Сегодня людям вбивают в головы, будто бы символ России — медведь. По сравнению с двуглавым орлом — явный прогресс... Но медведь — символ России уже только как страны дураков. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять почему: в системе отечественных образов медведь хоть и могуч, но глуп, его легко обмануть. «Высоко сижу, далеко гляжу! Неси бабушке, неси дедушке!» В другой сказке мужик облапошивает медведя то с вершками, то с корешками. В басне Крылова «Пустынник и медведь» Топтыгин, чтобы убить муху на лбу друга, швыряет ему в голову булыжник. Мораль: «Услужливый дурак опаснее врага». Кроме того, Россия — страна музыкальная, медведь ей на ухо не наступил. И артисты прославленного на весь мир российского балета — не косолапые. Все запомнили талисман ХХII олимпиады 1980 года — симпатичного мишку. Но многие запамятовали (особенно после августа 1991-го), что на церемонии открытия тех Московских Олимпийских игр исполнялся отрывок из «Лебединого озера»...
В давние-давние времена, когда человек еще не отделял себя от окружавшей его природы, он выбирал из мира живых существ того, кто приходился ему по сердцу и нарекал своим предком — тотемом. Каждый первобытный род имел своего тотема-прародителя. Существовал род орла и медведя, волка и лося, черепахи и змеи... Какого же рода-племени русские?
...Люди, одетые в белые одежды, ведут к лесной избушке юношу. Там ему предстоит пройти через магические обряды, в том числе испытание огнем на верность своему роду. Только проявив выдержку и стойкость, он сможет стать полноправным сородичем. Спустя тысячелетия ученые назовут это инициацией — посвящением во взрослые. Понять доисторические обряды им помогут обычаи затерянных в лесных дебрях племен Африки, Америки, Австралии и... европейские, в том числе русские волшебные сказки. Оказалось, что сказки эти имеют исторические корни, а Иван Царевич и Василиса Премудрая, царевна Несмеяна и Финист Ясный Сокол, Баба Яга и гуси-лебеди жили не только в воображении сказителей. Баба Яга — хозяйка леса, жрица рода, первобытная колдунья, хранительница древних, порой ужасных тайн. Гуси-лебеди — ее ассистенты, одетые птицами.
При инициации надевали одежды тотема. Значит, далекие предки немалой части русских считали, что происходят от лебедей. Якуты и часть бурятов тоже вели свою легендарную родословную от лебединой девы. Светлыми, как лебяжьи перья, были души тех, кто возводил свой род к птице, являющейся символом красоты, любви, верности, благородства. Вот откуда шел культ лебедей на Руси, вот откуда обилие лебединых песен и фамилий в России! Кто-то происходил из других родов, и его потомки, смешавшиеся с «детьми лебедя», вели себя по-разному: одни привязывались к прекрасной птице, другие тяготели к иным образам. Говорят, «с волками жить — по-волчьи выть». А если живешь в лебединой стране, изволь любить лебедей. Ах, если бы...
Так уж устроены люди, что, принимая новое, они склонны очернять старое. В старину, после перехода к новой обрядности, люди-лебеди — хранители традиций рода — стали изображаться похитителями детей. В наше время, после того как белые лебеди были показаны по телевидению во время «путча», они оказались в черных списках.
Как ни парадоксально, лебеди являются символами врагов в таком высокохудожественном и патриотичном произведении как «Слово о полку Игореве». «А половцы непроторенными дорогами устремились к Дону Великому: скрипят телеги половецкие, словно лебеди встревоженные». «Слову» вторит во многом перепевающая его «Задонщина». «Нет, то не гуси загоготали, и не лебеди крыльями заплескали: то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел». У Александра Блока в цикле «На поле Куликовом» сказано мягче:
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат.
Поэты неравнодушны к лебедям, они не могут отдать их врагам. Но у князей (а автор великого «Слова» был человек Высокородный) отношение к лебедям было особое, и воспитывалось оно соколиной охотой. Ее застал в России и описал в своих путевых очерках «Из Парижа в Астрахань» Александр Дюма.
