3 октября 1873 года в небольшом старинном городке Бежецке Тверской губернии в небогатой купеческой семье Якова Дмитриевича и Екатерины Ивановны Шишковых родился сын Вячеслав — будущий выдающийся писатель. Здесь и в селе Шишково-Дуброво проходили его детские и юношеские годы. И потом, где бы ни бывал писатель, он непременно приезжал на свою малую родину, заходил в бревенчатый дом на тихой бежецкой улице, носящей теперь его имя.

     ДЕВЯТИЛЕТНЕГО мальчика определили в Бежецкое городское училище, где он закончил учебу с отличными оценками. «И вдруг, — признавался Вячеслав Яковлевич в автобиографии, — каким-то необъяснимым чудом меня потянуло писать. Первая работа — «Волчье логово» — повесть о разбойничьей жизни, вторая — описание крестьянских «посиделок» (бесед) с плясками и песнями. С тех пор вплоть до самого зрелого возраста я литературой не занимался, и мне не приходило в голову, что я буду писателем».

     Закончив училище кондукторов путей сообщения в Вышнем Волочке и получив редкую в ту пору специальность техника по водным и шоссейным путям, В.Я. Шишков в 1894 году уезжает в Томск.

     Двадцать лет своей жизни посвятил Вячеслав Яковлевич подвижническому труду по исследованию сибирских рек и сухопутных дорог, совершая ежегодные экспедиции по Иртышу, Оби, Бии, Катуни, Енисею, Чулыме, Лене, Ангаре, Нижней Тунгуске, где едва не погиб, прошел тысячи верст по суровой сибирской тайге, Горному Алтаю. «Здесь родилось и стало крепнуть мое литературное дарование», — скажет он позднее.

     Поистине неистребима тяга русского человека к путешествиям, познанию сопредельных и дальних народов и государств, к поиску острых драматических впечатлений. Но Шишков не искал их — они сами находили его, послужив материалом для глубокого художественного осмысления российской жизни.

     Началом своей литературной деятельности В.Я. Шишков считает 1912 год, когда в журнале «Заветы» появился рассказ из тунгусской жизни «Помолились». С этого времени рассказы, повести, а затем и романы молодого автора стали регулярно печататься во многих журналах, выходить отдельными книгами.

     Доброе, дружеское напутствие М.Горького и опубликование повести «Тайга» в редактируемом им журнале «Летопись» в 1916 году имели решающее значение в дальнейшей судьбе В.Я. Шишкова. Именно под благотворным влиянием Горького он обратился к профессиональному литературному творчеству и формировался как художник-реалист, народный писатель.

     В 1926—1929 годах вышло в свет его первое собрание сочинений в издательстве «Земля и фабрика» в 12 томах, в 1931 году — повесть «Странники» — о жизни беспризорных ребят, в 1933 году он закончил многолетнюю работу над романом «Угрюм-река», в котором нарисовал широкую картину жизни дореволюционной Сибири.

     С 1930 года и до конца своей жизни В.Я. Шишков работал над историческим романом-эпопеей «Емельян Пугачев», первые две книги которого вышли в 1944 году, а весь роман был опубликован только после смерти писателя.

     Жизнь выдающегося художника слова, патриота, певца России, русского народа Вячеслава Яковлевича Шишкова оборвалась в марте 1945 года.

     В.Я. Шишков был награжден орденами Ленина и «Знак Почета», медалью «За оборону Ленинграда». За роман «Емельян Пугачев» ему посмертно, в 1946 году, присудили Государственную премию первой степени.

     Интерес читателей к произведениям В.Я. Шишкова с годами не гаснет, а растет. Многочисленные отзывы свидетельствуют о высокой оценке творчества писателя. Уверенность в глубоком познавательном, национально-патриотическом и художественно-эстетическом значении его блистательных творений точно выразил читатель из Кежмы Красноярского края И.Малютин, чье поэтическое посвящение вынесено в эпиграф к этой статье.

     Биография В.Я. Шишкова на первый взгляд не изобилует драматическими изломами, она, казалось бы, ровна и вполне благополучна. Были, однако, в его судьбе и радость побед, и горечь поражений. «Кто не страдает, тот не пишет» — это выражение Достоевского вполне относится и к Шишкову, немало испытавшему на своем жизненном пути.

     Вячеслав Яковлевич не принадлежал к числу льстивых партийных угодников и любимцев, держался всегда гордо и независимо (хотя слыл человеком чрезвычайно добрым, мягким, сердечным, гостеприимным), не любил засиживаться в почетных президиумах и быть «на виду», не был обласкан верховными правителями. Напротив, горячо и страстно отстаивая русские национальные приоритеты в литературе, писатель нередко подвергался атакам злобных русоненавистников, хулителей отечественной культуры, занявших ключевые посты в подведомственном им Агитпропе и стремившихся всецело подчинить искусство слова политическому доктринерству.

