Передо мной в кресле убеленный сединами человек. Неожиданная белая, как утренний свет в окне, борода, которую он отпустил всего год назад, делает его лицо похожим на портрет Льва Толстого. Но это Островой Сергей Григорьевич, тот самый поэт, чья песня «Зима», почитай, что полстолетия ежедневно звучит в эфире, доносится к нам с телеэкранов, поется почти в каждом доме, на привале у костра, в кают-компаниях кораблей и в любом самом отдаленном уголке нашей великой Родины, как поются повсюду его же знаменитые «Дрозды», «Гуцулочка», «Вечерком на реке», «Песня остается с человеком», «Жди солдата» и многие другие.

     Однако Сергей Островой не поэт-песенник, как, наверное, думают некоторые любители его музыкальной лирики. Из сорока тысяч опубликованных им поэтических строк едва ли тысяча приходится на полюбившиеся всем песни. Остальные пролились в сотни стихов высокой гражданской лирики, три сказки и восемь поэм. Одна из них «Мать», написанная более сорока лет назад, недавно напомнила о себе ее автору, когда ему принесли письмо, полученное по Интернету из Роттердама от русских эмигрантов, объединившихся в клубе любителей поэзии «Истоки», умолявших прислать текст полюбившейся им поэмы. Они тогда не знали, что Сергей Островой недавно перешагнул свою девяностолетнюю ступеньку лестницы жизни. Деду удалось преодолеть столетний рубеж. Теперь внук тянется за ним.

     Родившись на сибирской земле в 1911 году, Сергей Островой стал поэтом, если не случайно (раз дар поэтический даден, то какой же это случай?), то во всяком случае неожиданно для самого себя. Работая разъездным корреспондентом газеты «Гудок» и давно бросив юношеское увлечение стихами, как-то увидел объявление о конкурсе на лучшую военно-комсомольскую песню, да и написал в порядке эксперимента партизанскую песню «Наливались тополи». Полгода спустя, совершенно забыв об отправленном стихотворении, сидя в электричке, прочитал в «Комсомольской правде» о том, что его песня на музыку известного композитора Н.Я. Мясковского оказалась победителем в конкурсе. С этого момента началась творческая биография поэта, который, впрочем, опубликовал и книгу рассказов «Зеленая обезьяна».

     Особое место в многолетней деятельности писателя занимают стихи и песни о войне. И дело не в том, что сам Сергей Островой добровольцем ушел на фронт в сорок первом и прошел всю войну сначала простым солдатом, а затем корреспондентом армейской газеты. В войне участвовали миллионы, и многие писали о ней. Но далеко не каждому удалось свой опыт и переживания так ярко отразить в поэтических строках, что они западают в души всех читателей — от рядового гражданина до президента страны.

     Как-то в квартире Острового раздался необычный телефонный звонок. В трубке послышалось: «С вами будет говорить Раиса Максимовна Горбачева». Жена президента звонила, чтобы поблагодарить за песню, о которой они с мужем вспомнили, проезжая на машине мимо деревни Крюково. К этому времени поэт успел получить более тысячи писем от тех, в чьи души запали замечательные строки о героических советских солдатах.

     Однажды мне довелось беседовать с одним из молодых поэтов, который, говоря о поэзии Острового, спросил: «А что особенного он написал?» Я поинтересовался, слышал ли он, к примеру, песню «У деревни Крюково»? Мой собеседник удивился: «А разве это его песня?» — и в тоне разговора появилось уважение к автору слов.

     Между тем Сергей Островой написал немало проникновенных строк о войне не только в послевоенный период, когда тяжесть пережитого улеглась и, отлежавшись, возродилась в памяти, заставляя переворачивать вновь и вновь страницы военного лихолетья.

     Мне кажется, лишь очевидец, только что переживший гибель друга, мог фотографическими мазками написать:

     Под низким небом — белая опушка.
     Здесь тишина. Здесь мой товарищ спит.
     Мертво вокруг. И взорванная пушка
     Над ним, как вечный памятник, стоит.

     Это написано Островым в сорок первом. А в сорок третьем, отшагав уже не одну сотню километров, он писал:

     Солдаты ходят налегке:
     Патроны, нож, да корка хлеба,
     Да автомат зажат в руке,
     Да переменчивое небо!

     «Солдаты ходят налегке», но какой же тяжелой оказывается их жизнь на войне. Об этом невозможно не думать, читая поэму Острового «Первые письма», написанную в том же сорок первом году, когда шло отступление наших войск и колонны солдат падали по команде «Воздух!», а «мессершмиты» стреляли с высоты:

     Крики. Стон. Косые вспышки молний.
     Чья-то кровь на срезанном стебле.
     ...Поле! Поле! Не цветы запомню —
     Кровь запомню на твоей земле!

