Последнее время в политической литературе все чаще встречается сравнение современной России с Россией февраля-октября 1917 года. Сравнение всегда хромает — гласит немецкая пословица. И тем не менее сравнение проводится, и оно не случайно: многим (думающим правым и левым) становится ясно — накопившиеся в стране противоречия в конце концов не могут быть разрешены иначе, как революционным путем. Это накладывает свой отпечаток на поведение уже образовавшихся классов, политических партий и их лидеров.
Многочисленная мелкая и частью средняя буржуазия, испытывая на себе все большее давление крупного олигархического капитала и всевластного чиновничества, чем дальше, тем больше проникается оппозиционными настроениями в отношении к существующему политическому режиму. Именно она, мелкая буржуазия, выталкивает на поверхность социальной жизни радикальных политиков, что с неуемным тщеславием претендуют на роль вождей народа и преисполнены жаждой немедленного успеха. В их суетливой рекламной деятельности все явственнее обнаруживаются типичные черты мелкобуржуазного радикализма, классическим представителем которого в начале ХХ века был Лев Троцкий.


«Левый» меньшевик
Именно опыт политического поведения Троцкого, а не столько идеология троцкизма (о ней скажем особо) оказался активно задействован в современной жизни России. Его, Троцкого, самым большим желанием было, как известно, постоянно видеть себя в зеркале Истории. Не это ли желание обнаруживаем у многих «вождей народа», для коих важно не столько быть, сколько казаться.
Так обратимся к опыту политического камуфлирования Льва Троцкого (Лейбы Бронштейна), дабы увидеть в настоящем опасность имитации революционной деятельности и великих деяний. Той имитации, которая многими неискушенными в политике принимается за чистую монету.
Всероссийскую известность Троцкий получил после Октябрьской революции 1917 года. До этого его знали лишь в узких партийных кругах России: в 1905 году был председателем Петроградского Совета в последние дни его существования (с конца ноября по 3 декабря). Заметим при этом, что первая русская революция не получила в Питере такого развития, как в Москве — Декабрьское вооруженное восстание.
Большую известность, чем в России, Троцкий получил на Западе (Европа и США) в годы своей второй эмиграции (1907—1917 гг.). Семь из десяти эмиграционных лет он прожил в Вене. В «венской главе» политической биографии Троцкого мы найдем его в активном общении как с революционными социал-демократами, так и с родоначальниками оппортунистической западноевропейской социал-демократии. В ту пору он встречался с Кларой Цеткин, Розой Люксембург, Карлом Либкнехтом, Францем Мерингом, Августом Бебелем, Рудольфом Гильфердингом, Эдуардом Бернштейном, Джеймсом Макдональдом, Отто Бауэром, Фрицем Платтеном, Жюлем Гедом, Эмилем Вандервильде.
Никто из названных лиц не искал возможности познакомиться с малоизвестным политэмигрантом из России. Троцкий же горел желанием быть известным в кругу именитых, в чем ему оказал большую помощь его энергичный идеологический наставник Парвус (Гельфонд). Тот самый Парвус, который перед Первой мировой, и в особенности в ходе ее, снискал себе славу преуспевающего финансиста и политического авантюриста. Тот самый Парвус, что после Октябрьской революции предлагал свои услуги Ленину, но получил категорический отказ.
Он в 1907 году познакомил Троцкого с «папой» II Интернационала Карлом Каутским. Это было равно признанию новичка своим в западноевропейском оппортунистическом бомонде. Отметим, что Троцкий тех лет (да и после) отличался невероятной настырностью в завязывании нужных, выгодных ему знакомств. Нередко он сам шел к тому, кому желал быть известным и, обладая несомненным даром внушения, умел представить себя в выгодном для него свете. Прежде всего как одного из будущих вождей грядущей русской революции.
Добавим к сказанному: в немалой степени смелости Троцкого в общении с видными социал-демократами Европы содействовало его признание как подающего надежды революционера в эмигрантской среде русских социал-демократов. Этого признания он добился уже в годы своей первой эмиграции (1903—1905гг.). Молодой Троцкий отдавал себе отчет в том, что без поддержки авторитетных лиц русской социал-демократической общины он не будет иметь перспективы политического самоутверждения. А он с юности видел себя в зеркале Истории. Отличался безграничным тщеславием и редкой прагматичностью — типичными качествами мелкобуржуазного политика.
Троцкий получил поддержку Аксельрода, Засулич, Мартова и... Ленина. Первые его ценили чрезвычайно высоко. «Этот парень, несомненно, гений», — сказала о нем Засулич. Но Троцкому до зарезу нужна была помощь Ленина: он знал, сколь велико влияние последнего среди российских социал-демократов. И он добился этой помощи.