«Великолепная стая из дюжины лебедей поднялась лишь в двадцати шагах от нас. В тот же момент сокольничие сняли колпачки и подбросили птиц с подстрекательским криком... Соколы, казалось, колебались; затем каждый из них избрал свою жертву. Два лебедя сразу восприняли опасность и попытались уйти от соколов в высоту, но те, с их длинными остроконечными крыльями, хвостом веером и упругим корпусом, тотчас оказались выше стаи на десять — двенадцать метров и отвесно упали на добычу. Лебеди тогда попробовали найти спасение в собственной массе, то есть сложили крылья и стали падать всею тяжестью своего тела. Но инертное падение уступило в скорости падению, усиленному порывом; на середине спуска они были застигнуты соколами, которые прилипли к их шеям. С этой минуты бедные лебеди почувствовали себя обреченными и не пытались больше ни увернуться, ни защититься: один летел, чтобы упасть в степь, другой — в реку. Тот, что упал в реку, использовал это, чтобы отстоять хоть минуту своей жизни; он окунался, освобождаясь от врага, но сокол, почти брея воду крылом, ждал и всякий раз, когда лебедь показывался на поверхности, бил его сильным ударом клюва. Наконец, оглушенный и окровавленный, лебедь вошел в агонию и пытался ударить сокола свои костистым крылом, но тот осмотрительно держался вне досягаемости, пока жертва погибала...»
Мы настолько привыкли к поступку пушкинского Гвидона, что не вполне представляем, что произошло бы, не вступись герой за царевну Лебедь. А случилось бы то, что описал автор «Трех мушкетеров». Вот совершенно другое описание нападения хищной птицы на лебедя — с крестьянской точки зрения. Сергей Есенин, финал стихотворения «Лебедушка». Здесь нет и тени любования хищником, все симпатии на стороне гибнущей, но оказывающейся морально выше, жертвы.
Встрепенулася лебедушка,
Закричала лебежатушкам,
Собралися детки малые.
И под крылья схоронилися.
А орел, взмахнувши крыльями,
Как стрела на землю кинулся.
И впилися когти острые
Прямо в шею лебединую.
Распустила крылья белые
Белоснежная лебедушка
И ногами помертвелыми
Оттолкнула малых детушек.
Побежали детки к озеру,
Понеслись в густые заросли,
А из глаз родимой матери
Покатились слезы горькие.
А орел когтями острыми
Раздирал ей тело нежное,
И летели перья белые,
Словно брызги, во все стороны.
Колыхалось тихо озеро,
Камыши, склонясь, шепталися,
А под кочками зелеными
Хоронились лебежатушки.
Хочется верить, что птенцы выживут, но им будет трудно, как и людям с лебедиными душами.
Среди сказов Бажова есть «Ермаковы лебеди». Мальчик Вася стал свидетелем гибели пары лебедей, защищавших гнездо от медведя. Забрал Вася еще теплые лебединые яйца домой и подложил под гусыню. Вылупились птенцы, оперились, «а куда их, коли колоть за грех считалось». Улетели гуси-лебеди от мальчика, но «с ребячьих лет кличка ему ласковая осталась — наш Лебедь». Вырос Василий, стал казаком и новое имя получил — Ермак. Отправился он с товарищами на стругах в сибирскую землю. Долго бы плутали по рекам, кабы не прилетели старые друзья — два лебедя. «И будто манят плыть куда задумал. Всю дорогу с нами плывут, а где остановка — улетают, и всегда в ту сторону, куда дальше путь идет. (...) И то ни в жизнь бы ему в сибирскую воду проход не найти, кабы лебеди эти не пособили. По нашим краям эту птицу сильно уважают. Кто ненароком лебедя подшибет, добра себе не жди: беспременно нежданное горе тому человеку случится. Да вот еще штука какая у стариков велась — ставили деревянных лебедей на воротах. А это в ту честь, что лебеди первые нашему русскому человеку земельное богатство в здешних краях показали». Погубила же, по сказу, Ермака «кольчатая рубаха серебряная с золотыми орлами», подаренная ему царем: в кольчуге он не смог выплыть. Сказ не летопись, однако прекрасно передает мироощущение уральцев, живших между закрепощенной европейской Россией и свободной Сибирью: вольные лебеди помогают, государевы орлы губят.
