14 октября исполняется 100 лет со дня рождения Михаила Георгиевича Первухина— видного советского и партийного деятеля, под началом которого мне довелось начинать свою дипломатическую службу в посольстве СССР в ГДР. Разогнав в 1957 году своих конкурентов в Президиуме ЦК КПСС (длинный список имен, которые шутники в то время сокращали до «и примкнувший к ним Шепилов»), Хрущев отправил Первухина послом в ГДР.
Закончив МГИМО в 1959 году, я вскоре стал помощником посла и его бессменным переводчиком, пройдя при нем сложные этапы борьбы за германский мирный договор и т. наз. вольный город Западный Берлин, кубинский кризис и закрытие границы в Берлине. Я и проводил Михаила Георгиевича по окончании его миссии посла в ГДР назад в Москву, где его ждал малозначительный по масштабам его личности пост члена коллегии Госплана СССР. Думал я при этом о несправедливости судьбы к этому человеку и тех людей, которые ее определяли.
Так кто же такой был М.Г.Первухин? Один из плеяды ярких, талантливых представителей советской эпохи, на долю которых выпало вместе со всем народом строить мировую державу — Советский Союз, определять его политику и судьбы.
Родился он в 1904 году в семье рабочего-кузнеца в поселке Юрюзань Златоустского уезда. Учился в земской школе, уже в 1919 году вступил в РКП(б), стал рядовым бойцом Златоустского коммунистического отряда, ответсекретарем уездной газеты «Пролетарская мысль», по вечерам учился в школе. По ее окончании в 1922 году был командирован в Москву в Институт народного хозяйства имени Плеханова на электропромышленный факультет. По завершении учебы в 1929 году работал сначала инженером Мосэнерго. Затем на оборонном заводе в Сталинграде. Потом была Каширская государственная районная электростанция, быстрый рост по службе, где он прошел путь от начальника цеха до директора станции, назначение в 1938 году заместителем наркома тяжелой промышленности и уже в январе 1939 года наркомом электростанций и электропромышленности. На XVIII съезде ВКП(б) Первухина избирают членом ЦК партии. Перед ним открылся путь в большую политику.
В апреле 1940 года Первухин назначается заместителем председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР. В этом качестве он встретил начало Великой Отечественной войны, в годы которой в полной мере раскрылся его талант и способности как организатора народного хозяйства, политического деятеля с широким государственным кругозором, человека чистого и преданного делу, которому он служил, Влюбленный до конца своих дней в электростанции и энергетику, М.Г.Первухин по приказу Верховного главнокомандующего скрепя сердце руководит минированием верхней плотины Днепрогэса. Враг не должен форсировать Днепр. Электростанция не должна работать на немцев, и М.Г.Первухин взрывает детище ГОЭЛРО. До этого он вместе с Берией и Андреевым останавливает строительство Куйбышевской ГЭС, высвобождая ресурсы и кадры для создания в Куйбышеве авиационных заводов. Трудно поверить, но уже в конце 1941 года здесь начался массовый выпуск самолетов.
24 июня 1941 года Сталин лично назначает Первухина заместителем Председателя Совета по эвакуации при СНК СССР, а неделю спустя и Уполномоченным ГКО по управлению военно-химической защиты Красной армии. Работа это была адовая. Недаром, вспоминая о ней, Михаил Георгиевич говорил, что эвакуация, проведенная в СССР в первые месяцы войны, является одним из самых выдающихся подвигов, которые совершил наш народ, называл ее эпопеей, которая, безо всякого преувеличения, не знает аналогов в мировой истории. Ведь эвакуация в таких масштабах и в такие короткие сроки никогда советским руководством не планировалась. Никто не предполагал, какой трагедией обернется для нас начало войны. И вот за несколько военных месяцев 1941—42 гг., нередко под огнем противника, в тыловые районы страны удалось перебросить миллионы граждан, оборудование тысяч предприятий, сельскохозяйственные и транспортные ресурсы, стратегические запасы сырья, топлива, другие материальные и культурные ценности. И не только перебросить, но и планомерно разместить весь этот огромный потенциал на новых местах и в сжатые сроки подключить его к делу удовлетворения нужд страны и фронта. Уже в 1942 году наша военная промышленность существенно превысила уровень 1941 года. Руководили этим делом Шверник, Косыгин, Микоян, Каганович и 37-летний инженер-электротехник Первухин.