     Это невозможно придумать. Это можно только почувствовать, увидев собственными глазами и прошагав «солдатом налегке».
     Да, песня «У деревни Крюково» написана в 1974 году, но она бы не могла родиться, если бы в сорок первом не было в жизни того, что заставило написать сразу же в письмах:

     Два дня орудийной пальбой
     Шатает
     всю землю
     под нами.

     Два дня и две ночи без сна.
     Поверишь, нам вечности мало!
     А мертвым
     могила
     тесна,
     Их смерть
     по полям
     раскидала.

     Приюта земля не дала.
     Оглохла она. И ослепла.
     Вчера
     тут деревня
     была,
     А ныне — лишь холмики пепла.

     «Солдаты ходят налегке». Вспоминаешь об этой фразе и тогда, когда читаешь страницу фронтовой хроники в поэме «Товарищ», написанную в сорок третьем. Солдат пулеметом укладывает ряд за рядом своих врагов, но вдруг видит на поле боя раненого товарища, кидается к нему под пулями и спасает, оттаскивая в лес, чтобы вновь вернуться и продолжать бой. Простой сюжет, но незабываем, ибо не выдуман, а взят из жизни, воспетый в поэме-хронике, посвященной конкретному человеку-герою — разведчику Владимиру Карпенкову.

     Однажды, находясь на отдыхе в Ялте, известный уже поэт Островой зашел к секретарю горкома партии высказать некоторые замечания по поводу увиденного им в городе. После непродолжительной беседы, пообещав принять необходимые меры по устранению недостатков, секретарь горкома, пожимая руку поэту, вдруг спросил: «А что вы хотели сказать своими словами «Вы слыхали, как поют дрозды?» Усмехнувшись вопросу, Сергей Григорьевич ответил просто: «Только то, что сказал».

     Популярность, слава — они сопровождают писателя до сих пор. Песни разлетелись и не смолкают. А сам Сергей Григорьевич Островой мне всегда напоминает именно того солдата, что ходит налегке, оставаясь в строю даже в свои девяносто три года. В 2001 юбилейном для поэта году в издательстве «Советский писатель» вышел его новый сборник стихов «Пристрастия». Это новые боевые стихи не в том смысле, что о войне, а в том, что воюют они за душу человека, за то, чтобы она не пала жертвой всего плохого, низменного, противоестественного, что было и есть в нашей жизни. Он пишет мудрые стихи «Прозрение», которые заключаются словами:

     Когда умирает эпоха
     В бесправье и в вечной тщете —
     Мы все, до последнего вздоха,
     Повинны в ее нищете.

     И вот, чтобы не быть виноватыми, чтобы сделать эту эпоху лучше и чище, он как солдат воюет своим словом поэта, о чем тоже пишет в новой книге:

     

ЗАГЛАВНОЕ

     Что терять всего дороже?
     Дружбу? Совестливость? Честь?
     Все мне дорого. И все же
     Есть ЕДИНСТВЕННОЕ. Есть.

     По любви. Без понужденья.
     Есть заглавное. Оно —
     Мне от самого рожденья
     Во владение дано.

     Мой язык, моя основа,
     Чтоб при свете и во мгле,
     Властью праведного слова
     Утверждаться на земле.

     Он все еще живет прошлыми понятиями. Компьютеризация, Интернет проходят непонятыми мимо. В комнате уже который десяток лет стоит высокий узкий столик со старенькой пишущей машинкой, на которой всю жизнь стоя отстукивает свои «нетленки» поэт и прозаик Сергей Островой. Теперь печатать самому невозможно. Операции на глазах не помогли — зрение почти пропало. А перед этим увозили на операцию по удалению аденомы. Он совсем было обессилел. Но выстоял, точнее, вылежал. С трудом поднялся, вышел во двор подышать воздухом и был случайно сбит сдававшей назад машиной. Опять вылежал и выстоял. И продолжает оставаться бойцом, чьи патроны еще не иссякли, у которого есть еще корка хлеба, чтобы продолжать писать:

     Я-то помню, как свищет свинцовая трасса.
     Как полки умирают, не зная вины.
     И приходят тогда рядовые запаса
     И телами латают дороги войны.

     Ему хочется, чтобы каждая минута его жизни приносила пользу людям, а для этого нужно оставаться бойцом действующей армии писателей.

  Евг. БУЗНИ.