В 1902 году он встречается с Лениным и производит на него весьма благоприятное впечатление как «человек, несомненно с недюжинными способностями». Троцкий был таковым: быстро и в совершенстве овладел французским и немецким языками, довольно свободно изъяснялся на английском; легко писал, обнаружив талант журналиста и публициста; был политическим трибуном с ярко выраженными признаками полемиста. Да к тому же за границей оказался после побега из ссылки.
По предложению Ленина в марте 1903 года Троцкого ввели в состав редколлегии «Искры» с правом совещательного голоса(!). У всех (Плеханова, Мартова и др.) сложилось впечатление, что молодой революционер будет заодно с Лениным. Своими радикальными публикациями Троцкий оправдывает это впечатление. Он все больше сближается с Лениным, но сохраняет свою верность Аксельроду и Мартову — глашатаям российского оппортунизма. В этом весь Троцкий: сидеть одновременно на двух политических стульях и в выгодный для его карьеры момент остаться на одном, опрокинув, но не отбросив второй. Типичная позиция политика, отражающего метания и шатания мелкой буржуазии, которую как кошмар всегда преследует вопрос: чья сторона возьмет — пролетариата или буржуазии?
Эти метания и шатания дали о себе знать у Троцкого в 1903 году на II съезде партии. Он решительно поддержал революционные положения первой Программы РСДРП, голосовал за нее в ряду большевиков и... с присущей ему страстностью выступил в поддержку первого (меньшевистского) параграфа партийного Устава. Итак, «за» Ленина и «против» Ленина одновременно. Но «против» уничтожало «за»: Троцкий пошел за Аксельродом и Мартовым, сознательно оказался в фарватере их демократического западничества — «организационного оппортунизма» (Ленин).
Первый параграф Устава РСДРП в редакции Мартова делал партию доступной для всех, кто на словах признавал ее Программу, был свободен от участия в практической деятельности одной из партийных организаций. Иными словами, свободен от партийной дисциплины — от выполнения партийных решений. Ни кем и ни чем не контролируемое положение члена РСДРП грозило проникновением в пролетарскую партию людей, чуждых пролетарской идеологии. Грозило насыщением партии представителями мелкой буржуазии, гораздыми к революционной фразе и соглашательству с крупным капиталом на практике. В этом прежде всего, но не только в этом, заключалась опасность организационного оппортунизма. При отсутствии дисциплины и соответственно необязательности практической политической работы, при организационной аморфности партии вся власть в ней сосредоточивалась на партийном Олимпе — в руках избранных вождей. Они становились избранными не только в результате голосования, но и по особому статусу в партии. Стать одним из избранных — значило получить неограниченную возможность установления личной власти в партии. Возможность манипулирования сознанием организационно рыхлой партийной массы. Это ли не благоприятное условие для того, чтобы утопить самую революционную программу в потоке революционного словоблудия, в болоте соглашательства. Организационный оппортунизм открывал дорогу оппортунизму идеологическому, политическому.
Ленин и его сторонники-большевики прекрасно это понимали. Равно как и Мартов и его сторонники-меньшевики. Потому столь жестокой была борьба вокруг первого параграфа Устава. Понимал ли это Троцкий? Вне всякого сомнения. И понимал, и уже тогда видел себя в ряду избранных. Уже тогда он стал меньшевиком, но поступил много хитрее своих собратьев по духу. Хитрее того же Мартова: прикрыл свой оппортунизм голосованием за ленинскую Программу. «Революционное» лицемерие, лицедейство — обязательный атрибут троцкизма. Наивным было бы полагать, что такое лицемерие и такое лицедейство осталось в архиве истории. Если бы так...
С организационного оппортунизма — «демократизации» КПСС под лозунгом «Революция продолжается!» — начинал свой путь к идеологическому и политическому оппортунизму, а затем и откровенному предательству М.Горбачев. Именно благодаря «демократизации» партии он стал недосягаем для нее. Именно в период этой «демократизации» появилась формула: «Горбачеву нет альтернативы».
С организационного оппортунизма — презрительного отношения к воле партийного большинства, Уставу КПРФ, с попытки обеспечить себе «дворянское положение» (Сталин) в партии — начинался путь к идеологическому и политическому соглашательству с властью олигархического капитала у Рыбкина и Селезнева. Они лицемерили и лицедействовали, когда уверяли всех (наверное, и себя) в приверженности коммунистическим идеалам и поступали как наглые мелкие буржуа (отрыжка троцкизма).
