Кто не знает русского советского писателя с легендарной судьбой и феноменальной популярностью — Валентина Саввича Пикуля?..

     Прошло немногим более десяти лет со дня его кончины, но интерес к его творчеству не ослабевает. Художник-самородок — так называли его собратья по перу, историки, подразумевая «необразованность» писателя: он имел за плечами только пять классов школы. Учиться ему помешала война...

     Самообразование — вот лучший способ образования. Этот афоризм Герцена полностью применим к Валентину Пикулю, который огромным кропотливым трудом и необычайной страстью к изучению родной истории изумлял современников, создавая прекрасные исторические повествования, которые, преодолевая заслоны идеологических решеток застойных лет, шли к читателю мучительно трудно, причиняя много горя автору.

     Более сорока лет служил русской литературе Валентин Пикуль! Писал стихи и прозу, а печататься стал, когда ему исполнилось двадцать лет. «Первый рассказ «Женьшень» я опубликовал в пятидесятом, — вспоминал писатель. — С этого года прозаик все больше и больше вытесняет во мне поэта. Если к этому прибавить мое нищенское житье-бытье, то можно представить, как мне трудно было заниматься литературой и самообразованием. Постепенно моими любимыми занятиями становятся иконография (наука о портрете) и генеалогия (наука о родословии). Учусь я по сию пору — почти ежедневно. По сути дела, биографии у меня нет, а если и есть, то она самая что ни на есть простая...».

     Две темы, две страсти безгранично владели Валентином Пикулем: русский Военно-морской флот и отечественная история. Первая тема связана с его судьбой: в четырнадцать лет он учился в школе юнг, в пятнадцать — воевал на Северном флоте, в шестнадцать — стал командиром боевого поста. «О каких, спрашивается, романах я мог мечтать, если юность моя прошла как сплошная вахта, — говорил писатель. — Верите ли, за вcю войну я прочел две книги. Зато хорошо их запомнил. Это «Дорога за океан» Леонова и «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского. Времени не было читать. Я начал седеть и хотел спать. Не удивляйтесь, у меня тогда уже появились первые седые волосы. Я в пятнадцать лет освоил флотскую специальность. Удивляться тут нечему: война — время большого доверия к юности».

     Первым крупным опубликованным произведением Пикуля стал двухтомный роман «Океанский патруль», воспевший тревожную флотскую романтику. Покоряет его романтическая героика, захватывает дух юношеский задор, воодушевляют патриотический пафос, чистота и благородство персонажей. Размышляя о мужестве и героизме соотечественников в годы борьбы с фашизмом, писатель задумался об исторических и нравственных истоках нашего национального самосознания, об эстафете подвига, о несгибаемой воле и патриотизме русского человека, которые помогли ему выстоять в жестоких испытаниях. Последовательно и неизменно в своем творчестве В.Пикуль следовал патриотическому девизу Пушкина: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оную — есть постыдное малодушие».

     «История неотделима от воспитания чувства национальной гордости, — говорил писатель, словно бы адресуясь к нашему времени. — Она требует от нас и уважения к себе, и вполне понятного желания приумножить все великое, что оставили в наследство нам предки наши... Летом сорок первого мы выстояли еще и потому, что нам в удел достался дух наших предков, закаленных в прошлых испытаниях... История повсюду, история — рядом с нами. Будь только внимательным, чутко слушая голос времени...»

     Около тридцати романов и повестей, рассказов и исторических миниатюр за сорок лет неистовой работы, без выходных и отпусков, порой даже без живительного глотка уличного воздуха, по семнадцать-восемнадцать часов в сутки за столом — это ли не потрясающая работоспособность писателя! А популярность среди самых разных читателей — от школьника до ученого? Кто из писателей знает хотя бы подобную пикулевской популярность?.. Вот данные социологических исследований: за последние десятилетия Валентин Пикуль вышел в число наиболее читаемых в России писателей. Немало его книг издано и за рубежом, инсценировано и экранизировано. Миллионы соотечественников находят в его романах глубинные отголоски жизни своих далеких предков — пожалуй, это одна из самых главных причин столь живого интереса читателей к произведениям писателя.

     «Недавно был на черном рынке, где покупал... свои книги по бешеной цене, — говорил Валентин Саввич. — Ну а что же делать, если в магазине их нет? Произошла даже комичная история — мне нужен был роман «Моонзунд». Спекулянт, узнав, что я автор, сбросил пятерку... Казалось бы, должно быть приятно, что так раскупают твои книги. Но я остаюсь спокоен. Я не тщеславен. Но честолюбив. Это большая разница. Тщеславие — сидеть в президиумах. А честолюбие — внутренняя убежденность человека в своей правоте. Доказывать ее надо не словами... И меньше суеты. Там, где тщеславие, там суета. Больше дела».

