В 1981 году в Ленинграде вышла в свет книга Игоря Горбачева «Дело, которому ты служишь». В мою память врезались вот эти строки автора: «После показа в Париже «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского с замечательным ансамблем, в который входили Ю.Толубеев, О.Лебзак, к нам за кулисы зашел пожилой человек и спросил: «Сколько лет живут русские актеры?» Вопрос меня несколько озадачил, и я не скрыл удивления. «Почему вы об этом спрашиваете?» — «Я состоятельный человек, — ответил парижанин, — объездил весь мир, видел множество разных и знаменитых актеров, но никогда не наблюдал такого самосжигания, которое демонстрируете вы, русские. Вы должны рано умирать…»

     Игорь Горбачев родился в Ленинграде и прожил в великом городе семьдесят пять лет, с рождения и до смерти. Почти полвека он самосжигал себя на сцене знаменитого Александринского — Пушкинского театра. Чем объяснить творческое долголетие великого актера, глубоко больного в последние пятнадцать лет его жизни? Силой духа, души, что, по Владимиру Далю — гениальному знатоку русского языка, означает то, что дает жизнь: крепость и самостоятельность, отважность и решимость, смелость и воля.

     Кажущийся баловень судьбы, как отмечал один взыскательный критик, после своего феноменального кинодебюта в роли Хлестакова в кинофильме «Ревизор» Игорь Горбачев упорно искал свой, только ему предназначенный путь в театре.

     Я — не завзятый театрал. В театре бываю нечасто. Поэтому писать о мастерстве великого актера, о его искусстве перевоплощения не смею, не имею права. Но я уже немало пожил, чтобы усвоить вековечную истину: большой талант — это непрестанный труд, неистребимая воля. Это прежде всего крупная личность.

     Сказать об Игоре Горбачеве как о выдающейся личности гражданина-патриота я могу: я имел честь быть его другом в последние тринадцать, думаю, самых трудных его лет.

     Много тем было в сценической жизни великого актера: бескорыстного подвижничества-самопожертвования и корыстного карьеризма, любви к человеку и человеконенавистнической зависти, красоты души и ее уродства… Думаю, что не ошибусь, если скажу: во всем многообразии тем одна преобладала над всеми — тема геройства и предательства. При мне Игорь Олегович часто размышлял вслух о природе, причинах предательства в среде той интеллигенции, которую принято называть творческой. Размышлял о предательстве таланта и его гибели, говорил об этом, как русский человек, любящий многоязычную Россию. Приведу отдельные его высказывания.

     «Некоторые из нас, как говорил Островский, приспособились. Чудесная цитата из Островского, он артистам говорит: «Есть у вас этакое приятное искательство к начальству». У тех, кто был на дачах и у Сталина, и у Хрущева, и у Брежнева. У всех — и у Андропова, и у Горбачева. И сейчас опять они около власти.

     Я не играл ни Ленина, ни Сталина, ни одного секретаря райкома, ни одного знаменитого коммуниста или ответственного работника. Я играл КОММУНИСТОВ… А те, кто врал, прикидывался, — прилипалы, холуи, оборотни — теперь и сами ужаснулись, и отшатнулись уже и от новых правителей, и растерялись, не знают, что делать».

     И еще о предательстве русской культуры:

     «Почти ничего не ставится из русской классики. А если и ставится, то инородцами, у которых нет родства с русской культурой (не в национальности дело. Вот Углов — татарин, а великий русский хирург; Багратион, грузин — великий русский полководец). Они так переиначивают Чехова, Островского, Толстого, что жалко молодое поколение. Это открыто, цинично, фига нам, русским людям: «Смотрите, что мы делаем с вашими великими!» Есть и высокопрофессиональные театры с обученными артистами, с диктаторской режиссурой. Но это — не русские театры, это театры, играющие на русском языке.

     А самое главное — сейчас на сцене не переживают, а представляют. Не живут, а показывают. Даже если актер имеет школу, обаятелен, на него приятно смотреть людям — это не властитель дум. Потому, что дум нету».

     Признаюсь: было время, когда я думал — талант есть явление природное, и только. Как говорят, кого Бог поцеловал, тот и творит. Тринадцать лет моей дружбы с Игорем Олеговичем убедили меня в том, что многим давно известно: талант есть явление природное и социальное. Без жизненной, гражданской позиции талант увядает. Чтобы талантливо «лицедействовать» на сцене, представлять красивое и безобразное, нельзя лицедействовать в жизни. Я видел Игоря Горбачева в роли Кутузова в спектакле «Фельдмаршал Кутузов». Был поражен его игрой: он не играл, а был Кутузовым. Тогда я сказал себе, что, уверен, сказали многие тысячи зрителей: «Народен этот могучий талант». Но через год после спектакля в долгих беседах с Игорем Олеговичем о судьбе России (а состоялись они в тяжелом 1992 году) я, относительно неплохо знающий историю нашего Отечества, был чрезвычайно удивлен и устыжен: мой любимый актер прекрасно знал не только труды Соловьева-отца (выдающегося русского историка), но и труды Соловьева-сына (виднейшего русского философа). Он не переставал мыслить о России с юношеских лет. Надо быть выдающейся личностью, чтобы сыграть историческую личность. Такой личностью был Николай Черкасов, сыгравший роли Александра Невского и Ивана Грозного. Такой крупной личностью был Игорь Горбачев. Его Кутузов эпичен. Его Кутузов формировался в нем с ранней юности. Он был актером философского склада.

