"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 58 (12401), суббота, 31 мая 2003 г.

 

Полное хиролетие

     27 мая 2003 года был последний день жизни Петербурга как единого города. То был день, когда горожанами овладело загадочное воодушевление. Ничто не предвещало вспышки энтузиазма, хотя власти готовились к юбилею несколько лет, а шумиха в прессе достигла к дню 300-летия своего апогея. Но ни власти, ни пресса, ни сами горожане не были готовы к тому, что вечером 27 мая десятки, если не сотни тысяч людей со всех концов мегаполиса потянутся в центр города — точнее, к набережным по обе стороны Невы, между мостами Лейтенанта Шмидта и Литейным.

     Ехали интеллигентные бабушки и подростки с бутылочным пивом в руках, ехали девушки в нарядах от Манги, ехали семьи с маленькими и даже грудными детьми, ехали влюбленные парочки и одинокие холостяки. Наверное, никто теперь не объяснит, ради чего столько обычно ироничных, вменяемых, рационально мыслящих петербуржцев бросили в ту ночь такой привычный способ отключки, как телевизионная анестезия, и, словно угри, влекомые инстинктом в Саргассово море, отправились к Неве...

     Может быть, они чувствовали, что уходит в прошлое город, в котором они родились и выросли, и всем им нужно на прощание посмотреть друг другу в глаза?

     До вечера 27 мая город — Питер, который бока повытер! — был большая коммунальная квартира, жители которой могли не любить друг друга, но должны были жить вместе, коммуналка, где жизнь всех так или иначе проходит на виду у всех.

     Большая питерская коммуналка варила суп на кухне и обсуждала свадьбу дочери Романова, похождения дочери Собчака, страшилки Невзорова и тюрбаны Нарусовой точно так же, как шекспировская Верона сплетничала о взаимоотношениях родов Монтекки и Капулетти.

     И до революции, и после в одном районе и даже одном доме Петербурга-Петрограда-Ленинграда-Петербурга могли жить и генерал, и дворник, и мастеровой-алкаш, и скромный учитель. Они знали одни и те же песни, читали одни и те же книги, а их дети часто даже играли вместе.

     С 27 мая этого города больше нет. Он распался на несколько частей-городов, между которыми мало что общего, городов, которые начали сознавать свою отдельность, подчеркивать ее и даже обороняться от поползновений чужаков.

     Ибо что общего между гниющими, заброшенными пугайниками Ленинского проспекта и чистым, рафинированным, отевроремонченным Санкт-Петербургом в районе Певческого моста? Там даже грязь разная.

     Чистый Санкт-Петербург решил отделиться от нечистого еще до ночи с 27 на 28 мая, но именно в эту ночь решение об отделении воплотилось в разведенные мосты, разбитые физиономии и полицейские кордоны.

     Юбилей был праздником объявления суверенитета чистого Петербурга, торжеством по случаю выделения его в отдельную квартиру. В этой квартире теперь все свое, и гости из соседних нечистых халуп не имеют права появиться без надлежащего разрешения.

     Нечистых предупреждали. Говорили, убеждали, давали понять — уезжайте, праздник не ваш и не для вас. Пресса публиковала схемы отделения чистого Петербурга от его нечистых придатков, сообщала о планах перекрытия дорог, улиц и мостов.

     Не все поняли, и в ночь на 28-е на набережных яблоку было негде упасть. У каждого приехавшего из Купчина или с Просвещения, из Стрельны или с Гражданки был свой предлог томиться в многотысячной толпе — будь то обещанное неслыханное шоу японского кудесника, праздник на воде или открытие на ночь Эрмитажа.

     До самого конца власти старались обескуражить горожан, обезопасить от них город чистых. Под ногами приехавших хрустели пивные бутылки — потому что все урны в районе набережных были заботливо убраны, и люди ставили пиво на поребрики, откуда их не могла не сбивать толпа.

     Доступных туалетов практически не было, так что вдоль фасадов и в проходных дворах стояли писающие мальчики. Писающие девочки стыдливо прятались за машинами. Вероятно, и это было сделано сознательно (вспоминаются нацистские концлагеря и «Норд-Ост», где заключенных, чтобы унизить, вынуждали ходить по нужде в одно место, на виду у всех).

     Интересно, что гости «чистого» города были уверены в том, что раз праздник, метро будет работать всю ночь. Власти, разумеется, не только не продлили часов работы метро — наоборот, вполне сознательно было сделано все, чтобы на время юбилея парализовать работу транспорта.

     Осаждаемые в тот вечер толпами «нечистых» поезда метро ходили так же редко, как в обычные дни, и подолгу стояли в туннелях. Чтобы не идти на поводу у старушек, которых Пиотровский широким жестом пригласил в ночной Эрмитаж, эскалаторы на станции «Невский проспект» не работали, а само метро закрылось в обычный час.