     Незаслуженно забытые имена и события русской истории — вот что занимает писателя в первую очередь. Отсюда и яркое художественное воссоздание таких реальных лиц, как поручик Карабанов («Баязет»), граф Волынский («Слово и дело»), гвардейский офицер Исполатов-Ипостасьев («Богатство»), фельдмаршал Салтыков («Пером и шпагой»), канцлер Горчаков («Битва железных канцлеров»), князь Потемкин («Фаворит»), адмирал Коковцев («Три возраста Окини-сан»), мичман Панафидин («Крейсера»)... Лица — разные, но за ними встают важные события нашего национального прошлого. Уроки их жизни обогащают нас чувством памяти, чувством сопричастности великим деяниям предков. Ведущую роль для писателя играет положительный пример, героико-патриотическая линия, традиционная для русской классической литературы. Это те исторические и нравственные весы, которыми измеряется тот или иной герой, то или иное событие. Художник не устает напоминать нам в своих романах, что история русского народа — великая история, как у всякого великого народа, и столь же драматическая, трагическая и героическая. «Иcтория не терпит шаблонов, а тем более ярлыков, которые у нас иногда приклеивают на какие-то личности, особенно в энциклопедиях, — говорил Пикуль. — Вспомним, например, Цусимское сражение. Мы cчитаем его поражением царского флота. Да, было и поражение! Но мы отмечаем тот высокий героизм, тот боевой накал, который сопровождал Цусимское сражение, — ведь матросы и офицеры шли на смерть, заведомо зная, что они погибнут, но отстоят честь России, — это их вдохновляло на высокий подвиг».

     «Я служил в Заполярье на одном из эскадренных миноносцев, — вспоминал Валентин Саввич. — Сначала плавал рулевым, потом стал штурманским электриком и с высоты мостика переселился на самое днище, по двенадцать часов в сутки высиживая в тесной коробке гиропоста, где десятки мудрых приборов, словно ободряя, дружески подмигивали мне разноцветными глазами сигнальных лампочек. Эсминцы Северного флота занимались конвоированием отечественных, английских и американских караванов. Целыми неделями обледенелые, покрытые слоями соли, словно чудовищные скользкие рыбины, они качались в грохочущем штормами океане, зорко оберегая союзные транспорты от налетов вражеской авиации и от торпедных ударов немецких подводных лодок. Это была захватывающая, утомительная и рискованная служба, и мне хочется верить, что боевая жизнь конвойных судов того времени еще вдохновит писателей на создание талантливых и правдивых произведений об этой суровой и мужественной службе!» Так собственный военный опыт, несомненно, помог автору воссоздать трагику морской боевой службы, суровый быт и крепкую воинскую дружбу матросов и офицеров. «Я вспомнил своих товарищей-матросов, с которыми вместе жил в одном кубрике, ел из одного бачка, качался рядом в уютных «подвесушках». Мне стало как-то обидно за них. Дорогие мои! Вы же ведь были отчаянными и хорошими парнями. Вы умели не только воевать. Вспомните, как вы умели праздновать победы, дружить и презирать трусов... И вот тогда-то мне впервые запала в голову мысль: «А что если я сам попробую описать виденное?».

     ...Напрасно думать, что исторический повествователь уводит за собой читателя в мир забытых вещей и событий, воскрешает некие этнографические и бытовые реалии ради них самих. «Я думаю, что автор вольно или невольно всегда будет думать о современности, и, безусловно, какие-то аналогии между прошлым и настоящим закономерны, — отмечал Пикуль. — Я до сих пор благодарен покойному писателю Сергею Смирнову, который открыл нам героев Брестской крепости. После этого я нашел сам себя как литератор, начав писать исторический роман «Баязет», где, по сути дела, очень схожие ситуации между защитой Баязета и крепости-героя Бреста в 1941 году. Началось у нас освоение целинных земель, я откликнулся на это романом «На задворках великой империи»; «Слово и дело» — символическое разоблачение культа личности... Я явил примеры того беспорядка и той безнравственности, которые порождает культ личности. Почему мой роман о Распутине и распутинщине — «Нечистая cила», где выведены жандармы, министры, цари, жулики, шлюхи... был остро воспринят критикой?.. Думаю, потому, что некоторые высокостоящие товарищи, которые и взятки ловко хапали, врали, увидели в этом романе самих себя, — вот мне и досталось на орехи!..»