А роль Первухина в руководстве химической промышленностью во время войны! Ведь это производство взрывчатки и порохов, корпусов для снарядов и мин, бронированного стекла для самолетов и еще много такого, без чего ведение войны было просто невозможно. К тому же, по сведениям советской разведки, фашисты не раз всерьез взвешивали возможность применения против Красной армии химического оружия, подтягивали к фронтовым районам химические боеприпасы и авиационные бомбы. Приходилось и нам разворачивать производство боевых отравляющих веществ, снаряжать ими боеприпасы, снабжать армию средствами индивидуальной защиты и дегазации, формировать химические батальоны. В феврале 1942 года Первухин стал народным комиссаром химической промышленности. Cталин позвонил Первухину и сказал: «Политбюро решило назначить вас наркомом химической промышленности». Михаил Георгиевич ответил, что он инженер-электрик, в химии не разбирается и вообще химию не любит. Тогда Сталин коротко сказал, что это партийное поручение. И с этим поручением Первухин справился прекрасно. На посту министра этой отрасли он оставался до января 1950 года.
Менее известной стороной военной биографии М.Г.Первухина является его вклад в разработку и создание советского ядерного оружия. Осенью 1942 года Первухина вызвал В.М.Молотов и поручил ему ознакомиться со сборником статей иностранных ученых о работах по ядерной физике и доложить выводы и предложения. Это было вызвано тем, что в ЦК и правительство в то время поступили предложения советских ученых о необходимости возобновить исследования по ядерной физике, прекращенные с началом войны. Первухин поддержал эту инициативу, понимая огромное стратегическое значение этой проблемы и разделяя обеспокоенность И.В.Курчатова, А.И.Алиханова и И.К.Кикоина возможностью создания атомного оружия на Западе, прежде всего в фашистской Германии. Вопрос был доложен в Политбюро ЦК ВКП(б), результатом чего явилось принципиальное решение об организации научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии в мирных и военных целях, оформленное затем постановлением Государственного Комитета Обороны от 11 февраля 1943 года. Научное руководство было поручено И.В.Курчатову, а организационная и политическая часть проекта— М.Г.Первухину. Они должны были в сжатые сроки представить записку о возможностях и сроках создания атомной бомбы.
Из опубликованных теперь материалов секретных архивов и мемуарной литературы мы знаем, как много сделала советская разведка для раскрытия тщательно охранявшегося американцами и англичанами секрета ядерного оружия, какую бесценную информацию она добывала для советского руководства и непосредственных исполнителей нашего атомного проекта, начавших свои работы в Покровском-Стрешневе в одном из зданий недостроенного Института экспериментальной медицины.
Читая эти материалы, можно поддаться искушению поверить в то, что Советскому Союзу, собственно, и стараться особенно не пришлось: получили от НКВД готовенькие чертежи и технологии, затем с некоторым отставанием от США смастерили свое первое примитивное ядерное устройство. Только не так это было в действительности. Ничего бы мы не смастерили на основе одних докладов разведчиков, если бы не вели аналогичные работы сами, не имели ученых и изобретателей высшего мирового уровня, если бы не строили атомных предприятий, не вели поиска урановых месторождений, не наладили производства тяжелой воды и сверхчистого графита, не сумели, одним словом, отмобилизовать потенциал страны на решение ядерной проблемы.
В мае 1944 года Первухин вместе с Курчатовым написали докладную записку Сталину, в которой ставили вопрос о принятии чрезвычайных мер для ускорения работ и создании специального правительственного комитета по их руководству. В него вошли И.В.Курчатов, Б.Л.Ванников, А.П.Завенягин, Л.П.Берия и М.Г.Первухин, которому вскоре было присвоено звание генерал-лейтенанта. 25 декабря 1946 года был пущен физический атомный ураново-графитный реактор, на котором впервые в нашей стране была воспроизведена цепная ядерная реакция. Это был прорыв в новую атомную эру. До создания советской атомной бомбы оставалось совсем немного.
В 1946 году началось строительство нашего первого атомного завода. В 1948 году сооружение первого промышленного атомного реактора и всех других отделений атомного комбината было закончено, и летом того же года реактор был пущен в эксплуатацию. Затем был введен в строй диффузионный завод по производству обогащенного урана, налажено производство плутония и тяжелой воды. К середине 1949 года было накоплено достаточное количество плутония и урана, чтобы сделать атомное взрывное устройство и испытать его.
