История русской культуры полна парадоксов. Так, например, одним из первых о народности поэзии заговорил князь Петр Вяземский — закадычный друг Пушкина. Образованнейший аристократ, ироничный стихотворец, он настаивал на национальной самобытности — верности нашим нравам, обычаям и языку. Выходец из семьи, где в быту говорили по-французски, Александр Пушкин в своем творчестве явил собой высший образец народности, которая заключается в описании не сарафана, но духа народного, как выразился Гоголь.

     В вязниковской газете «Маяк» накануне праздников вышла передовая статья критика Ларисы Барановой-Гонченко, посвященная 85-летию Фатьянова, где она задает прямой вопрос: «С кем мы будем праздновать грядущий День Победы — с потомками Пушкина и Фатьянова? Или с Иванами, не помнящими родства и полагающими, что Вторую мировую войну выиграли отцы и деды группы «Биттлз». Когда министр обороны Сергей Иванов признался, что выучил английский язык, чтобы понимать песни «Жуков», меня, который совершенствовал английский в войсках связи, перехватывая в эфире радиограммы 5-го флота США, эта юношеская наивность не растрогала, а возмутила. Ведь ты главный воинский защитник, — выучил и помалкивай! Нет, надо публично признаться в горячей любви. А вот мы, поклонники Есенина, Фатьянова, Рубцова, Бокова, хотим с вязниковцами в эфире на всю страну признаться в любви к русской песне. Но при нынешней «демократии» это почему-то невозможно!

     Духовный отец либеральных младореформаторов, профессор-одессит Евгений Ясин издал книгу «Модернизация экономики и система ценностей», в которой выдвинул в качестве первоочередной задачи коренное изменение культуры и традиционной системы духовных ценностей русского народа. Он хвалит правительство и президента за то, что они не тронули немыслимый в нормальной стране уравнительный налог в 13 процентов, одинаковый для олигарха и медсестры, предлагает увеличить пенсионный возраст до 65 лет, но сетует, что «институционные реформы, провозглашенные в программе Грефа, продвигаются все медленнее, встречая нарастающее сопротивление, и пока ощутимых результатов не приносят». Мешают в этом пережитки, от которых русским людям необходимо немедленно избавляться. Какие же они? Соборность и любовь к совместной работе, убеждение, что не хлебом единым жив человек, доверие к сильному государству, самопожертвование ради него, нестяжательство, готовность к решению дерзких масштабных задач и вера в конечное торжество справедливости. В общем, все то, что помогло создать могучее Российское государство, а потом Советский Союз, явить русское чудо и повернуть ход мировой истории. Наконец, родить величайшую культуру, в многовековом русле которой творил Алексей Фатьянов, утверждая в стихотворении «Рабочая весна»:

     Не может быть забыто никогда
     Из нашей жизни самой малой части,
     Как штурмом брали трудные года
     И по песчинки складывали счастье.

     Нет, надо все это забыть, отрешиться от истории, православных и советских традиций и обратиться к протестантской этике: «Либеральной продуктивной культуре, обычно связываемой с протестантской этикой, нередко противопоставляется культура непродуктивная... Новая задача состоит в том, чтобы, сохраняя самобытность русской культуры, поменять кое-какие традиции, препятствующие развитию и процветанию страны». При этом самобытность понимается как «описание сарафана народного» в противовес словам Гоголя о подлинной народности Пушкина, как обрядовая яркость церковных обрядов и ярмарок, как ансамбль Надежды Бабкиной, низвергнувшей русскую песню до попсы с местечковыми интонациями. А вот Алексей Фатьянов вместе со своими гениальными соавторами Василием Соловьевым-Седым, Матвеем Блантером, Борисом Мокроусовым обладали даром поднимать лирическую, бытовую песню до духовных и задушевных высот. В знаменитой песне из кинофильма «Весна на Заречной улице» был такой куплет:

     Мне все здесь близко, все знакомо
     Все в биографии моей:
     Дверь комсомольского райкома,
     Семья испытанных друзей.

     В сегодняшнем исполнении он естественно, выпал. Не худсоветы, а народ внес так называемую конъюнктурную правку, а вот куплет, воспевающий созидательный труд, исполняется народом с воодушевлением:

     Когда на улице Заречной
     В домах погашены огни,
     Горят мартеновские печи,
     И день и ночь горят они.

