то, что не ими создавалось: будь то Родина, общественный строй, а вот теперь добрались и до культуры.

     Песня, зародившаяся в седой древности, прочно вошла в быт россиян благодаря своей востребованности: она нужна и матери, укачивающей младенца, и при отпевании усопшего. Сначала песни складывали всем миром, путем отбора лучших вариантов музыки и слов, но начиная с XVIII века к этому подключились композиторы.

     Вскоре произошло социальное расслоение песен: образованная часть предпочла утонченные романсы, а простолюдины — народные песни, сложенные на стихи Н. Некрасова, А. Кольцова, И. Никитина, И. Сурикова... не понаслышке знавших их думы и чаяния. Песня помогала ямщикам скоротать время больших поездок, пряхам — скрасить их монотонный труд... А какие посиделки могли обойтись без пения?

     Расцвет песенной культуры приходится на советское время. Тот, кто жил в те времена, вспомнит, как в детском саду шепелявил: «Мы едем, едем, едем...», а будучи пионером, дружно выводил «Взвейтесь кострами...».

     Росли люди, и менялись песни: в юношеском возрасте мы славили комсомол, и было за что, а когда пришла пора любви, то каждый находил ту единственную, что соединяла любящие сердца. В суровую годину песня звала: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...». Вот уж воистину песня жить помогала.

     В те годы благодаря замечательным композиторам И. Дунаевскому, Б. Мокроусову, М. Блантеру, А. Новикову, братьям Покрасс, В. Соловьеву-Седому, Н. Богословскому, Т. Хренникову и многим-многим другим сформировался феномен «советская песенная классика». Каждый может продолжить этот перечень имен, приписав сюда десяток-другой не менее любимых композиторов. Ни одна страна не имела такой песенной культуры. Оппоненты могут возразить, указав на певческие праздники прибалтов, где собираются десятки тысяч певцов. Это, конечно, замечательно, но песни тех праздников все же ближе к духовному песнопению, а наши — к жизни.

     Особо следует выделить песни праздничных застолий. Это чисто национальный пласт культуры, ведь за рубежом не принято устраивать застолий, поэтому и песен таких нет. Пение за столом призвано создавать и поддерживать приподнятое настроение, исключать перебор, снимать стеснительность и способствовать сближению собравшихся. Вместе с тем оно позволяет проявить себя, раскрыть душу, вкус, удаль, умение и даже интеллект и тем самым привлечь внимание, и прежде всего тех желанных глаз. Наши бабушки и дедушки пели про страдания тонкой рябины и удалого Хас-Булата и приглашали красотку кататься. Следующее поколение предпочитало песни военного лихолетья, в том числе и те, где упоминались «Фронтовые сто грамм». К. Симонов был убежден: «Без глотка, товарищ, песню не заваришь...», еще более откровенен А. Фатьянов: «Мы выпьем раз, мы выпьем два... но так, чтоб завтра не болела голова», а какие встречи фронтовиков могли обойтись без «Ленинградской застольной»!

     Нынешние мудрецы назовут эти и множество других песен рекламой пьянства. Для самих же фронтовиков те застолья были крайне необходимой психологической разрядкой, да и, что тут скрывать, лучшими минутами той поры.

     Знали и любили те песни и мы, мальчишки военного времени, и находили в них гордость за Родину и рассказ о чести, доблести и славе.

     Будучи молодыми специалистами, мы частенько собирались за дружеским столом, и здесь не обходилось без песен. Начинали обычно: «По рюмочке, по маленькой налей, налей, по рюмочке, по маленькой, чем поют лошадей...», далее пели о несчастном Султане, а заканчивали песнями А. Пахмутовой.

     Нынешние застолья проходят либо в гробовом молчании, либо под гулкое уханье музыкальных центров. Пение стало немодным, да и подходящих песен нет: новых, годных для пения, не пишут, а старые, где говорится о Родине, комсомоле, вроде петь неловко. Остается только пить, пока не уткнешься носом в блюдо с винегретом. Драматург А. Островский считал: «Песня — душа народа, загубишь песню — загубишь душу», и вот за какое-то десятилетие с небольшим растранжирена страна, и ее величайшая песенная культура — душа народа.

     С чего все это началось? Да, вероятно, с того, что была проиграна «холодная» (информационная) война, и советским людям внушили, что все хорошее может быть только там, на Западе. Ушли в прошлое танцплощадки, где крутили милые, порой наивные, но всегда добрые песенки. На смену им пришли дискотеки с закордонными зонгами, под которые и танцевать-то невозможно. В свое время папуасов приобщали к цивилизации через блестящие стекляшки, а обращение в западную веру россиян происходило с помощью красивых упаковок и поп-музыки, где отсутствовали мелодия и смысл, зато были англоязычные исполнители.

     Объединенными усилиями рынка политиков и послушных им СМИ зонги и сменившие их синглы вломились в нашу песенную культуру. Мелодичность и лиричность не смогли противостоять напору и ритму, а стихи заменил текст, состоящий из нескольких ничего не значащих фраз. Ни один уважающий себя певец не брался исполнять такие «хиты», да им никто и не предлагал, но свято место пусто не бывает, вот и заполнили эфир безголосые «звезды», проявившие себя разве что в постели продюсеров. Все это сопровождалось невиданной «раскруткой», оказывающей на слушателей, особенно молодежь, гипнотическое воздействие.