Для проведения испытания, как рассказывал М.Г.Первухин, в одном из отдаленных районов страны был создан полигон, на котором были построены лаборатории, жилье для персонала, объекты для испытания— жилые дома, мастерская, железнодорожный мост, окопы и другие сооружения. Для установки атомной бомбы была сооружена металлическая башня высотой примерно в 50 метров с грузовым лифтом для подъема бомбы. Рядом с башней расположилось небольшое здание, где происходила сборка снаряда. Для управления взрывом на расстоянии 5—6 км был построен подземный железобетонный командный пункт. Первухин лично выезжал на полигон и проверял состояние подготовительных работ. В ночь на 29 августа в присутствии членов правительственной комиссии бомба была собрана, поднята на башню и укреплена. На рассвете был произведен взрыв.
«Мы все выбежали наружу и увидели яркое пламенное облако, вслед за которым поднялся черный столб земляной пыли, превращаясь в гигантский гриб. Взрыв удался, мы бросились поздравлять друг друга, обниматься и целоваться»,— вспоминал М.Г.Первухин. По возвращении в Москву был доклад на Политбюро о результатах испытания. Момент взрыва и его воздействие на все сооружения, технику, животных был заснят на кинопленку, которую показали Сталину и другим членам Политбюро. Сталин внимательно выслушал сообщение Курчатова, интересовался деталями, несколько раз спрашивал, видели ли члены комиссии то, о чем рассказывают. Было заметно, что он очень доволен результатом. В конце заседания он поздравил всех с большим успехом и пожелал ускорения дальнейших работ.
Через несколько дней был подписан указ о награждении ученых, сотрудников и других работников за первые результаты по решению атомной проблемы. В числе тех, кто стал Героем Социалистического Труда был и М.Г.Первухин. Развитие энергетики, особенно атомной, строительство АЭС и атомного ледокольного флота до конца его дней оставалось предметом его пристального внимания, увлечения и интереса.
После войны М.Г.Первухин занимал пост заместителя Председателя Совета Министров СССР, пользовался всевозрастающим доверием И.В.Сталина. В 1952 году после августовского пленума ЦК КПСС Сталин поручил ему сделать доклад на торжественном заседании, посвященном 35-й годовщине Октябрьской революции, и лично просмотрел его текст, сопроводив характерным замечанием: «Что же вы все говорите Сталин, Сталин? А вот не будет меня, так вы, оставшиеся, заблудитесь, как слепые котята?» В кремлевских коридорах тогда поползли слухи о «большом будущем» М.Г.Первухина. На XIX съезде партии по предложению Сталина, настаивавшего на необходимости выдвижения новых молодых кадров, вместо Политбюро был избран расширенный Президиум ЦК из 25 человек. Из его состава было выделено Бюро Президиума из 9 человек, куда вошел и М.Г.Первухин. За пару месяцев до съезда Сталин ввел его также в состав Бюро Совета Министров, дав понять, что недоволен тем, как там ведут дела Берия, Маленков и Булганин.
После смерти Сталина в руководстве Советского Союза началась борьба за власть. Столкнулись Хрущев и Берия. Им обоим Первухин впоследствии давал характеристику как «авантюристам, стремившимся к единоличному господству в партии и государстве». Первый использовал силу партийного аппарата, прикрываясь флагом восстановления партийной демократии, второй, опираясь на органы госбезопасности, устранял неугодных ему лиц и имел большое влияние на Маленкова, обладавшего, по словам Первухина, «нетвердым характером». Победил Хрущев, добившийся ареста Берии и избравшийся в сентябре 1953 года на пост Первого секретаря ЦК КПСС. Опершись на Булганина, Хрущев оттеснил от руководства сначала Маленкова, назначив Булганина Председателем Совета Министров СССР. Затем, однако, настала очередь и Булганина, в котором Хрущев быстро «разочаровался».
Всем памятны импульсивные действия Хрущева после его смелого доклада на XX съезде КПСС и его залихватские выступления с призывами догнать США по производству продуктов животноводства, отменить советские займы, установить в мире двоевластие СССР и США, повсеместно сеять кукурузу и т.д. Первухин рассказывал, как в мае 1957 года на загородной даче в Семеновке на приеме для советской интеллигенции и дипкорпуса Хрущев (изрядно хватив коньяку) выступил с длинной туманной речью, в которой рассказал о спорах в Президиуме ЦК и резко критиковал Молотова. На другой день после этого, когда Хрущев был в Ленинграде, в Москве начались совещания недовольных им членов Президиума ЦК. Молотов, Булганин, Микоян и «некоторые другие товарищи» сочли поведение Хрущева недопустимым и решили «поговорить» с ним.