     Исторической прозе Пикуля свойственна «стереофоничность» (С.М. Петров), то есть гармоническое сочетание временных пространств, диалектическое взаимодействие прошлого и настоящего. В.Пикуль сумел из 1970-х годов минувшего века разглядеть трагический фарс истории начала века ХХI. В этом смысле «Нечистую силу» можно смело назвать пророческим историко-политическим романом. Писатель откровенно рассказал всю правду о Григории Распутине — марионетке сионистов, окопавшихся в царском дворе, проводивших антигосударственную, антирусскую политику по указке крупных акул международной реакции, «мировой закулисы», как выражался выдающийся русский философ-эмигрант И.А. Ильин. А денно и нощно бдящие критики-«интернационалисты» прочитали в романе другие строки: Пикуль «недооценил роль В.И. Ленина, большевистской партии, смело ринувшихся на штурм царского самодержавия»; «Пикуль — шовинист, славянофил, квасной патриот, антисемит...». Ату его! Ату!!!

     «Критики, которые сегодня ходят в левых радикалах, как свора гончих, набросились на писателя, решив выбить больного человека из рабочей колеи, из душевного равновесия, — писал В.Гузанов. — И это им удалось при поддержке главного идеолога М.А. Суслова. Критики уложили Валентина Пикуля на больничную койку. А вскоре пришла в дом новая беда — скончалась после операции (ходят упорные слухи, что ее просто-напросто зарезали на операционном столе в отместку В.Пикулю за роман «У последней черты». — В.Ю.) Вероника Феликсовна — жена писателя. Незадолго она писала мне: «Все забили о Распутине, Николае II, Алисе и т.п. Остался вопрос. Русская национальная гордость и сионизм. От первых мы получаем прекрасные письма с большой благодарностью за раскрытие этой части нашей истории... Пишут люди различных рангов и положений — вплоть до самых высоких. От второй части — сионистов мы получаем угрозы, обещания уничтожить, убить и Валю, и его проклятую Веронику...»

     Между прочим, зловещие угрозы и попытки физической расправы с В.Пикулем продолжались в течение всей его жизни: по телефону, который он вынужден был в конце концов отключить, в кляузных письмах и телеграммах, в злобных, клеветнических перешептываниях... А однажды писателю прислали посылку с длинной бечевкой и запиской (конечно, анонимной): «Русская сволочь! Ты будешь скоро болтаться на этой веревке!».

     Каким огромным мужеством надо обладать, чтобы после этой дикой травли со всех сторон продолжать неистово трудиться за рабочим столом дни и ночи напролет, нести свою бессменную вахту, как когда-то, в военные годы, нес ее юнга Валя Пикуль у руля боевого катера!..

     ...«Барбаросса» — последний роман В.Пикуля, ставший его духовным завещанием. Это первая книга двухтомного романа «Площадь павших Борцов», публикацию которого завершил журнал «Наш современник» (1991, № 2 — 8). Роман посвящен незабываемой Сталинградской эпопее, потрясшей мир мужеством и героизмом сынов России. Жизнь автора оборвалась тогда, когда оставалось завершить последнюю главу и написать обращение к читателям...

     В этом произведении В.Пикуль остался верен своей художественной традиции: он создает политический портрет истории. «Барбаросса» — политический роман со всеми присущими этому жанру особенностями: основу его сюжета составляют хитросплетения военной стратегии, острейшие политические страсти и борения, лукавые игрища международной дипломатии. За всем этим стоят люди, чаще всего неведомые внешнему миру, но вершащие судьбы народов, государств и правительств...

     Книги Пикуля — источник точной, хорошо проверенной исторической информации, которой не гнушаются именитые ученые, охотно изучавшие его замечательную редкую библиотеку в Риге (в настоящее время ее судьба неизвестна: латвийские власти, как сообщала мне Антонина Ильинична Пикуль, грозились библиотеку закрыть...). «Когда я знаю, как было; я пишу, как было. А когда не знаю — пишу как могло бы быть» — таков творческий принцип писателя.

     Характерна в этом плане великолепная историческая миниатюра Пикуля, посвященная нашей древней тверской земле, легендарному авантюристу, ижевскому купцу-пройдохе Долгополову. Этот непревзойденный двойник-провокатор втянул в орбиту своих мошеннических меркантильных забот интересы Емельяна Пугачева, сумел обдурить, как выражается Пикуль, императрицу Екатерину II, которая, как известно, не была деревенской дурочкой и сама могла обхитрить кого угодно. «Согласитесь, — пишет автор, — что для XVIII века, и без того насыщенного аферами и авантюрами, подобная ситуация выглядит все-таки не совсем обычно» («Прибыль куша Долгополова»).