     Итак, что же есть феномен под именем В.Я. Шишков и в контексте каких ценностных духовно-эстетических критериев его надлежит рассматривать?

     Безусловно, Шишков — знаковая фигура в русской литературе ушедшего в историю XX века. Но сказать так — почти ничего не сказать. Куда важнее определить, в чем эта знаковость состоит, какими критериями следует руководствоваться для определения сущности таланта как Шишкова, так и других художников слова ярко выраженного народного начала.

     Жизнь не стоит на месте. Время меняет и творческие направления, методы, и художественные приемы изображения в литературе, искусстве. Неизменным изначально остается только одно — одухотворяющая гуманистическая сущность русской литературы. Сегодня, в связи с известными переменами в жизни общества и наших представлений о мире и человеке, ценностные ориентиры, открытые Шишковым и плеядой советских писателей, вышедших из «горьковского рукава», не утратили своей значимости, больше того — обрели чрезвычайную актуальность на фоне безотрадья реставрации «дикого» капитализма в современной России. Весьма полезно и поучительно современнику, особенно молодому, не искушенному, познать, к примеру, по рассказам и повестям Шишкова, каково было мурло молодого, «свежего» капитализма в России на переломе XIX—XX веков («Тайга», «Пейпус-озеро», «Угрюм-река» и др.).

     В.Я. Шишков, по собственному признанию, вознамерился идти «вглубь, ввысь, во все стороны», поставил перед собой цель показать неизбежность крушения Человека в человеке, обуреваемом жаждой неуемного накопительства, живущем в мире, где правит бал золотой телец, нарисовать, как он писал Горькому, «жизнь в широком понимании этого слова», не столько высветить «капитализма портрет родовой» (осознавая, что первое слово в литературе об этом принадлежит не ему), сколько предостеречь будущие, еще не рожденные поколения от нравственной катастрофы. Писатель предвосхитил грядущие, т.е. сегодняшние, трагические потрясения России, вновь брошенной в бездну диких собственнических инстинктов, теряющей свой неповторимый лик и свою православную душу.

     Вместе с тем творчество Шишкова не замыкается в социально-бытовой проблематике, драматизме классовых конфликтов, антагонизме противоборствующих общественных слоев — оно шире, емче, глубже по мысли, философично по сути и пророчески устремлено в будущее России. При этом важно подчеркнуть: вовсе не пресловутые «общечеловеческие» ценности влекли к себе писателя, а ценности, отражающие специфику, характерные особенности народов, наций и этносов, населяющих великую Россию. Шишков — художник истинно русский, питающий уважительные чувства ко всем народам. Вот почему остро необходимо науке осмыслить его взгляды на историю, культуру, характеры.

     Хотелось бы в этой связи напомнить некоторые весьма созвучные нашему времени идеи философа Н.А. Бердяева, который отмечал, что выявление национальной самобытности художника — одна из самых важных задач эстетики. «За национальностью стоит вечная антологическая основа и вечная цель. Космополитизм и философски, и жизненно несостоятелен, он есть лишь абстракция или утопия, применение отвлеченных категорий к области, где все конкретно. Космополитизм не оправдывает своего наименования, в нем нет ничего космического, ибо и космос, мир есть конкретная индивидуальность, одна из иерархических ступеней. <...> Чувствовать себя гражданином Вселенной совсем не означает потери национального чувства и национального гражданства. <...> Человек входит в человечество через национальную индивидуальность, как национальный человек, а не отвлеченный человек, как русский, француз, немец или англичанин. <...> Культура никогда не была и никогда не будет отвлеченно-человеческой, она всегда конкретно-человеческая, т.е. национальная, индивидуально-народная и лишь в таком своем качестве восходящая до общечеловечности...» (Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.) Нынче в общественное сознание вновь, как на заре века, в пору кардинальной ломки в эстетике и пренебрежительного отношения к «изжившему себя» реализму, активно внедряется идеология космополитического нигилизма, выдаваемая за якобы «новое» слово в науке и искусстве. За точку отсчета нередко берется «методология» ниспровержения наших национальных святынь, выступающая под флагом некоего «обновленного сознания», «новаторского прочтения», «переосмысления замшелых консервативных традиций» и пр., и пр.

     Между тем никаким «обновлением» тут и не пахнет: так уже было в 20-х годах, когда горячие невежественные головы, взбудораженные ажиотажем революционной «перестройки», дискредитировали духовное наследие прошлого, низвергали с пьедестала гениальные имена и творения, предавали анафеме тысячелетние крестьянские и православно-христианские устои, выкинули вон бесценное наследие «классово чуждой» дворянской культуры, оголтело ратуя за создание пресловутой «чистой пролетарской культуры». «Неистовые равнители» — пламенные революционеры» ничтоже сумняшеся «бросили с парохода современности» классиков, а Л.Толстого и Достоевского обвинили в «антиреволюционности», религиозном мракобесии и мистике... Так уже было, было, было!.. И недурно бы нам, прислушавшись к голосу Истории, поднабравшись векового поучительного опыта, извлечь полезные уроки, поставив жесткий заслон всеразрушающему нигилизму и антинациональным выпадам.

