Скупа нынче жизнь на добрые вести. Бушуют политические страсти. Гремят взрывы и выстрелы. Беженцы бродят по руинам. Ограблен ученый. Расстрелян прохожий... Словно опьяненные бессмысленной враждой, ведаем ли мы, что творим?.. Мечемся по нашему Дому, хлопая дверями, опрокидывая мебель. И это называется временем «новейшей истории». А ведь XXI век уже...
БРОШЕННЫЙ ДОМ
Время тает. И тают обиды.
Только кровь запеклась на часах.
Дни с жестоким азартом корриды
Убивают надежды в сердцах.
И уже каждый шорох враждебен
В бесприютном пространстве вора.
Лишь заката обуглится гребень —
Дразнит двор алым шелком костра.
Равнодушья готический холод
Спорит с жаром бревенчатых стен.
Дом, как бык на арене — исколот
Бандерильями черных антенн.
Стихнут шепоты и разговоры,
Тесной улицы нервная дрожь...
Дом, ты видишь все наши раздоры,
Дом, ты нас никогда не поймешь.
И пока мир готовится к бою,
Для отравленных стрел режет лук,
Старый тополь вечерней росою
Тебя горестно поит из рук.
***
Мы забылись в долгом споре.
Смысл утратили слова.
То ль сошлось над нами море.
То ли так шумит листва.
Вглубь уходят дни, как мифы —
Океана ли, веков...
О, коралловые рифы
Расцветающих садов!
Воздух здесь еще медовый.
Родники — как небеса...
Отчего ж в траве у дома
Вновь — кровавая роса?
Июнь 2003.
ПУШКИНСКАЯ ПЛОЩАДЬ
Нет свежих астр. Есть свежие газеты —
Таким богобоязненной душе
Явился август — обожанье, где ты? —
Как холодно на этом рубеже!
На площади безветренно и сыро.
Мне странно видеть этот уголок
И Пушкина — Пророка ли? Кумира?
Он никогда так не был одинок.
Что думает Он в полутемном сквере
Среди чужой рекламной мишуры
О Вечности, о православной вере
И о нелепых правилах игры?
Мы доверяем времени наитья.
То свет, то ливень. То труба, то альт.
Какие удивительные листья
Ложатся на заплаканный асфальт!
И что глядеть вослед ушедшим суткам,
Когда все повторяется опять...
Мне кажется, мы жертвуем рассудком,
Чтоб сотой доли Истины не знать.
Август 1991.