"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 124 (12736), суббота, 17 сентября 2005 г.

 

«НО ЗАВТРА НОВЫЙ ДЕНЬ НАСТУПИТ ВСЕ РАВНО»

Выдающийся современный поэт классической школы. Пожалуй, это верное определение замечательного русского таланта, отмечающего завтра свое 70-летие.
Владимир Костров — имя, глубоко уважаемое коллегами по литературному цеху и давно любимое многочисленными читателями. А его жизненный и творческий путь весьма характерен для советского времени, в котором он рожден и воспитан. Появившись на свет в крестьянской семье, в деревне Власиха Боговаровского района Костромской области, окончил химический факультет МГУ, а затем Высшие литературные курсы при Союзе писателей СССР. И это было вполне нормально: он не раз отмечал, что в вузы поступили все его товарищи по 10 «Б».
На счету у Владимира Андреевича более двадцати книг. Только что в издательстве «Классика» вышла очередная, наиболее полно отражающая его творчество, — «Если любишь...» Он лауреат Государственной премии РСФСР имени М.Горького, ряда других высоких литературных наград, многолетний председатель Всероссийского пушкинского комитета. Но, по его собственному признанию, наивысшей наградой для него было и остается читательское внимание. Пожелаем поэту, чтобы связь его с людскими сердцами не прерывалась никогда.
К этим словам журналиста В.С.КОЖЕМЯКО присоединяется редакционный коллектив газеты «Советская Рооссия». Поздравляем Владимира Андреевича с юбилеем и ждем новых встреч на страницах нашей народной газеты.


Владимир КОСТРОВ

Московский дворик


Сварен суп... пора делить приварок...
...Весь заросший, черный, словно морж,
На скамейке возле иномарок,
Холодея, помирает бомж.
Над скамейкою стоит ужасный
Липкий запах грязи и мочи.
И взывать к кому-нибудь напрасно:
Потеряли жалость москвичи.
Телевизор учит выть по-волчьи —
Дикторы бесстрастны и ловки.
Диво ли, что злость в крови клокочет,
Отрастают когти и клыки?
Бомж хрипит от наркоты иль спьяну —
Холодна последняя кровать.
Неужель я оборотнем стану,
Чтобы слабых гнать, и глотки рвать,
И считать, что только в силе право,
Думать: что хочу, то ворочу?
Господа! Не надо строить храмы
И держать плакучую свечу.
Сварен суп. Пора делить приварок.
Падает, как саван, свежий снег.
Дворик спит. А возле иномарок
Умирает русский человек.

Памяти Георгия Свиридова

Незримы и невыразимы,
Лишенные телесных пут,
Рождественские серафимы
Теперь Свиридову поют,
О тесноте земной юдоли,
Где каждый звук его зачат,
В морозном небе, в чистом поле
Распевы горние звучат.
И хора сладкое согласье,
Мерцающее в звездной мгле,
Так внятно говорит о счастье,
Еще возможном на земле.
И как пророк в сухой пустыне,
С надеждой гляди в небеса,
Почти оглохшая Россия
Внимает эти голоса.
Молись и верь, Земля родная,
Проглянет солнце из-за туч...
А может быть, и двери рая
Скрипичный отворяет ключ.


* * *
В темнеющих полях еще белеют лица,
И смертная на них уже упала тень.
Нам не в чем упрекнуть солдат Аустерлица,
Но завтра, Бонапарт, настанет новый день.

Еще стоит разрыв бризантного снаряда,
Но гамбургский счет уже один — один,
Еще теплы тела в окопах Сталинграда,
Но в стеклах мертвых глаз уже горит Берлин.

И рано, господа, нам подбивать итоги —
Не нами этот мир вращать заведено,
В морях или горах, дворце или остроге,
Но завтра новый день наступит все равно.

 


 


В оглавление номера