В конце июня 1957 года этот разговор состоялся на Президиуме ЦК. Против Хрущева выступили Молотов, Булганин, Каганович, Маленков, Ворошилов, Сабуров, Первухин, а также Шепилов. За Хрущева были Поспелов, Мухитдинов, Фурцева, Аристов, Кириченко. Суслов и Микоян лавировали. Судьба Хрущева висела на волоске, но он сумел вывернуться.
Воспользовавшись перерывом заседания Президиума ЦК, Хрущев подтянул в Москву группу членов ЦК, которые вместе с его московскими сторонниками потребовали созвать пленум ЦК партии, который и состоялся 22 — 29 июня. Была принята резолюция «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича и Молотова». Из состава Президиума ЦК и членов ЦК вывели Молотова, Маленкова и Кагановича. Сняли с поста секретаря ЦК и освободили от должности кандидата в члены Президиума ЦК и члена ЦК Шепилова. Булганину и Ворошилову объявили выговор без опубликования, а Первухина перевели из членов Президиума в его кандидаты. Разгром «сталинской гвардии» завершился.
М.Г.Первухин до конца 1961 года, т.е. до XXII съезда КПСС, оставался кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, однако в работе Президиума практически больше не участвовал, находясь в Берлине на посту посла СССР в ГДР. Его не избрали делегатом ни на XXI, ни на XXII съезд партии. Его обращения в ЦК КПСС с попытками реабилитироваться, доказать ошибочность причисления его к «антипартийной группе» (на самом деле Первухин выступал не против развенчания культа личности Сталина, а против хрущевского плана организации совнархозов) результата не имели. В конце 1962 года на посту посла в ГДР его сменил секретарь Смоленского обкома П.А.Абрасимов, а Первухина по личному указанию Хрущева определили начальником управления энергетики Совнархоза СССР. Назначения на более крупную работу, соответствующую политическому и государственному опыту Первухина, Хрущев не допустил.
В советское посольство в Берлине я впервые приехал в качестве практиканта 6-го, выпускного, курса МГИМО МИД СССР в ноябре 1958 года. Было мне тогда 22 года, с работой посольств я до этого никогда не сталкивался, а членов и кандидатов в члены Президиума ЦК видел в лучшем случае по телевизору или на демонстрациях на Красной площади. Первухин работал на втором «парадном» этаже посольства с его роскошными кабинетами и залами, отделанными дорогими породами дерева, зеркалами, хрустальными люстрами и мрамором. Туда нам, скромным практикантам, без дела ходить не полагалось. Квартировали мы обычно внизу в помещении библиотеки, работая под присмотром двух первых секретарей посольства, и изредка сталкивались на лестницах или в коридорах с «самим» Первухиным — высоким, стройным, чуть седоватым блондином в сильных очках со спокойной приветливой улыбкой. При нем безотлучно находилась охрана, он ездил на тяжелом «ЗИСе-110», в его распоряжении был персональный самолет, он ежедневно общался с Первым секретарем ЦК СЕПГ В.Ульбрихтом, разговаривал по ВЧ с разными важными людьми в Москве, принимал в своем кабинете то Главкома ГСВГ маршала Якубовского, то легендарного чекиста генерала Короткова, руководившего огромным аппаратом КГБ в Берлине. Вокруг Первухина все, как казалось, дышало властью и значительностью. Его указания исполнялись «бегом и немедленно».
Михаил Георгиевич вскоре заприметил меня «со своего Олимпа». Не знаю, что и кто сыграл в этом решающую роль, главный ли знаток немецкого языка в посольстве теперь уже покойный А.Я.Богомолов или помощник посла Ю.А.Гремитских, порекомендовавшие меня ему в качестве переводчика. Сначала меня взяли на новогодний вечер у В.Ульбрихта, где меня похвалила за усердие супруга посла. Потом посол стал привлекать меня к своим встречам все чаще. В Москву пошла просьба распределить меня по окончании института в ГДР, а по приезде в Берлин я через год занял место помощника посла.
Помощник из меня на первых порах был очень слабый. Первухин знавал, конечно, помощников иной квалификации и опыта. Но он относился ко мне почти по-отечески, старательно и терпеливо учил делу, прощая многие неизбежные промахи и ошибки, доверял мне, решительно открывая доступ к делам и переписке самого ответственного характера, охотно правил мои бумаги, объяснял хитрости и премудрости работы в государственном аппарате, учил видеть суть за действиями и заявлениями тех людей, с которыми приходилось работать и сталкиваться. И давал много мудрых житейских советов.