В одном из самых любимых зрителями отечественных фильмов — «Белое солнце пустыни» — красной нитью проходит лебединая тема. «А еще скажу вам, разлюбезная Катерина Матвевна, что являетесь мне будто чистая лебедь», — грезит главный герой. Фамилия хранителя музея в том же кинофильме — Лебедев. Петруха смотрит в небо и при виде птичьей стаи вздыхает: «Гуси-лебеди. Может, они к нам летят?»
В «Евгении Онегине» есть дивные строки:
В те дни, в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Почему именно при лебединых кликах? Великий мастер поэтической формы, Пушкин мог бы с легкостью ввести в текст и орлиный клекот: даром что двуглавый орел находился на гербе Российской империи. Но поэт воспитывался на античных образах. А в античной мифологии лебедь — спутник богини любви и красоты Афродиты; бог света и искусств Аполлон каждый год отправляется в северную страну гипербореев на колеснице, запряженной стаей лебедей; единение с божеством символизирует любовь громовержца Зевса, обернувшегося лебедем, к прекрасной Леде. Правда и орел считался вестником воли царя греческих богов: прикованного к скале Прометея терзает именно он. Однако поэты, натерпевшись от царей, склонны предпочитать лебедей. Уж на что Жуковский (был придворным стихотворцем), а все же его последним творением стал «Царскосельский лебедь».
Не зря популярнейшим концертным номером, созданным балетмейстером Михаилом Фокиным для Анны Павловой, стал «Лебедь» Сен-Санса, прекрасный в жизни и смерти. Как радует сердце поступок пушкинского Гвидона, без колебаний вставшего на защиту белой лебеди! А ведь юный князь мог бы поступить иначе — и разжиться парой лебединых окорочков. Однако Гвидон заступился за лебедушку — и получил в награду чудесный остров.
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты.
Это явно не звериное общество, где человек человеку — волк. Скорее человек человеку — лебедь. По отношению к другим птицам лебеди ведут себя заносчиво, но друг с другом нежны и заботливы. Правда лебеди-мальчики порой дерутся между собой из-за лебедей-девочек. Что ж, из-за таких красавиц можно и повздорить маленько!
Между прочим, почему бочку с царицей и ее сыном прибило именно к острову, а не к материку? Здесь кроется потаенный смысл. Как называлось знаменитое сочинение Томаса Мора? «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Сходно своей длиной и обстоятельностью название пушкинской «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». Итак, Пушкин создал русскую утопию.
Что же нужно, чтоб сказку сделать былью? Для начала — присягнуть высокой и светлой любви — именно ее олицетворяет царевна Лебедь. А там поднимутся и экономика (белочка), и армия (33 богатыря). Кстати, почему у героя сказки такое странное имя? Дело в том, что Пушкин использовал не только общемировой сюжет об оклеветанной царице и ее сыне, не только севернорусское предание о старинном славянском городе Арконе на острове Рюген в Балтийском море, но и мотивы средневекового рыцарского романа о Гвидо де Лузиньяне, реальном участнике крестовых походов, ставшим повелителем острова Кипр. Значит, царевна Лебедь — воплощение Киприды, Афродиты, родившейся из морской пены у берегов Кипра. Священной птицей богини был, как вы помните, лебедь.
Озеро лебедей слилось в русском сознании со Светлояром, на дно которого опустился Китеж, спасаясь от завоевателей. Но «Лебединое озеро» Чайковского — антитеза «Сказанию о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова. По первоначальному либретто, после того как принц изменяет любви, озеро становится могилой для него и Одетты. Печальный конец стал знамением нашего времени.
После 19 августа 1991 года в озеро русской души слили реки нечистот — и разразилась экологическая катастрофа. Замутились прозрачные родники добра и любви, царевну Лебедь сменили маленькие веры, лебедушек — телки. Пленительней лебединой шеи стали для миллионов змеящиеся изгибы символа американской валюты — $. Классический балет исчез с телеэкранов, заполнившихся идиотизмом и скотством — как зарубежным, так и отечественным. Надеюсь, за это время многие убедились: вполне может быть музыкальное, литературное, хореографическое выражение низости, гнусности, свинства. Гусь свинье не товарищ. Лебедь — тем более.
