Мы все прожили эти три дня в страшном напряжении, с чувством нереальности, невозможности происходящего. В центре Москвы, в театре почти тысяча человек оказались заложниками до зубов вооруженных бандитов. 23—26 сентября — черная дата в новейшей истории нашей несчастной страны. Она оставила по себе память о 129 погибших, а еще — сотни искалеченных людей. Эти дни оставили у всех нас вопросы без ответов. Даже теперь, спустя год, невозможно без стыда и горечи вспоминать растерянность президента, натужную браваду чиновников, пиаровские вылазки депутатов...

     О трагедии писали и рассказывали много. Потом все улеглось, и единственное, что еще напоминало обществу о «Норд-Осте», — это сообщения о судах. Власть судилась с пострадавшими людьми и никак не хотела отдавать им деньги за нанесенный ущерб. Общественная трагедия трансформировалась в рутинную денежную тяжбу.

     И вот год спустя, мы все еще живем в темноте той страшной ночи, мы ждем ее повторения. Социологи выяснили: 91 процент граждан считают возможным повторение теракта подобного масштаба. Жуткий показатель. Общество, насквозь пораженное страхом, не может считаться здоровым и дееспособным. Общество-инвалид — вот основной итог этого года. Страх искажает жизнь, сознание, логику.

     Не потому ли общество понуро молчит, не требуя ответа на самый главный вопрос: как такое могло случиться? Не потому ли оно безмолвно слушает заливистые речи министров МВД Грызлова и безопасности Патрушева, мэра Лужкова, министра здравоохранения Шевченко и президента Путина, что боится высказать самому себе страшную догадку. Террористы-бараевцы убиты — все до одного. И тем самым в деле будто бы поставлена точка. Так почему же страна в страхе? Не потому ли, что никто из тех, кто избран, призван, назначен был нести ответственность за доверившихся людей, не только перед ними не извинился и не понес никакого наказания за бездействие и беспомощность, не только остался при высоких должностях, но и претендует на новые избрания, уже совершенно забыв о Дубровке? Когда подобная трагедия — для власти лишь эпизод, достойный скорого забвения, как не жить в страхе?