Дед Шолохова по отцовской линии, Михаил Михайлович, приехал на Дон, в Вешенскую, еще подростком, в середине позапрошлого века, из г. Зарайска Рязанской губернии. Определился приказчиком в лавку местного купца Мохова. Дед был человеком крепкого крестьянского ума, деловой и оборотистый. Очень быстро он стал в состоятельном хозяйстве Мохова незаменимым человеком. Моховы решили выдать за него свою дочь Марию Васильевну. После свадьбы Михаил Михайлович сам завел хозяйство и стал купцом 3-й гильдии.

     У Михаила Михайловича и Марии Васильевны было восемь детей: Николай, Александр, Петр, Михаил, Ольга, Капитолина, Прасковья и Анна. Второй сын Шолоховых, Александр, родившийся в 1850 году, унаследовал от отца деловую хватку: он работал приказчиком в коммерческих предприятиях, скупщиком скота и управляющим паровой мельницей.

     В 1880 году Александр Михайлович отделился от отца, женился, купил у кружилинского дьячка дом и переехал в хутор Кружилин, что в двадцати верстах от Вешенской. Александр Михайлович развернул коммерческую деятельность в хуторском масштабе. Был коробейником, арендовал у казаков землю, сеял хлеб, скупал молодняк скота, откармливал и продавал его на осенних ярмарках. Вскоре умерла жена, и он на долгие годы остался вдовцом, потому что упорно не хотел жениться второй раз.

     Александр Шолохов был видным человеком в хуторе, образованным, настоящим интеллигентом. Казаки его уважали за простоту, общительность и ум.

     По соседству с Кружилиным, в хуторе Ясеновке, было имение помещиков Поповых. В старинном каменном особняке жила вдовая помещица с тремя дочерьми. Александр Михайлович часто бывал в имении Поповых по коммерческим делам, как званый гость по праздникам. Старая помещица, видимо, имела виды на этого вдовца, человека интеллигентного, приятного и сравнительно молодого. Но Александр Михайлович зачастил к Поповым по другой причине. В прислугах у помещицы ему приглянулась крестьянка Анастасия Черникова. Высокая, статная, с длинной черной косой, большими и грустными глазами. Она покорила сердце кружилинского вдовца. Анастасия имела к тому же природный ум, чуткое сердце и сильный характер. Она была из многодетной семьи бывших крепостных, переселенцев из Черниговской губернии.

     Александр Михайлович и Анастасия Даниловна полюбили друг друга. Но старики Шолоховы стали против их сближения. О таком браке они и слышать не желали.

     А в хуторах и селах Дона строго соблюдались сословные различия. Купеческому сыну жениться на нищей крестьянке было запрещено. Но Александр Михайлович стоял на своем. Пришлось родителям пойти на хитрость. При помощи наказного атамана они насильно выдали Анастасию Даниловну замуж за пожилого вдовца Кузнецова, уже отслужившегося атаманца-урядника. Он увез ее подальше от Кружилина, в свой Верхне-Чирский хутор Краснокутской станицы. По тогдашним законам, иногородняя, если выходила замуж за казака, становилась казачкой. Родители стали подыскивать невесту и Александру Михайловичу, но он не захотел подчиниться их воле.

     Анастасия Даниловна вскоре ушла от атаманца и поселилась в доме Александра Михайловича в Кружилине под видом экономки. Здесь она и родила 24 мая 1905 года своего единственного сына — Мишу. Анастасия Даниловна находилась на положении «двухмужней» шесть долгих лет. Только смерть атаманца освободила ее от мучительных переживаний. В 1912 году Александр Михайлович и Анастасия Даниловна обвенчались и отец усыновил своего сына. Миша стал числиться сыном мещанина, однако рос среди детей казаков, которые смальства приучали своих детишек к крестьянскому труду.

     Собираем по крупицам сведения о детстве и юности писателя. Михаил Александрович в одном из интервью 1943 г. рассказывал: «Мне помнится, как во время Гражданской войны, когда мне было 14 лет, в нашу станицу ворвались белые казаки. Они искали меня, как большевика. «Я не знаю, где сын», — твердила мать. Тогда казак, привстав на стременах, с силой ударил ее плетью по спине. Она застонала, но все повторяла падая: «Ничего не знаю, сыночек, ничего не знаю...»