В начале 1990-х по телевидению показали шокирующий фильм-балет «Лебединое озеро» в постановке шведского хореографа Матса Эка, снятый французской телекомпанией «Ля Сет». В серьезной прессе этому цветку зла дали достойный отпор. В журнале «Балет» № 4, 1992 г. выступила педагог Академии русского балета имени А.Я.Вагановой Татьяна Шмырова. Но журнал выходил тогда тиражом 11 тысяч экземпляров, поэтому было бы неплохо, если бы с отрывками критической статьи Шмыровой, ставшей для нее лебединой песней (фамилия автора была дана в черной рамке), ознакомились читатели газеты, выходящей 300-тысячным тиражом.
«Матс Эк полностью разрушил гуманистический замысел сочинения, растоптал его нравственную идею. И чем дальше смотришь балет, тем все острее поднимается в тебе чувство протеста: при чем здесь гениальная музыка Чайковского? Ее больно слушать, глядя на это хаотическое, уродливое зрелище. Страшные фигуры, кто в пачках, кто в купальниках, все лысые (это парики), непонятно, кто они — мужчины или женщины, судорожно и уродливо кривляясь, носятся по сцене. Одни безобразные, грубые, антиэстетичные позы сменяются другими.
Уже после того как я посмотрела этот фильм, мне попался в руки журнал «Le soisons de la Danse» («Танцевальные сезоны»), где опубликована статья, посвященная этой постановке. Там я прочла весьма мудрую мысль: «Классический танец легко пародировать, и шутовство не требует больших затрат». Тот, кто любит шутить, пусть шутит; тот, кто хочет пародировать, пусть пародирует. Но уважайте память великих художников и не глумитесь над тем, что ими создано — ведь пока что никто из «нынешних» не превзошел ни Чайковского, ни Петипа, ни Иванова. Рожденные ими шедевры нетленны и никакой моде неподвластны.
«Лебединое озеро» — это гимн красоте, поэзии, добру, это символ русской души, русского балета, и как же надо ненавидеть нашу национальную святыню или настолько не понимать ее истинной ценности, чтобы осмелиться поднять, на него руку».
И ведь нашелся «балетоман», изыскавший злое творение, и на телевидении не постеснялись вставить фильм в программу. Ради победы в идеологической войне в «Лебединое озеро» вылили помои. Да только бороться с врагом, отравляя водоемы, — последнее дело. Сегодня много говорят об экологии, загрязнении природы. Однако бешеными темпами идет и загрязнение душ, причем что-то не слыхать о международной конвенции с осуждением осквернения родников духовности — потому что в моде плюрализм. Он уже привел к плевкам в колодцы. Думаю, не открою Америку (которая и является одним из главных загрязнителей), если скажу: существует прямая связь между новой русской смутой и замутившимся озером нашей культуры. Охи и ахи вокруг «Черного квадрата» и скрежет зубовный при виде белых лебедей — наглядный пример мерзкой сущности отравителей души России.
После победы «демократии» на смену людям-лебедям пришли люди-медведи, люди-волки, люди-гиены, люди-акулы, люди-стервятники. «Новые русские» оказались не Гвидонами, а долдонами, способными лишь обворовывать народ, гонять на иномарках и проматывать деньги в кабаках с потаскухами. Накачанные мордовороты считают себя победителями, удачливыми завоевателями, эдакими новыми нибелунгами. Но униженная, оплеванная, преданная, израненная белая лебедь предрекает им несчастье.
...У императрицы Елизаветы Петровны был особый камердинер. Когда ночью ее мучили кошмары, слуга должен был войти в опочивальню, положить царице руку на пылающий лоб и тихо сказать: «Лебедь белая». И, словно по волшебству, страшные сновидения уходили. Кошмар современной российской жизни будет продолжаться до тех пор, пока озеро души России не очистят от нечистот, пока его не сделают заповедником, пока не прекратятся издевательства мелких душонок над маленькими лебедями, пока в школах не будут учить наизусть стихотворение Алигер, пока культовым у нас будет очередной дорогостоящий, но убогий по сути американский блокбастер, а не бессмертное творение великой русской культуры — балет «Лебединое озеро».