"Советская Россия" - независимая народная газета _________

Десять лет прошло с тех пор, как в центре столицы России загремели выстрелы и взрывы, возвещая начало новой стадии в нашем развитии, когда можно будет практически полностью угробить индустрию, погрузиться в состояние гражданской войны и при этом делать вид, будто мы нормально живем.

За полгода до тех печально памятных событий прошел референдум, запретивший переизбирать и президента, и парламент. Конкретнее, на обсуждение выносились четыре вопроса: 1) одобряете ли вы курс реформ? (ответ — да); 2) одобряете ли вы политику президента? (ответ — да), 3) надо ли переизбирать президента? (ответ — нет), 4) надо ли переизбирать Верховный Совет? (ответ — нет). Решение избирателей по последним двум вопросам означало, что ни законодательную, ни исполнительную ветви власти нельзя было ни смещать, ни переизбирать даже на один день раньше окончания срока их полномочий, т.е. до июня 1996 года. Тем не менее деятели, называвшие себя «демократами», развернули бои на улицах столицы и разогнали «впервые в истории свободно избранный парламент» танками.

Сейчас, однако, нас интересует не вопрос о том, почему законодательная власть, которая как раз и выдвинула Ельцина, и затем неоднократно давала ему повышенные полномочия, оказалась помехой. Гораздо важнее понять, почему понадобился именно расстрел. Ведь куда проще было объявить о роспуске законодательной власти еще летом, когда депутаты оставались на каникулах, оцепить здание или даже весь прилегающий квартал и никого из депутатов не пускать внутрь. Все кончилось бы одной лишь только словесной шумихой.

Получается, что правившей в те годы элите и их западным покровителям, каковые уже тогда определяли в нашей политике больше, чем свои лидеры, нужен был именно расстрел. И причина тут очевидна: провалов и просчетов накопилось выше всяких пределов. Десятки миллионов без заработка, десятки миллионов беженцев, горе и мытарства огромных масс людей, которые игнорировались как нашими, так и зарубежными средствами телерадиовещания, безраздельно господствующими в общественном сознании. И при этом полное отсутствие успехов. Даже витринного изобилия тогда еще не возникло, его создали лишь позднее, к повторным президентским выборам. И теперь мы можем утверждать, что успехов не могло и быть.

Вспомним, как и к чему пришли реформаторы до этого, какие направления преобразований доминировали.

Начиная с 1991 года, в самый разгар митинговой демократии, у всех вдруг начала расти зарплата, хотя цены оставались все еще неизменными; их сделали свободными лишь с 1 января 1992 года. Где вы найдете хозяина, который стал бы в затруднительных для своего предприятия обстоятельствах не цену повышать на свою продукцию, а больше платить своим работникам? Ведь это же прямое разорение самого себя. Тем не менее тогда происходило именно это. Вокруг только и разговоров о кризисе и тупике, и в то же самое время за один только тот год средняя зарплата возросла примерно в пять(!) раз. Цены, напомним, оставались все еще на уровне пятидесятилетней давности. Какая, спрашивается, экономика выдержит такую, с позволения сказать, хозяйственную политику хотя бы один квартал? Не ясно ли, что тут не могло обойтись без злого умысла. И искать источник такого невиданного головотяпства не придется долго: наибольшим влиянием в той неразберихе обладали зарубежные политики как благодаря предоставлению кредитов, позволявших ставить встречные условия, так и просто в силу раболепия перед ними у наших лидеров того периода. В большом ходу тогда у них было обращаться за советом к западным экспертам, один за другим отправлялись они в зарубежные вояжи, а потом, возвратившись, начинали вещать: «Во всем цивилизованном мире принято...». Между тем тот самый «цивилизованный мир», из которого они привозили свои идейные установки, живет как раз за счет ограбления всей планеты и действует в этом направлении весьма тщательно.