     Два раза смотрел Михаил Шолохов в глаза смерти. Первый раз, когда «вражененка» допрашивал сам батька Махно (да заступилась за мальца старая казачка, с мнением которой посчитались вдруг бандиты), второй раз, когда попал в переплет со своими, в продотряде. Забирая излишки хлеба у «твердозаданца», молодой продармеец «превысил власть». И приговорили Михаила Шолохова вгорячах к расстрелу. Двое суток он сидел в холодной под стражей, пока, к счастью, не разобрались и не заменили расстрел двумя «условными» годами. Уже будучи знаменитым писателем, однажды встретил «давнего знакомого» — казака. И спросил писатель у него:

     «Места тебе знакомые? Ну-ка расскажи... Вел меня здесь? — Вел. — Куда? — На расстрел. — С винтовкой? — А с чем же? Не с цепком...» (См. Петелин В.Г., Михаил Шолохов. М., Воениздат, 1974, с. 11.)

     Прекрасные книги, вы знаете, о своем детстве и юности оставили Михаил Исаковский и Федор Гладков. А автобиографические трилогии М.Горького и Л.Толстого? Что можно поставить рядом с ними в мировой литературе? Ничего. Михаил Шолохов не написал ни одной такой книги. Я очень долго искал ответа на вопрос «почему», и все же нашел его в одной из статей сына писателя. Очень рад процитировать убедительнейшее обоснование отсутствия мемуаров великого русского художника, данное Михаилом Михайловичем:

     «Мне кажется, одной из существенных причин могла быть та, что, во-первых, отец обладал редкостной памятью, способной воспроизводить прошлое абсолютно «живым», насыщенно ярким и точным до мельчайших подробностей. А во-вторых, у него было исключительно развито то качество души, благодаря которому один человек оказывается способным воспринимать переживания другого — страдать его страданием, болеть его болью, быть счастливым его радостями...

     Видимо, поэтому воспоминания о «прошедших днях» (это хорошо знают все, кому только приходилось достаточно часто беседовать с отцом) обычно захватывали его всего целиком. Они оказывались для него настолько неодолимыми, настолько сильными по глубине эмоционального воздействия, что, вольно или невольно, он старался их избегать. Причем поскольку близкие, зная, чего стоят отцу такие воспоминания, не могли позволить себе быть настойчивыми в той мере, какая простительна стороннему человеку, постольку, может быть, даже чаще, чем нам, отец рассказывал о себе какому-нибудь сумевшему завоевать его расположение «интервьюеру». Я нисколько не боюсь упреков в том, что пишу в этот раз на самую «избитую» тему, что, может, в тысяча пятый или шестой раз расскажу о силе материнской любви, совсем не похожей ни на какую другую. Почему не опасаюсь упреков? Да потому, что сейчас и сам познаю, что собирал факты очень долго и по крупицам... Речь веду я впервые о матери великого русского советского писателя, об Анастасии Даниловне, погибшей в возрасте семидесяти лет при бомбардировке и обстреле шолоховского дома в 1942-м в станице Вешенской. К стыду нашему, отмечая день рождения Михаила Александровича (24 мая), мы почти не упоминали о ней, у которой писатель был единственным сыном... И есть в ее жизни событие, которому поразится каждый: безграмотная женщина, по происхождению крестьянка, ставшая казачкой благодаря законному браку, изучила русскую грамоту в возрасте более 40 лет лишь только для того, чтобы писать письма своему единственному сыночку Минюшке, который начал учиться десятилетним в Богучаровской гимназии. Таких примеров, простите, в биографиях людей простого звания днем с огнем не найдете. Но это подлинный факт, установленный известными шолоховедами, общавшимися с писателем.

     Да, такова вот сила материнской любви. И об этом значительно позже скажет сам сын скупыми, но емкими словами, которые цитирую по книге Василия Воронова, ростовского журналиста и писателя. («Юность Шолохова. Страницы биографии писателя». Ростов-на-Дону, Ростовское книжное издательство, 1985, тираж 30 тыс. экз.):

     «Это была настоящая русская женщина, крепкая, стойкая, большой нравственной силы». И вот как рассказано об этом в книге Василия Афанасьевича Воронова:

     «Однажды Миша (будучи учеником Богучаровской гимназии. — Примеч. В.Н. Воробьева) получил письмо с незнакомым, крупным, неуверенным почерком, с ошибками, которые сразу бросались в глаза. Прочитал — и сердце екнуло, писала мать. Анастасия Даниловна! Велика же была тоска материнского сердца по своему Минюшке, что в сорок с лишним лет Анастасия Даниловна выучилась грамоте, чтобы, не прибегая ни к чьей помощи, писать самой в Богучар и читать письма от сына».

