В канун Дня Победы Петр Иванович Костюков, житель хутора Брусы, получил из района повестку с предписанием явиться тогда-то к таким-то ноль-ноль на предмет получения воинской награды.

     — Это которая-то будет? — повертел бумажку Петр Иванович. — Сёмая, не то восьмая? Уж и со счету сбился...

     — А тебе чего? — разумно рассудила почтарка Пашута, одной ногой подпиравшая велосипед у калитки.

     — Уж и пиджак на перекос пошел: пуговицы с петлями не стали сходиться... — мучался смущением Петр Иванович. — Я ить только под Старой Руссой и повоевал. А они все вручают и вручают... Вон Герасим, тот до самого Берлина дошел, на ристаге расписался, на него и вешали б...

     — Поезжай, поезжай, — подбодрила Пашута.

     — Ну, разве что последнюю... Закрою ряд, да и баста... На больше меня не хватит: подходит край...

     И вот завтра на рассвете ветеран натянет свои остро пахнущие дегтем стародавние солдатские сапоги, хранимые для таких вот случаев, пройдется в них туда-сюда, привыкая и примериваясь к неблизкой ходьбе, потом, поплескавшись под рукомойником-чуруканом, обрядится в летнюю комсоставскую рубаху в четких квадратах лёжки, привезенную племянником аж из самой Москвы, разберет на две стороны остатки своего русокудрия: поменьше — на правый висок, побольше — на проступившее темечко, непослушный пробор смочит с руки чайной заваркой и, оглядев себя в зеркало — обстриженный женой и намытый в бане, подведет некий итог: «Не сказать, что герой, но уже и не лешай...»

     И лишь перед самым выходом торжественно и бережно наденет извлеченный из шифоньера, всегда готовый, отутюженный наградной пиджак, ожидавший его на лосевом роге, снимет с медалей целлофановые обертки от сигарет, энергично, до звяка воссиявшей бронзы, одернет его полы и на всю дорогу построжает лицом, помеченным над правой бровью багровым шрамом...

  Евгений НОСОВ