Москва утопает в огнях. Когда едешь на машине и смотришь в окошко — любуешься. Когда идешь пешком, теряешься в этом неоновом свете, с трудом узнавая родные места. Манят огни ресторанов и баров. Дразнят лукавые искрящиеся вывески. «Добавь огня!» — призывает рекламный щит. Куда ж еще?! И без того уже не виден «московских окон негасимый свет». Исчезло и волшебство фонарей, которые сама Марина Цветаева «взглядом зажигала»...

     Ночью город погружается в себя, и невольно думаешь: а не призрачен ли он, как те новогодние елки, что торчали прошлой зимой на площадях, переливаясь всеми цветами радуги? Днем это были снопы проводов. Голая металлическая конструкция без намека даже на синтетическую хвою. Вечером урбанистический пейзаж преображался. Елка-фантом. Сказка-обманка...

     Вот и по стране гуляют сказки-обманки, байки о легкой «красивой» столичной жизни. Многие верят в них, а потому выплескивают свои негативные эмоции на москвичей вместе с обидными эпитетами «зажравшиеся», «жирующие»... Некоторые противопоставляют Москву России!!!

     Но Москва — это не игра «Колесо Фортуны». Это часть нашей Родины.

     Легко ли быть москвичом? Спросите жителей многоэтажек, «взятых в плен» третьим транспортным кольцом и принимающих на себя весь жар и копоть большой дороги. Поговорите с москвичом, который из окна своей квартиры вынужден созерцать жизнь торгового «полигона» со всеми его «прелестями», мусором и одинокой липой, оставшейся от зеленого массива.

     Торговля в столице живет в каждом подземном переходе, на любом свободном клочке земли. Торговые модули облепили даже МКАД, как гигантские грибы-мутанты после кислотного дождя. Потеснитесь, русские березки, потребитель идет! Потребительское отношение ко всему — наша беда. Но оно культивируется рекламой, развлекательными шоу. Страдают природа, творения рук человеческих, сами люди...

     А еще обещают превратить Москву в супермегаполис! Конечно, город должен строиться, меняться. Но при этом оставаться собой. Некоторые уголки Москвы уже сейчас напоминают луна-парки. В облике столицы много случайного, наносного, несовместимого. Стеклянные офисы-кристаллы (с башнями). Строгая площадь близ Кремля (с фигурками животных). Овощной магазин (под вывеской «Грин хаус»). И т.д. и т.п. Какая-то эклектика! Как в старом анекдоте: «Обувь — от Кардена, пальто — от Диора, шапка — от фонаря!».

     В СМИ уже прошла информация о намерении реконструировать Пушкинскую площадь. Планируется, говорят, и крупный подземный комплекс.

     Держу в руках фотографию Тверского бульвара, сделанную ориентировочно в 1914 году. Бульвар не просто узнаваем. Он почти не изменился! Время выдают разве что конные экипажи да памятник Александру Сергеевичу, что давно стоит на другой стороне Тверской улицы. А что, думаю, будет, если и это место начнут перекапывать. Не лишимся ли мы в результате амбициозных коммерческих планов сохраненного предками (и в революциях, и в войнах!) Тверского бульвара? Преувеличение? Не знаю...

     К сожалению, мало кто сейчас пытается проанализировать суть происходящего, систематизировать наблюдения. Где сегодняшние Гиляровские, Пыляевы, Анциферовы? «Познай свой город, — говорил в начале XX века ученый Николай Анциферов. — И ты познаешь себя самого».

     Жаль, сейчас ни по телевидению, ни в печати не выступает Василий Борисович Ливанов с рассказами о Москве, с размышлениями о ее прошлом и настоящем. Слово человека, столь неравнодушного к культурным традициям нашего города, могло бы помочь в деле сохранения музеев и московской старины. Хочется верить, что отсутствие на экране и в печати его выступлений — не козни министра культуры Швыдкого.

     Надо по крупицам собирать то ценное, духовное, что еще осталось.

     Эх, москвичи!.. Большой город — наша с вами «малая родина». А помните песню: «Родительский дом — начало начал...»? Где же нам, москвичам, искать родимый, отчий дом на карте? Как тяжко бывает на душе! Ведь дом для русского человека, даже горожанина, — понятие святое.

     Моя прабабушка дом на Петровке не оставила и в годы войны, отказавшись от эвакуации из осажденного города. Дом выстоял под бомбежками — только двери с петель взрывной волной сорвало, да осталась черная метка войны на дубовом паркете — след от печки-»буржуйки»... Теперь, когда в здании расположился иностранный офис, ничто не напоминает о том, что здесь когда-то жили люди.

     А от моего дома с высокими потолками и наружной лепниной, утопавшего в цветах и зелени, и фасада не осталось. Помню, стоило открыть окно в теневой комнате, и она мгновенно наполнялась ароматом жасмина и свежей травы, а острый запах тополиной смолы щекотал нос...

     Мы сами ухаживали за растениями во дворе. А осенью с мамой и другими детьми собирали листья и метелки трав для картин и зимних букетов.

     Это было в самом начале 70-х. Москвичи любили свой город, и он, словно чувствуя это, отвечал взаимностью. Что-то с нами случилось.

     О какой взаимности можно говорить, когда то Большая Дмитровка под землю уходит, то в «Новостях» показывают дом Мельникова на краю котлована и рассуждают: сползет — не сползет...

     И все-таки что-то сделать можно. Повлияло же общественное мнение на судьбу Патриарших прудов! Событие не из разряда бытовых, а скорее — духовное.

     Тверской бульвар, Чистые пруды, Патриаршие пруды излучают живой свет. А что касается шальных огней неоновых ламп, то кто-нибудь ими еще не раз соблазнится, это точно. Но они — холодные. Они никого не согреют.

  Елена СЕМЕНОВА.
Москва.