     Редкостный, удивительно яркий пример материнской любви и верности... И в будущем молодой писатель отблагодарит свою мать по самому высшему счету: в автобиографии, предпосланной первой книжке («Лазоревая степь»), скажет несколько слов о ней. А поскольку эта скромная автобиография теперь уникальна, как и книжка «Лазоревая степь», то воспроизвожу ее целиком специально для нынешнего читателя.

     «Родился в 1905 году в хуторе Кружилином, станицы Вешенской Донецкого округа (б. области Войска Донского). Отец — разночинец, выходец из Рязанской губернии, до самой смерти (1925 г.) менял профессии. Был последовательно: «шибаем» (скупщиком скота), сеял хлеб на покупной казачьей земле, служил приказчиком в коммерческом предприятии хуторского масштаба, управляющим на паровой мельнице и т.д.

     Мать — полуказачка, полукрестьянка. Грамоте выучилась, когда отец отвез меня в гимназию, для того чтобы, не прибегая к помощи отца, самостоятельно писать мне письма. До 1912 года и она, и я имели землю: она, как вдова казака, а я, как сын казачий, но в 1912 году отец мой, Шолохов, усыновил меня (до этого он был не венчан с матерью), и я стал числиться «сыном мещанина». (Выделено мною — В.Н. Воробьев).

     Учился в разных гимназиях до 1918 года. Во время Гражданской войны был на Дону.

     С 1920 г. служил и мыкался по Донской земле. Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло, как положено. Приходилось бывать в разных переплетах, но за нынешними днями все это забывается.

     Пишу с 1923 г., с этого же года печатаюсь в комсомольских газетах и журналах. Первую книжку издал в 1925 г. С 1926 г. пишу «Тихий Дон». Кончу его в 1931 г. Вот и все».

     Как видите, писатель ошибся, намечая срок окончания «Тихого Дона». Он «просчитался» почти на десять лет. Работа над романом-эпопеей получила гораздо больший размах и потребовала четырнадцати лет напряженного и вдохновенного труда. (И не забудьте про издание эпопеи 1953 года, в котором изменения после известной партийной критики коснулись более 1200 мест романа. Фактически эпопея была переписана. Таков был новый, небывалый еще в истории мировой литературы подвиг известного маститого писателя. — Примеч. В.Н. Воробьева.)

     Но на долгие годы окрылил Шолохова первый успех. Книжки «Донские рассказы» и «Лазоревая степь» были в 20-е годы нарасхват. Их и ныне найти, можно сказать, настоящее счастье для книголюба. (Кстати, книги Шолохова редко кому даю. Если и дам — под честное слово...)

     Окрылил успех Михаила Шолохова в огромной мере и потому, что в трудную дорогу его проводил своим знаменитым предисловием сам Александр Серафимович, «старик» и патриарх молодой советской литературы. Вот что писал знаменитый земляк Шолохова, мастер русской прозы:

     «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь — перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды.

     Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Огромное знание того, о чем рассказывает. Тонкий, схватывающий глаз. Умение выбрать из многих признаков наихарактернейшие.

     Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя, только учиться, только работать над каждой вещью, не торопиться».

     Теперь с полным основанием можно говорить о настоящем литературном пророчестве маститого писателя, определившего и характерные черты творчества Шолохова, которые развились впоследствии с таким блеском.

     Однако мы отклонились от темы и увлеклись. Вернемся к тому, с чего начали, и не станем больше забегать: как Анастасия Даниловна Черникова стала женой Александра Михайловича Шолохова, что ей довелось пережить первые долгие шесть лет замужества.

     В шолоховедческой литературе последних лет описан один интересный случай. В послевоенное время в поверженной Германии один советский майор, почитатель шолоховского таланта, обнаружил беловую рукопись нескольких глав «Тихого Дона» довоенных изданий. Свою находку офицер, отлично понимая научную ее ценность, отправил в Институт мировой литературы им. Максима Горького и получил позднее высокую благодарность за свое воистину патриотическое дело. Припомнился мне этот эпизод совсем не случайно, а именно после того, как был напечатан мой очерк «Это была настоящая русская женщина» (слова Михаила Александровича о своей матери). В конце его я лишь проинформировал местного читателя, что Анастасия Даниловна погибла в возрасте семидесяти лет при бомбардировке и обстреле шолоховского дома в станице Вешенской в 1942 году. Как же это было? Как могли попасть в Германию ценнейшие беловые рукописи писателя?