     Но что изменилось сегодня в сравнении с теми роковыми годами? Увы, немногое и далеко не в лучшую сторону.

     Бешеная ура-революционность «неистовых равнителей» 20-х годов, главным симптомом коей была озлобленная русофобия, сменилась не менее рьяной, воинственной антиреволюционностью приверженцев либеральной «демократии», захваченных столь же болезненным русоненавистническим синдромом, денно и нощно навязывающих нам так называемые «общечеловеческие ценности» в ущерб осознанию нами собственной этнической, исторической и культурной неповторимости.

     «XX век по праву можно назвать веком наступления космополитизма, — пишет А.Т. Уваров. — В качестве орудия разрушения избран либерализм, который понятийно можно определить как идеологию индивидуализма, проповедующего свободу человеческих инстинктов, открывающего простор для наступления агрессивного меньшинства на консервативное большинство. Реализация такой идеологии привела, особенно в конце века, к грубому наступлению на моральные ценности человеческой цивилизации, накопленные ею в ходе своего развития. Какие же мишени выбрал либерализм? Прежде всего исторически сложившиеся общности, национальные культуры и сферу знаний и сознания человека» (Уваров А.Т. Геостратегия для России. М., 1998. С. 36).

     Какое же место в идеологическом расколе русской жизни занимал В.Я. Шишков?

     Из прошлого ориентиром в политической и творческой жизни он не избрал конъюнктурно «выгодный», всесокрушающий нигилизм революционных демократов и их фанатичных последователей 20-х годов, а просто разделил народную судьбу, так пронзительно звучавшую в произведениях русских классиков (от А.С. Пушкина до М.А. Шолохова). Свою задачу он видел не в политической борьбе против существующего строя, а в том, чтобы овладеть культурным богатством, завещанным нам предками, и достичь того высокого уровня творчества, которого они достигли, приведя в изумление весь мир.

     В отличие от своих идеологических оппонентов В.Я. Шишков не занимался дешевым, мелкотравчатым политиканством: художественное творчество было главным уделом его жизни. Но его творения были объективно ориентированы на постижение коренных проблем русской жизни, национальных традиций, на вековой опыт русского народа, его духовность, культуру, эстетику и уже потому вызывали ярость у пресловутых «интернационалистов», которые видели в литературе не тончайший «инструмент» познания души, а идеологическую дубину для «воспитания» масс в нужном политическом русле. Неудивительно после этого, что идеологические надсмотрщики приклеили В.Я. Шишкову и целому ряду беспартийных интеллигентов ярлык «попутчиков», якобы чуждых революционным преобразованиям. Не потому ли и сегодня В.Я. Шишков «не вписывается» в поле научных интересов и пристрастий «демократической» плиты, либо в упор не замечающей ни Шишкова, ни многих других русских писателей, либо подвергающей сомнению, перечеркивающей их подлинное художественное величие?.. Существует такой проверенный способ духовной «казни» неугодных творцов: не ругать их и не хвалить, а просто замалчивать.

     «В ряде своих рассказов и повестей — «Таежный волк», «Алые сугробы», «Колдовской цветок», «Страшный кам», «Пурга» — Шишков ярко воссоздал характеры сильных, волевых, самобытных людей, в которых «видится не вымышленный, не идеализированный, а подлинный сибиряк, наделенный лучшими своими качествами: умом, смелостью, твердой волей, любовью к природе, к своей родине», — отмечал критик Н.Еселев. Ведь не только экзотика заповедных углов Сибири прельщала писателя в повествованиях о Нижней Тунгуске, Чуйском тракте, Катуни, Иртыше, Енисее, Бии, Лене... Его живо волновала мятежная, неудержимо тянущаяся к добру и свету, непостижимая для инородцев «таинственная» русская душа...

     А какой великий поучительный смысл, весьма актуальный для нашего смутного времени, заложен в романе «Емельян Пугачев»! Не доводите, господа хорошие, русский народ до возмущения, не испытывайте его могучего, но не беспредельного терпения. Русские долго запрягают, да быстро ездят. Не нами сказано: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» Так в традициях гуманизма великого Пушкина Шишков закладывает в концепцию исторического повествования глубокий пророческий смысл.

     И сегодня В.Я. Шишков является нашим трепетным современником, предостерегающим потомков от грозящих им бед.

  Владимир ЮДИН,
академик Петровской
Академии наук и искусств,
профессор, доктор
филологических наук.