Еще одна тогдашняя доминанта в преобразованиях — ориентация на сельское хозяйство, да еще и распыленное на мелкие семейные фермы. Простому труженику простительно не знать, что быстрее всех богатеют не поставщики предметов первой необходимости, в том числе и продуктов питания, а поставщики предметов роскоши. Во все времена промысловик, скажем, пушнины, отправившись на год-другой в Сибирь, зарабатывал больше, чем вся его деревня на хлебе. Уже с конца девятнадцатого века для экономистов стало ясно, что аграрные страны самые нищие, ибо их продукция низкорентабельная и вдобавок еще и требует больших транспортных расходов, так что даже тот, кто перевозит такую продукцию, зарабатывает больше, чем тот, кто ее производит. Возьмите хотя бы наш крупнейший в мире рефрижераторный флот, которым мы тогда располагали. По 80 и 90 тысяч долларов в день платили им за перевозку, скажем, новозеландской баранины или африканских соков, стало быть, наша страна благодаря трудам моряков и инженеров получала за ту продукцию больше тех, кто ее выращивал на полях.

Загляните в труды дореволюционных экономистов. Они буквально мечтали о том, чтобы перейти в разряд стран хотя бы индустриальных, покупающих продовольствие в обмен на машины (не путать с покупкой продовольствия в обмен на невосполнимые ресурсы). А еще лучше быть страной индустриально-аграрной и производить продуктов питания столько, сколько потребляешь, стало быть, и ввозить столько, сколько вывозишь. У нас же в то время, время бурных дебатов и безответственных преобразований, вывоз продовольствия стал считаться признаком продовольственного изобилия (по этой логике, если от нас во все времена везли воск, то тогда и лучина должна была считаться принадлежностью обихода чванливой Европы). Автору этих строк приходилось в тот период высказываться по данному вопросу в печати, и я могу поэтому утверждать, что ориентация на экспорт сельхозпродукции держалась в качестве идеологической доминанты примерно до времени расстрела парламента. И в то же время несколько раз промелькнули сообщения о том, что наших туристов, одетых в норковые шубы, обливают там кислотой якобы члены общества защиты животных (хотя на деле, конечно, конкуренты по этой продукции).

Нельзя не сказать также о господствовавшем тогда стремлении распылить колхозы на мелкие семейные фермы и о внедрении малой механизации, как тогда принято было говорить. Укрупнение ведь экономит. Достаточно сказать, что при наличии десяти семидесятисильных тракторов вместо одного семисотсильного это в десять раз больше ремонтов и в десять раз больше запчастей. К тому же это еще и большие потери на горючесмазочных материалах, которых в таких случаях расходуется раза в полтора больше, не говорим уже о том, что это в десять раз больше водителей. То же самое с автомобилями, комбайнами и т.д. И если бы сейчас поставщики сельхозпродукции привозили ее к нам не на полутонных грузовичках, а на большегрузных автомобилях, то выиграли бы и производители, и потребители. Во всяком случае, разумная хозяйственная политика диктует прямо противоположное направление преобразований. К разряду пустопорожнего мудрствования тех лет надо отнести и разглагольствования о том, что фермер заинтересует производителя сельхозтехники. С таким же успехом можно было ожидать стимулирующего влияния на промышленность от производителя телег и саней. И уж совершенной юмористикой надо признать расхожие обвинения коммунистов за «опустошение деревни», как тогда говорили и даже кричали. Рост доли городского населения — первейший признак прогресса в стране и уж, во всяком случае, достижение. А наши задававшие тогда тон крикуны прямо-таки с вожделением надеялись, что вот-вот начнется отток населения в обратную сторону.