     Этой песней завершается в Вязниках праздник «На солнечной поляночке». Тысячи голосов подхватывают слова песни и радостно поют про мартеновские печи, которые большинство и в глаза не видывали, — не важно: горят, значит, продолжается неустанная работа на благо страны. И эту психологию народа-труженика, запечатленную в песнях Фатьянова, не вытравишь никакими либеральными призывами к продуктивности и эгоизму. В песне со знаменитым вздохом «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» сквозит неподдельное счастье оценить подвиг героя всем миром:

     Мы тебе колхозом дом построим,
     Чтобы было видно по всему, —
     Здесь живет семья советского героя,
     Грудью защищавшего страну.

     Такие песни — нож острый для сегодняшних борцов за либеральное счастье, особенно сегодня, когда этих героев ратных и трудовых свершений лишают государственных льгот, используя дешевый пропагандистский прием: какая-то старушка на хуторе говорит: «Я все равно никуда не езжу, не звоню — лучше денежки». Людей отучают думать по-государственному, по-христиански, говорить не со своей печки, а с точки зрения всего мира, поколения, сообщества, от имени которого так любил звонко говорить Фатьянов:

     Мы люди большого полета,
     Создатели новых чудес.
     Орлиное племя — пилоты,
     Хозяева синих небес.

     Какой высокий полет, какие хозяева синих небес, если мы угробили свою авиационную промышленность, потеряли многих выдающихся асов и теперь начинаем закупать устаревшие «Боинги»!

     Ну и самый яркий пример постоянной идеологической цензуры, гонения на славное прошлое: только в народе поется знаменитая песня «Наш город» с припевом:

     Над Россиею — небо синие,
     Небо синее — над Невой.
     В целом мире нет, нет красивее
     Ленинграда моего.

     Даже в дни празднования 300-летия Петербурга и 60-летия прорыва блокады Ленинграда крылатую песню не выпускали в эфир. Но зато в народе все чаще поется тот вариант последнего куплета, который и мы подхватываем с друзьями на Фатьяновском празднике:

     Имя города, где сражались мы,
     Никому ты, как винтовку, не отдашь.
     С новым солнышком просыпается
     Наша слава, наша гордость — город наш.

     Любил Фатьянов и древнюю столицу — Москву, где раскрылся его талант, где создал он лучшие песни для кинофильмов и обрел всесоюзную славу. Выходец из мстерского рода, уроженец слободы Малое Петрино, он быстро усвоил и полюбил «наш московский говорок», влился в семью москвичей и с гордостью писал:

     По походке и по песне
     Ты узнаешь москвича:
     Этот парень — с Красной Пресни,
     Тот — с Заставы Ильича.

     Теперь и Москва неузнаваемо изменилась не только по внешнему виду, который ужасает порой нас, коренных москвичей, но и по духу когда-то самого яркого, истинно русского города. На празднике я прочитал только одно стихотворение, которое назвал «Москвич Фатьянов»:

     

МОСКВИЧ ФАТЬЯНОВ

     В неохватной нашей шири,
     Как ведется на веку,
     Все за песнями спешили
     В достославную Москву.

     И в столице, Богом данной,
     После клязьминских широт
     Жил Фатьянов на Басманной —
     В землях царских воевод.

     Он прошел походкой свойской
     И оставил здесь следы —
     Сын московской, вязниковской
     И кремлевской слободы.

     Он согрел Москву стихами,
     А теперь со всех сторон
     Все стремятся за деньгами
     В этот новый Вавилон.

     И уже другие мысли
     Сами просятся в строку:
     Этот парень — из Тбилиси,
     Тот торговец — из Баку.

     Мы сегодня — полиглоты,
     И течет Москва-река,
     Словно речь без русской ноты,
     Без родного говорка.

     У нее полно изъянов,
     У нее акцент — сильней.
     Ох, как нужен ей Фатьянов
     С песней светлою своей!

     Очень нужен, но песни его на московские, центральные телеканалы стараются не пускать «новые москвичи».

  Александр БОБРОВ,
лауреат премии имени Фатьянова «Соловьи, соловьи...».