     Листаем и листаем книги о Шолохове. О разных деталях жизни писателя стали свободно писать у нас в период знаменитой «хрущевской оттепели», о которой ныне упорно стараются забыть, несмотря на то даже, что возникновение самой «Советской России» (1956 г.), три первых года подписчиком которой я был, было закономерным результатом политических процессов тех лет (1956—1959 гг.).

     В книге журналиста и литературоведа Виктора Петелина «Михаил Шолохов» (М., Воениздат, 1974) были напечатаны записанные автором воспоминания Ивана Ивановича

     Мирошникова — самое полное свидетельство современника, посему прошу прощения за большую, но исключительной важности цитату:

     «В мае 1942 года части 197-й стрелковой дивизии прибыли в станицу Вешенскую. Третий батальон 828-го стрелкового полка после короткого отдыха переправился на правый берег Дона, занял там оборону. Основные силы дивизии расположились в самой Вешенской. В начале лета немцы бросили огромные силы в этом направлении. 192-я стрелковая дивизия вынуждена была отойти с последних позиций на правобережье Дона.

     «Немцы, — вспоминает Иван Иванович, — бросили на нас сотни танков, самолетов, и все, что смогло вырваться из огненного пекла, устремилось к переправам через Дон, немного южнее станицы Клетской. Зной адский, пыль, грохот, гибель товарищей и трагедия отступления, неимоверное нервное напряжение настолько измотали нас, что мы были похожи на тени. Я командовал тогда взводом ПВО, и наши машины

     с крупнокалиберными пулеметами прибыли к переправе, когда там уже кипела настоящая каша, — в пойме, поросшей лесом, сгрудились тысячи машин, повозок, орудий, но жалкий понтонный мостик не мог пропустить всех.

     Несколько женщин проходили мимо наших машин, одна из них, видимо, потеряв остаток сил и надежду уйти от опасности, подошла к нашей машине. Попросила пить. Разговорились. Она сообщила мне, что сама из Вешек, учительница местной школы, бежала вместе с другими жителями во время бомбежки станицы немцами.

     — Что они сделали с нашей станицей! — плача, рассказывала она нам. — Налетели, как коршуны, все вверх дном поставили! Над домом Шолохова, звери, специально кружились десятки самолетов, бросали бомбы... Одна попала прямо в дом, мать Михаила Александровича убита... Бежим мы мимо, а вокруг дома все бумагами устлано. Прямо в пыли ящики с бумагами стоят — это то, что успели соседи выхватить. Люди берут и по домам тащат. Взяли и мы с девчатами. Я вот полную сумку набила — ведь все равно немцы станицу займут, и неохота, чтобы в их руки попали такие бумаги... Может, они ценные?»

     Вместе с бойцами она переправилась через Дон, двое суток не отставала от них. Но после очередного налета немецкой авиации ее не оказалось среди отступающих бойцов. И о ее судьбе И.И. Мирошникову ничего не известно. А между тем он сам видел в ее сумке кипы писем и каких-то бумаг».

     Известно также, что некоторые командиры возмущались открыто, что местные власти так беспечно отнеслись к шолоховскому архиву. Ведь его можно было сохранить, по мнению фронтовиков, без особого риска. Именно беспечность и бездействие и стали причиной гибели матери великого писателя, проявившей солдатскую доблесть. Военный корреспондент Шолохов в то время кочевал по фронтам. И ничем семье не смог помочь. По сведениям многих очевидцев, дом и библиотека были разрушены минами. А во время бомбежки Анастасия Даниловна выбежала спасать архив сына, запакованный в специальные ящики. От архива сохранилась мизерная его часть. Судьба остального неизвестна, кроме той рукописи, которую нашли в Германии. Так что находки возможны и в наши дни. Вот все, что известно о последнем дне жизни матери Михаила Шолохова, оставшейся верной своему сыну и павшей, как солдат на войне.

  Владимир ВОРОБЬЕВ, филолог.
Камышин,
«Шолоховский дом».