Став послом в ГДР, он считал своим долгом относиться к молодой республике, как к собственному ребенку, защищать его от опасностей, упреждать от ошибок, внимательно следить за внутренней жизнью и развитием ГДР, приходить на помощь ей всякий раз, когда это требовалось. Особенно его интересовало развитие экономики ГДР. Любимым занятием Михаила Георгиевича было изучение народно-хозяйственных планов республики, проникновение в их подробности, выявление узких мест, поиск способов расшить их. Его постоянным другом и собеседником «для души» был председатель Госплана ГДР Б.Лейшнер.
Однако не все в руководстве ГДР понимали Михаила Георгиевича правильно. В бытность его послом в ГДР наш торговый оборот с нею достиг огромных размеров, превышая намного объемы торговли с другими странами народной демократии, а ГДР все просила и просила прибавить нефти, сырья, золота. Первухин оказывался между двух огней. В Москве, отказывая ГДР в исполнении части ее просьб, ему говорили, что он слишком заботится о ГДР, не учитывает сложностей, с которыми сталкивается сам СССР. В.Ульбрихт же полагал, что эти отказы Москвы вызваны рекомендациями советского посла, который слишком хорошо знает поднаготную экономики ГДР и подсказывает, где нужно дать, а где можно и попридержать.
В те годы обстановка в ГДР и вокруг нее была очень сложной, на грани взрыва. Советскому Союзу никак не удавалось стабилизировать ГДР. Запад упорно отказывал ей в международном признании, дискриминировал ее где и как только мог. Из ГДР на Запад шел непрерывный поток беженцев, достигая в отдельные месяцы 30 тыс. человек. Это дезорганизовывало всю жизнь в республике, создавало атмосферу неуверенности и ожидания кризиса. Советский Союз закачивал в дырявые меха ГДР огромные средства. Но толку было мало.
На Западе летом 1961 года с недели на неделю ждали обвала ГДР, начала там массовых беспорядков. Развернувшаяся в тот период борьба за германский мирный договор и демилитаризованный вольный город Западный Берлин была, по сути дела, пробой сил между СССР и западным лагерем. Удастся ли Советскому Союзу удержать ГДР, устоять на Эльбе или нас выкинут из Европы? Так стоял вопрос. Когда это противостояние приблизилось к совсем опасной черте, пришлось закрывать границу в Берлине. Шаг это был болезненный и рискованный, но он не был неожиданностью для Запада. Разрядить кризис можно было в тех условиях только на основе подтверждения статус-кво в германских делах. Берлинская стена и стала «весомым, грубым и зримым» его подтверждением. Существование ГДР было продлено еще на 27 лет.
М.Г.Первухин с этой непростой задачей справился. Уезжал он через год из ГДР в условиях начинавшейся в республике стабилизации и накануне крутого подъема ее экономики, наступившего после закрытия границы с Западным Берлином и ФРГ и продолжавшегося более 15 лет. Почему ГДР в конце концов все же «сломалась» — вопрос особый, не являющейся предметом данной публикации.
В Москве М.Г.Первухин продолжил активную работу в Совнархозе и Госплане, но ГДР никогда не забывал. По-прежнему читал газету «Нойес Дойчланд», просил заходить к нему и рассказывать о делах в республике каждый раз, как я приезжал в отпуск. Писал воспоминания, давал интервью. Это был человек глубокого внутреннего достоинства. Он оставался самим собой в любой жизненной ситуации, на любом посту. Это был кристально чистый коммунист, за всю жизнь к рукам которого не прилип ни один казенный рубль или немецкая марка — качество, которого так не хватало в последующие годы многим представителям советского и российского начальства. Он жил интересами нашего народа и государства. Иной жизни он для себя просто не мыслил. И умер он в своем рабочем кабинете, пытаясь, уже теряя дар речи, написать что-то на бумаге, сообщить напоследок что-то очень важное своим товарищам и коллегам по работе.
О смерти Михаила Георгиевича я узнал с большим опозданием, находясь в командировке в ФРГ. Помню, что написал письмо его жене и дочери, в котором сказал, что с его уходом мы все стали беднее — и его близкие, и те, кому довелось встречаться и работать с ним, и страна, на благо которой он трудился и боролся всю свою жизнь.
Ю.КВИЦИНСКИЙ