     Астафий Трифонович Долгополов — личность неординарная, весьма занимательная, о нем писали наши историки и писатели. «На всякий случай я заглянул в свою персональную картотеку, — пишет автор, — и был удивлен: мне встретились Долгополовы, уроженцы города Ржева, отважно сражавшиеся в 1812 году в рядах народного ополчения. Значит, иногда бывает и так, что яблоко далеко от яблони падает...»

     Духовная память зиждется не на полузнании и обрывочных сведениях, выдаваемых иными радзинскими за «истинную историю», а на подлинном обширном представлении своего прошлого. Книга — не просто источник знаний, но прежде всего источник духовности и нравственного возвышения личности, общества. Память — это неистребимый корень жизни, благодаря ему народ сохраняет себя как национальная общность сегодня, когда героем дня объявлен с самых высоких правительственных трибун предприниматель (читай: обманщик-плут и спекулянт!), а Павку Корчагина, Александра Матросова, Зою Космодемьянскую оттесняют на задний план Остап Бендер и зощенковские обыватели, а в последнее время куда более гнусные уроды, сотворенные сорокиными и прочими глумливыми извращенцами художественного слова...

     Фальсифицировать историю — то же самое, что делать фальшивые деньги, а может, и пострашнее... Дело не только в том, что историческая литература воспитывает «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Дело намного сложнее и серьезнее. Мы живем в эпоху кочевания мод — в области техники, музыки, одежды, в пору политико-экономического обезьянничания. Жизнь показывает, что все запретное, а ныне широко пропагандируемое телевещанием и другими видами СМИ моментально становится магически-притягательным, как все дурное, безвкусное и пошлое, в молодежной среде прежде всего. Молодой человек быстро схватывает все «новое», все «модное», усваивает, часто не задумавшись, чужие традиции, одежды, слова, а иногда и полностью забывает свою родную песню, родной язык. Вырастают поколения «безнациональных», космополитически настроенных обывателей с иммунитетом к исторической памяти, вовсе не подозревающих о своей трудноизлечимой болезни духа, мало связанных с национальными корнями, своей землей, культурой; они просто зачастую не осведомлены о них — или «осведомлены» по антирусским книжкам «доброго» «благодетеля» Сороса, не воспитаны в духе национально-эстетической, исторической и моральной преемственности. Историческая проза В.Пикуля, как и лучшие творения отечественной словесности, — это ведь не просто литература, воспитывающая патриотизм и рассказывающая, кто мы на планете Земля... В современную эпоху всеобщей стандартизации, дегероизации, унификации человеческого мировоззрения и бытия это одно из действенных противоядий против жестокого нигилизма и космополитизма!

     Художественная палитра романов В.Пикуля так и брызжет сочными красками, чрезвычайно зрелищна и потому притягательна, увлекает и захватывает костюмированностью, острой интригой, конфликтностъю, психологическим проникновением в характеры и глубиной историзма мышления. Это проза, намеренно рассчитанная на самые широкие круги читателей — от школьника до ученого. Книги писателя захватывают поистине юношеской влюбленностью в родную историю, неудержимой, страстной до самозабвения жаждой вернуть потомкам незаслуженно забытые имена и события, вернуть родную Историю в ее чистом, незапятнанном виде.

     Завершить свои размышления о феномене Валентина Пикуля хотелось бы ссылкой на чрезвычайно авторитетное мнение академика Б.А. Рыбакова, чьи познания в отечественной истории очень широки и многогранны, чья преданность предмету своих изысканий является эталоном честного служения науке: «Вот по телевидению выступал Валентин Пикуль. Я, по правде говоря, не очень большой поклонник книг этого писателя. Но им зачитываются, он делает очень полезное патриотическое дело. Я бы сказал, что его романы сыграли немалую роль в нынешнем усилении тяги к истории. На меня произвел впечатление его ответ на вопрос, как он относится к своей популярности. Никто не обучил людей истории, потому и Пикуль хорош, ответил Пикуль. Это было и самокритично, по-мужски, и смело — не каждый способен так заявить о себе: «Я затыкаю дыру. Это историки должны образовывать людей...» Он прав!»

     ...В июне 2002 года в Москве состоялся III съезд Общероссийского движения поддержки флота, в работе которого приняли участие более 400 делегатов из 61 региона страны. Съезд принял решение: 2003 год — год 75-летия Валентина Пикуля — объявить годом писателя В.С. Пикуля. Председатель Общероссийского движения поддержки флота М.П. Ненашев призвал всех, знавших замечательного русского писателя, активнее пропагандировать его творчество.

  Владимир ЮДИН,
профессор Тверского госуниверситета,
доктор филологических наук,
академик Петровской академии наук и искусств.