Особо следует остановиться на распылении всей страны под разговоры о переносе управления экономикой на места и изъятии управленческих полномочий у Центра. Идеологическая трескотня на эту тему довлела тогда больше всего: кричали о засилье Москвы, уменьшали ее влияние, давали больше и больше власти субъектам Федерации, и при этом буквально на глазах делалось все хуже и хуже. В Европе же именно в это время интенсивно обсуждалось объединение всего ее огромного промышленного комплекса в одно централизованное хозяйство. В продававшихся у нас в те годы зарубежных газетах те, кто в состоянии читать на иностранных языках, могли бы увидеть все эти разговоры о предстоящем централизованном управлении всей экономикой Европы, возможном объединении Вооруженных сил в единую армию и формировании единого общеевропейского государства, потому что укрупнение и здесь тоже экономит — сокращает управленческий аппарат, позволяет рациональнее разместить производственные мощности. Можно было найти и описание общей тенденции, которая привела к такой концентрации и централизации хозяйственной жизни. Сначала, еще на заре создания «Общего рынка», стали возникать аналитические службы, которые на этой стадии только изучали экономическую конъюнктуру всего континента. Затем по прошествии какого-то времени эти службы стали превращаться в информационные, то есть они начали извещать производителей всего «Общего рынка» о состоянии дел со сбытом их продукции в разных частях Европы. Через какое-то время началось превращение этих центров в службы консультативные, это значит их функцией стало давать рекомендации, какая хозяйственная ориентация наиболее рациональна. Прошло еще какое-то время, и эти службы превратились в директивные, они стали давать предписания производителям во всех концах Европы.

Местному производителю, говорили у нас тогда, виднее, как повысить урожай. На самом же деле, как легко показать, ему лучше видна только зависимость от погоды, и только она. Между тем экономическая эффективность теперь зависит и от великого множества всякого рода поставок: удобрений, машин, горючего. Каждый из этих компонентов — продукт огромной системы, разбросанной по большим пространствам, и ее жизнь, и функционирование могут быть хорошо известны именно не фермеру на полях, а аналитику в далекой столице, куда стекается вся информация о текущих хозяйственных итогах и перспективах.

Возможно, многие помнят, что как раз в те годы, о которых у нас речь, столица «Общего рынка» предписала фермерам Греции свернуть мясомолочное производство и перейти на выращивание цитрусовых. Правда, спланировали не очень удачно, и пришлось зарывать часть урожая в землю бульдозерами. Наше телевидение, подготовив тогда сообщение на эту тему, сделало акцент на промахе, не дав себе и телезрителю подумать над тем, что заставляет прибегать к подобной практике, то есть уделить внимание и выигрышной стороне.

Как ни прискорбно, но нас все эти годы вели по пути максимального урона. И расстрел парламента — составная часть общего плана. Повязав правящую верхушку кровью своих соотечественников, Запад исключил их мирный уход и тем самым закрепил разгром могущественного конкурента.

Так называемый «хозяйственный мужик» оказался недееспособным: производство упало многократно, большинство заводов превратилось в мастерские. Зато охранников встречаешь чуть ли не в каждом офисе. Действующая ныне система пропаганды не выдвигает теперь уже никаких установок. Она занята только тем, что приучает нас к сложившимся тягостным реалиям, и апеллирует не к разуму, а к подсознанию, закладывает не идеи, а впечатления. Советское прошлое, которое по всем параметрам превосходит нынешние общественные порядки, упоминают, заметьте, только с обязательной примесью чего-то негативного (пусть даже и крохотного), и больше никак, чтобы прививать к нему одно лишь отвращение у новых поколений. Даже здесь можно видеть участие западных многоопытных спецслужб. Наш лавочник не сотворил бы такой, тщательно продуманной системы успокоения общественного сознания. Не его ума это работа.

Затеянная лауреатом Нобелевской премии Михаилом Горбачевым перестройка предоставила свободу обывателю со всеми его хорошо известными из истории шараханиями и неустойчивостью. Но тот, кто вел и ведет, тот, кто воспользовался его политической близорукостью и не собирается отступать, — исторический персонаж куда более худший. Ведь все прекрасно понимают, что достаточно выплеснуть на экраны телевидения подлинные результаты преобразований, показать горе и слезы, через которые прошли и все еще идут многие и многие миллионы тружеников, и людей трудно будет удержать от расправ. Однако, судя по той наглости, с которой Запад превращает вчерашнюю Сверхдержаву в свою полуколонию, в их планы входит углублять между нашими согражданами пропасть, созданную расстрелом законодательной власти в октябре 1993 года. А вообще как о нашем горе-преобразователе, так и о его поводырях можно сказать определенно: упаси, боже, начнет спасать цивилизацию — взорвется!