     Несмотря ни на что, бабушки скопились у отреставрированных ворот Зимнего. Они верили интеллигентно выглядящему Пиотровскому и терпеливо ждали, когда их начнут пускать, — час, два... Бабушки подходили с вопросами к многочисленным людям в форме. Хозяева, очевидно, гостей не ждали, и люди в форме сурово отвечали старушкам, что пускать в дом положено только хозяев, то есть сотрудников самого Эрмитажа. Любители искусства помоложе с криками «Ура» и «Долой самодержавие» пытались лезть на ворота, однажды уже взятые всемирно известной киномассовкой. Ворота не поддались, а пулеметов в этот раз ребята не принесли.

     Когда началась лазерная дискотека Хиро Ямагучи, люди поняли, что над ними издеваются сознательно. «Сколько денег, должно быть, потратили на эту ...», — мрачно произнес кто-то в толпе. «Мама, лучше бы сходили в цирк», — заныла девочка.

     С хиролетием все стало ясно, и народ стал расходиться — хотя не сразу понял, в какой оказался ловушке.

     Дабы раз и навсегда отвадить «нечистых» ездить в очищенный город, власти позаботились о том, чтобы у людей не было информации о том, как им добраться домой.

     Троицкий мост перекрыли с вечера — по словам стоявших там милиционеров, для того чтобы спасти от покражи дорогую аппаратуру японца. Власть подумала о привычном, о том, о чем народ, может, и не догадался подумать, — о том, как что сподручнее украсть, — и приняла меры.

     Те из толпы, кто предчувствовал, что у властей для горожан еще остались сюрпризы, сразу же бросились к Литейному мосту. Их опасения оказались не напрасны — мост вскоре развели, и те, кто не поторопился, должны были провести на негостеприимном берегу еще несколько часов.

     Впрочем, неприятности на этом не закончились и для остальных. Уехать на машине, оставленной возле Петропавловки, было практически невозможно. Напряжение бессмысленного ожидания «праздника», часы, проведенные в толпе, невозможность пройти по перекрытым улицам и мостам сделали свое дело. Люди стали терять терпение. Машины не уступали друг другу дорогу, водители выбегали наружу и выясняли отношения, создавая гигантские пробки.

     Многие «нечистые» вынуждены были возвращаться домой пешком — на Просвещения, в Купчино, на Гражданку.

     Пару лет назад в Лондоне во время Первомая полиция окружила большую группу антиглобалистов и держала ее в кольце целый вечер. Когда молодых людей выпустили, их энергия разрядилась на многострадальных стеклах привокзального Макдоналдса. Противники капитализма впоследствии обвиняли полицию в сознательной игре на обострение и попытке спровоцировать бунт. Кажется, через суд удалось даже наказать нескольких особенно зарвавшихся полицейских.

     Нам, разумеется, Лондон не указ. Не слышно, чтобы кто-то ответил за избиение молодых людей, протестовавших против приглашения на юбилей Буша и Блэра. Бунтари попросили разрешения на пикет, получили отказ, вышли и были посажены и избиты. У нас не Европа, и начальство само знает, кого приглашать. Кто против — готовьтесь к каталажке.

     События юбилейной ночи в Питере, вопреки провокационным действиям властей, закончились мирно. Подростки витрин не били, удовлетворившись бутылками из-под пива.

     Значит ли это, что цель властей достигнута, «нечистым» указано их место, а выделившийся в отдельный город рафинированный Петербург сможет процветать, пользуясь ресурсами пригородов и окраин и отправляя туда свой мусор?

     Горожане, вернувшиеся домой, не забудут полный провал торжества, но вряд ли смогут что-либо изменить. Власть научилась манипулировать и выборами, и средствами массовой информации, которые отрапортуют об успехе шоу.

     Похоже, властям удалось показать, что они могут перекрыть мосты и улицы, могут в случае чего ввести в городе чрезвычайное положение. Например, если народ не захочет голосовать на выборах за кого надо.

     Теперь ясно, что они могут отделить город «чистых», в котором даже погоду устроят другую, — разумеется, на деньги «Большого Петербурга».

     Юбилей показал, что чистому Петербургу вообще не нужны люди — ну разве что официанты и те, кто стелит ковровые дорожки для пятисот избранных. Остальных можно отправить на машине времени — хоть в девятнадцатый год, хоть в сорок второй.

     Только вот мастерам культуры должно быть стыдно. Ей-богу, Михаил Борисович, вы должны попросить у старушек прощения. Вы оказались не в самой приличной компании.

  Игорь ШНУРЕНКО.
С.-Петербург.

 


В оглавление номера