     Ныне к этой кампании присоединились и государственные СМИ, в том числе «Радио России», засоряющее эфир подобием козлиного блеяния, сопровождаемым присказкой: «Настоящая музыка на настоящем радио». Так Россия сравнялась, вернее, опустилась до уровня цивилизованных стран в вопросах песенной культуры.

     Как отнеслись к происходящему маститые певцы и композиторы? Да, наверное, так же, как и весь советский народ, — безмолвствовали. И оправдание нашлось: негоже подлинным талантам махать кулаками на площадях. Недавно певец В. Трошин вспоминал, как в начале 90-х годов они с композитором Э. Колмановским обсуждали свою невостребованность, и тот посоветовал переждать смутное время. Думается, подобные советы были всеобщим заблуждением: за отечественную песню надо бороться.

     Можно ли возродить песенную культуру? Вряд ли, ведь утеряна преемственность поколений. Мне возразят: «В молодые годы все увлекались забугорной музыкой». Это верно, но, сравнивая нынешнюю ситуацию с тем, что было лет 20—30 назад, можно найти два существенных различия: во-первых, былые кумиры несли подлинное искусство — будь то Ив Монтан, Робертино Лоретти, Френк Сенатра в песне, Луи Армстронг, Элла Фицджералд и Элвис Пресли в блюзе и роке, а во-вторых, у нас был мощный фундамент — отечественная песня. Прошли годы, поостыла кровь, добавилось мудрости, и как-то незаметно рок отошел на второй план, зато окреп фундамент.

     У нынешней молодежи едва ли не единственная страсть — это поп-музыка. Вам наперебой расскажут, кто из кумиров с кем спит, но вряд ли найдется меломан, кто воспроизведет хоть одну музыкальную фразу. Пройдут годы, и что останется у нынешних молодых? Пустота!

     Неужели ничего нельзя исправить? Наверное, можно, но прежде требуется понимание проблемы и воля, а вот их и нет у нынешнего руководства, навязывающего нам западные ценности. С политической точки зрения, такая позиция может и оправданна, коль мы стремимся во всем походить на богатых американцев, но большинство россиян вряд ли согласится с подобными доводами. Известный шансонье Вилли Токарев, долго живший в США, считает огромной ошибкой, что мы не препятствуем проникновению американской масс-культуры.

     Казалось, кому, как не деятелям культуры, бороться с «тлетворным влиянием Запада». Увы, большинство из них оказались приверженцами «демократических» ценностей и не только не борются, а, наоборот, приложили немало усилий для раскачивания лодки в трудное для страны время. В этом плане преуспели М. Ростропович и Г. Вишневская, ныне сетующие на вкусы и нравы, царящие в обществе.

     Среди видных деятелей культуры есть ряд харизматических личностей, создавших вокруг себя ореол обожания. Скажем, в представлении значительной части общества М. Ульянов — это прямой, честный, способный преодолеть любые трудности человек, такой, как Егор Трубников из кинофильма «Председатель» или маршал Жуков. К сожалению, в годы смуты многие из актеров оказались лицедеями, недостойными своих героев, и подвинули толпу в омут капитализма, где ее для начала раздели, а затем принялись уничтожать оптом (в Чечне) и в розницу (бандиты). Сейчас М. Ульянов говорит, что не разбирается в политике, но заявления эти невнятны, да и явно запоздали.

     Людям-символам следует помнить, что они не имеют права на ошибку, а поэтому надо крайне осторожно относиться к публичным выступлениям, вдруг они ошибочны. Среди таких личностей особое место занимает Л. Зыкина — королева русской песни, душа русского народа, как ее величают журналисты. Понятна боль певицы за кризис жанра, которому она служит, но не следует забывать, как та же Л. Зыкина активно поддерживала Ельцина. В народе ходит молва, что коробки из-под ксерокса с долларами предназначались таким, как она. Даже если это навет, то дыма без огня не бывает, тем более что те «сребреники» несли именно артистам, агитировавшим за Ельцина.

     К людям-символам следует причислить и В. Познера. Коллеги характеризуют его не иначе как «ум, честь и совесть нашего телевидения». Если принять это определение, то становится ясным, почему столько нареканий на телевидение. Что и говорить, специалист В. Познер отменный. Порой ему достаточно одной реплики, чтобы развернуть ход обсуждений в нужном направлении. Вот пример: обсуждается кризис отечественного кино и, естественно, сравнивается с недавним прошлым, и тут Владимир Владимирович встревает: «В советское время репертуар киностудий определял ЦК КПСС». Приглашенные тушуются, а мне подумалось: если это так, может, следует создавать то самое ЦК, ведь при нынешнем руководстве мы так и будем смотреть, как каменские и турецкие в «Бандитском Петербурге» на «Улице разбитых фонарей» ловят «Шестерок», в упор не замечая «паханов». Нет! Для выхода общества из системного кризиса нужны не эти поделки, а новые «Председатели» и «Директора», «Высоты» и «Девять дней одного года», рассказывающие о людях-созидателях, тогда, может, и дождемся «Весны на Заречной улице».

  М.ИГОРЕВ.
Владимир.