     Как театральный актер и режиссер, Игорь Горбачев обладал редким даром социального чутья — он выводил на сцену подлинных народных героев именно в то время, когда дегероизация нашей отечественной истории входила в «демократическую» моду, когда взахлеб приветствующие горбачевскую перестройку «интеллектуалы» ерничали и глумились над всем русским, советским.

     Пьеса Владимира Соловьева «Фельдмаршал Кутузов» была написала в годы Великой Отечественной войны. С тех пор ее никто не ставил. Игорь Горбачев поставил ее на сцене Александринки — Театра драмы имени А.С. Пушкина в 1985 году — к сорокалетию Великой Победы.

     Он представил ее как эпос великого народа, как народную трагедию 1812 года. Он поднял роль Кутузова на уровень великой трагедийности, на уровень переживания и преодоления трагедии, на уровень выражения русского духа, сила которого спасла Россию. Не талантливый военачальник Барклай де Толли, а именно Михаил Илларионович Кутузов мог привести Россию к победе над Наполеоном: он знал и чувствовал то, чего знать и чувствовать Барклаю не было дано, — душу русского народа.

     Кутузов Горбачева говорит о том Барклаю доверительно прямо. Его слова как будто для нас, для нашего времени сказаны:

     Однако для себя запомни ты одно:
     Сражение под Бородино не проиграли мы,
     хотя и отступили!
     Сражение сие дано не за Москву!
     За дух российских войск я дал сие сраженье.
     И не был сломлен этот дух –
     Он победил на Бородинском поле.
     Так как же ты, Барклай де Толли,
     понять сего не можешь вдруг?
     Скажи, Барклай, что есть война и чем решается она?
     Позиций выбора, удачностью обхода?
     Но ведь не все же в ней
     подвластно нам двоим,
     Война — еще душа народа
     в единстве с замыслом твоим.

     Битву за Россию может выиграть только тот, кто вместил в свою душу душу народа. Тогда, в 1985 году, мало кто задумывался об этом. Великий художник Игорь Горбачев предвидел народную трагедию в самом ее начале. Если говорить точнее, то до ее начала.

     В 1989 году он ставит спектакль по пьесе Александра Володина «Мать Иисуса». Тема предательства — предательства Иисуса не только Иудой, но и другими его учениками — главная в постановке пьесы Игорем Горбачевым. Мать остается верной сыну. В интерпретации пьесы Горбачевым — режиссером-постановщиком звучала тема матери, как матери-Родины. Она не предает своих сыновей. Кто ее предает, тот христопродавец, предатель. Театральная «критика» замолчала эту постановку, как замолчала она и постановку «Фельдмаршала Кутузова». О Горбачеве-режиссере предпочиталось не говорить. И до сих пор говорить не предпочитается. Как не предпочитается говорить о романтически-публицистической режиссуре Николая Охлопкова и Бориса Равенских. А именно их линию — линию романтической публицистики, линию великой традиции школы русской драмы продолжал в своей актерской и режиссерской работе Игорь Олегович Горбачев. В этом нашел свое предназначение, свой путь в театральном искусстве. Он шел по нему до последнего вздоха. Одухотворил современников советской эпохи, тех ее славных героев, что не кричали о себе на всех перекрестках. Но им дети войны и их внуки обязаны счастьем жизни.

     Он играл коммунистов — советских людей как героев русской классической литературы. Оберегал связь времен и поколений. Его Устименко (пьеса «Дело, которому ты служишь» по одноименному роману Ю.Германа) был таким же бунтарем за нравственную справедливость, как и герои пьес Островского, Чехова, Горького. Его доктор Крымов в спектакле по пьесе Храбровицкого «Пока бьется сердце» был верен одному — исполнять свой долг перед людьми, доверившими ему свою жизнь. Исполнять его до конца — пока бьется сердце. Школа русской драмы и школа советской драмы есть суть одно. Игорь Горбачев доказал это самосжиганием своего великого таланта.

     Только личность может воспитать личность. Игра Горбачева на театральной сцене была его жизнью. Потому она пробуждала в личности зрителя самое возвышенное, благородное.

