Склонные к народному траволечению индусы любят повторять, что они живут среди лекарств. Ну а нам, россиянам, впору говорить, что мы живем среди... мифов. Посеянные «демократами» еще на заре перестроек и реформ, они не увядают и поныне, махровым цветом расцветая в периоды очередных выборов и иных политических кампаний. Вот и сегодня, заметьте, все чаще замелькали в СМИ обкатанные байки о «дураках и дорогах» России, которые будто бы проклинал еще Гоголь, о «кухарках», которые так «нелепо» управляли Советским государством, о «каждом втором», побывавшем в ГУЛАГЕ «совке», о «русском фашизме», который почище германского, ну и уж, конечно, о патриотизме как «последнем прибежище негодяев»...

     Думается, сейчас нет для приверженцев народно-патриотических сил более насущной задачи, чем разоблачение всех этих клишированных мифов, внедряемых в «электорат». Что из того, что они уже разоблачались прежде? Тут надо быть упорным, как в той молитве, пока не «расточатся врази Его» и, «яко исчезает дым», да не исчезнут.

     Насчет пресловутой «кухарки», которая «должна»-де управлять государством, по замыслу красных «глупцов» и их наследников, мне уже приходилось писать в народной «Совраске». А сегодня я хотел бы напомнить, какие у нас есть козыри, чтобы рассеять дым вокруг фразы о «прибежище негодяев», приписываемой иными аж самому Льву Толстому. Помнится, когда фраза эта с подачи пламенного публициста-фермера, особо разгулялась по СМИ, не выдержал и подал голос литературный критик, историк — Вадим Кожинов, обладавший редкой эрудицией.

     «Мы когда-то узнали, — писал Вадим Валерианович, — о высказывании выдающегося британского мыслителя и публициста XVIII века Сэмюэла Джонсона о том, что патриотизм — последнее прибежище негодяя. Я посмотрел в источнике, в каком контексте Джонсон употребил эту впоследствии знаменитую фразу. Из контекста ясно, что патриотизм — самое высокое, самое священное чувство, а негодяй, который к патриотизму не имеет отношения в силу своего негодяйства, в последний момент пытается присосаться к этой высшей для любого англичанина идее. У нас же это было понято прямо противоположным образом: патриотизм — это-де такая вещь, которая — только для негодяев. Это ведь примечательно...»

     Да уж...

     Примерно в те же годы с трибуны, кажется, Второго Всемирного русского собора не замеченный в левизне Никита Михалков еще раз дословно процитировал злополучную фразу Джонсона, которая в газетных отчетах прозвучала так: «Даже для негодяев последним прибежищем становится патриотизм». Как видите, и вырванная из контекста, она имеет смысл, совершенно противоположный тому, какой ей предписывают. Но разве это убедило русофобствующих политиканов?

     Ей-богу, сегодня даже как-то неловко доказывать, что патриотизм — действительно святейшее чувство каждого порядочного человека. И «высшая идея» — не только для англичанина. Все лучшие люди России ничуть не меньше, а, может, даже больше, самоотверженней любили свой народ и свое Отечество. Хотя бы в силу особо нелегкой исторической судьбы их. Но доказывать приходится даже очевидное.

     Не буду выстраивать бесконечного списка горячих патриотов Русской земли — от Святослава Старого и какого-нибудь Даниила Заточника, от Владимира Мономаха и митрополита Иллариона, от Михайлы Ломоносова и Петра Великого, при котором, кстати, и родилось само слово «патриотизм», до, скажем, Достоевского и Менделеева, Жукова и Шолохова, Свиридова и Гагарина или — моих сибирских земляков, высоких умом и светлых сердцем, — «космического» академика Михаила Решетнева, недавно ушедшего, и писателя Валентина Распутина, слава Богу, здавствующего с нами... А также и многих других, имеющих куда более прав на титул «совести нации», чем те, которых нам ныне подсовывают за таковых... Я просто приведу вам слова еще одного замечательного сына России, далеко не политика, а «просто» чародея музыки Петра Чайковского, притом слова, сказанные не с трибуны, а в частном, почти интимном письме, отнюдь не предназначенном для «общественного звучания». Вот что писал из Флоренции Надежде Филаретовне фон Мекк очарованный Италией Петр Ильич:

     «Но как бы я ни наслаждался Италией... а все-таки я остаюсь и навеки останусь верен России... Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, красоту лиц, русские обычаи... Вот почему меня глубоко возмущают те господа, которые готовы умирать с голоду в каком-нибудь уголке Парижа, которые с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне, они топчут в грязи то, что для меня несказанно дорого и свято».

     И далее, переходя уже к области, так сказать, профессиональной: «Никто не может безнаказанно прикоснуться святотатственной рукою к такой художественной святыне, как русская народная песнь, если он не чувствует себя к тому вполне готовым и достойным... Что же касается вообще русского элемента в моей музыке, то есть родственных с народною песнью приемов в мелодии и гармонии, то это происходит вследствие того, что я вырос в глуши, с детства, самого раннего, проникся неизъяснимой красотой характеристических черт русской народной музыки, что я до страсти люблю русский элемент во всех его проявлениях, что, одним словом, я русский (подчеркнуто Чайковским. — А.Щ.) в полном смысле этого слова...»

     Как видите, господа хорошие, и для этого русского гения не было «прибежищем» высокое и светлое чувство патриотизма, органически присущее ему с младых ногтей. И уж если вспоминать сегодня о перевернутой фразе Сэмюэла Джонсона, то скорее в связи с теми, кто на наших глазах из недавних низкопоклонников Запада и хулителей России вдруг обратился в ярых патриотов и пытается перехватить у истинных отечестволюбов их идеи, лозунги, знамена и, конечно же, «электоральную базу». Но, кажется, и это «последнее прибежище» принесет им горькие разочарования...

  Александр ЩЕРБАКОВ.
Красноярск.