     Остановимся еще на одной теме, которой Игорь Олегович был верен всегда. На теме духовности и бездуховности. В 1991 году он поставил спектакль (свой последний спектакль) по пьесе Н.Островского «Не все коту масленица». Сыграл в нем главную роль — роль купца Ахова. Спектакль был комедийным и одновременно трагичным. Ахов Горбачева уверен в том, что деньги решают все: на них можно купить любовь бедной девушки, обеспечить лакейскую преданность не имеющего денег племянника, почитание его, Ахова, им же униженными и оскорбленными. Но оказалось, что честь и достоинство неподвластны силе денег. Для Ахова — это трагедия, крах. Пьеса Н.Островского в постановке Игоря Горбачева изобилует множеством комических моментов. Зрители смеялись от души. Но когда Ахов — Горбачев произносил свой трагедийный монолог — монолог о поражении его денежной силы, зрительный зал затихал. Игорь Олегович мечтал поставить спектакль по пьесе Чехова «Вишневый сад». Он хотел показать зрителю развращающую силу власти денег. Сцена, по его замыслу, должна быть окружена цветущими деревьями с красной вишней. В завершение пьесы Лопахин-купец, уже российский буржуа, рубит дерево спелой красной вишни. Рубит со злостью и обреченным отчаянием — деньги могут все! Все! «Но все ли они могут?» — таков был бы немой вопрос, обращенный к зрителю. Горбачев мечтал сыграть в пьесе А. Чехова роль Фирса. Увы, не довелось осуществиться его мечтаниям.

     На траурной церемонии, что состоялась в Александринском — Пушкинском театре, один из известных учеников Игоря Олеговича — народный артист России Андрей Толубеев сказал: «Он ставил спектакли, которые невозможно поставить сегодня. Он выводил на сцену героев — людей, а не уродов».

     Игорь Горбачев был личностью великой — обладал недюжинным умом, умом ироничным, саркастическим, философским, мудрым. Путь его в великую школу русской драмы не был свободен от ошибок и просчетов — у крупного таланта они всегда сопряжены с жесткими трениями с собратьями по цеху искусства. Но не это главное, когда мы вспоминаем о выдающемся мастере, ушедшем в мир иной. Главное — что он оставил нам, живущим поныне и нашим далеким потомкам. Он оставил для грядущего лирику русского таланта, ее нетленность. Его режиссерские работы всегда отличались мелодичным музыкальным фоном. Монологи героев часто сопровождались пением, что неотделимо от русского слова. Он сохранил традиции школы великой русской драмы. Он остался в народной памяти, а это дано немногим, героем-подвижником в классике отечественного искусства.

     Я не могу завершить свой очерк об Игоре Горбачеве, не сказав о нем как о человеке — не по-русски это будет.

     Прежде всего: он был человеком добрым и великодушным, ранимым и мужественным. Как говорят в народе, он заработал звания народного артиста СССР, Героя Социалистического Труда и лауреата Государственной премии своим трудом — талантом, получившим всенародное признание. Был прост и душевен по-русски, по-советски: перед занятиями со студентами театрального института он, уже будучи его профессором, прежде всего на свои деньги кормил своих учеников. Заботился не только об их материальном положении, но и о состоянии здоровья их родителей. Со всеми, с кем соприкасался, будь то его студенты или театральные критики, писавшие о нем, обходился душевно: всегда помогал, чем мог, в драматические и трагические дни их жизни.

     Отличался редким даром самоиронии, доброй шутливости над друзьями. Был талантливо щедрым в отношении людей, его окружавших: мог своему непримиримому оппоненту предложить сотрудничество с ним. Свою ранимость прятал за самоиронией.

     Было время, когда я тяжело заболел. Первым, кто посетил меня в больничной палате, сам будучи куда более больным, чем я, был Игорь Олегович Горбачев. Так он поступал всегда — по естественной необходимости помочь, ободрить, поддержать.

     То, что он сделал в последние десять лет своей жизни — восстановил институт «Школа русской драмы», — это его подвиг. Он, этот подвиг, уже вошел в историю великого русского театра. Я помню, никогда не забуду, 22 ноября 2002 года, когда в Александринке праздновали его 75-летие. Великий Мастер произнес свой самый краткий монолог из пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак»: «Что я скажу, когда я с вами вместе, я отыщу десятки слов, в которых смысл на третьем месте, на первом вы и на втором — любовь». 19 февраля 2003 года перестало биться сердце Игоря Горбачева.

     Он любил жизнь. И жизнь его любила — это было взаимно. Он очень любил Чехова, и все у него было по Чехову — его любили женщины и дети. Но он оставался верен первой любви — любви к своей жене Людмиле, талантливой актрисе Александринского — Пушкинского театра. С ней прожил свою театральную судьбу в пятьдесят два года жизни.

     Когда Игорь Олегович ушел из жизни, на небосклоне истории русского театра в созвездии славных ее имен зажглась новая звезда «Игорь Горбачев».

     Она будет светить вечно.

  Юрий БЕЛОВ.