По пути организационного оппортунизма пошли ренегаты в КПРФ, связавшие свою судьбу с политической коммерцией Семигина. Вспомним их замысел, который чуть было не осуществился: размыть организационные структуры КПРФ в структурах НПСР с подчинением последних семигинскому Исполкому. Партия оказалась перед угрозой смены идеологических ориентиров: из Исполкома НПСР как из рога изобилия сыпались в региональные партийные организации проекты и прожекты либерально-буржуазного содержания. Увы, сразу не удалось обнаружить их мелкобуржуазную редакцию: все делалось под прикрытием идеи единства социализма и патриотизма(!). На деле социализм подтягивался к буржуазному либерализму.
Когда КПРФ на Х съезде с честью вышла из критической ситуации, в стане ренегатов, наспех смастеривших карикатурную ВКПБ, поднялся вой об узурпации партийной власти «кликой Зюганова». Все по Троцкому.
Вернемся к нему. Сразу после II съезда РСДРП он обрушивается на Ленина с обвинениями в узурпации власти в партии. В 1904 году публикует брошюру «Наши политические задачи» с посвящением «Дорогому учителю Павлу Борисовичу Аксельроду». В ней называет Ленина «Максимилианом Лениным» (намек на Робеспьера), «неряшливым адвокатом», «демагогом», «злобным человеком». Без аргументов, доказательных фактов Троцкий идет на вульгарно-лживое утверждение, что у Ленина «борьба со шпионами заслоняет собою борьбу с абсолютизмом и другую, гораздо более великую борьбу — за освобождение рабочего класса». Никто из идейных противников Ленина, называющих себя марксистами, не нападал на него с такой злобой и яростью, как Троцкий. Он делал это непрерывно, вплоть до 1917 года. Причем он отвергал Ленина целиком, не желая видеть и йоты ценного в политической деятельности своего грозного противника.
Вот как он оценивает его в письме члену Государственной думы меньшевику Н.С.Чхеидзе:
«...Дрянная склока, которую систематически разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении... Все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения...
24 марта 1913 г.
ТРОЦКИЙ.
Адрес: Л.Бронштейну, XIX Родлергассе, 25, II, Вена».
Ленин, как правило, не удостаивал Троцкого ответом на его, как тому казалось, убийственно саркастические оценки. И Троцкого это выводило из себя. Еще более добавлял он злости в своей войне с Лениным. Последний лишь изредка давал характеристики своему настырному оппоненту. Но такие, от которых деться было некуда: «Вот так Троцкий! Всегда равен себе — виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно...» (из письма И.Арманд).
«Позирует как левый, помогает правым» — в этом суть Троцкого и троцкистов, и ныне троцкиствующих.
Сравнительно недавно, в июне сего года, в неизвестной широкому кругу читателей газете «Правда info» (жалком подобии «Правды») появилось обращение инициативной группы Единого социалистического фронта «Время пришло!» Судя по пресс-конференции, которую провели организаторы создания «Левого фронта» (Борис Кагарлицкий, Илья Пономарев, Алексей Пригарин и др.), они же — авторы данного обращения. Оно завершается словами, выражающими главную его идею: «Создадим наш Фронт! Вся власть — Советам!»
Авторы утверждают: «Сегодня во многих регионах появились новые Советы, которые успешно борются за социальные и гражданские права».
Советов при сколь-нибудь крупных производственных коллективах нет. Стало быть, нет и органов новой власти, создаваемых снизу по воле самих трудящихся. Есть, и в весьма малом, мизерном для России количестве, так называемые советы, создаваемые из представителей микроскопических организаций типа РКП—КПСС Пригарина. Авторы обращения профанируют великую идею народовластия в форме Советов. При этом призывают ни много ни мало к социалистической революции, заявляя: время пришло! Что примечательно: свой «Левый фронт» они видят без КПРФ, с которой нацелены вести идеологическую борьбу. Не потому ли, что она не поддержала их (тех же авторов) заявление об угрозе антисемитизма, в коем «интернационалисты» (так себя представили) ни слова не сказали о русофобии, о геноциде в отношении русского народа и всех народов России? Хороши интернационалисты!
Левое позерство при помощи правым, ибо любая дискредитация левого движения есть на деле помощь правым. Все как у духовного отца всех трокциствующих.
Что до Троцкого, то он всегда был меньшевиком, но, в отличие от того же Мартова, он был «левым» меньшевиком.

Великий имитатор
Был ли Лев Троцкий революционером? Был, но революционером мелкобуржуазным, имитирующим свою великую революционность, великость своей личности. Это, впрочем, свойственно для мелкобуржуазного политика, не обделенного природой талантами. В первую очередь талантом речетворчества и воображения. Первые пробы имитации исторического величия не назовешь у Троцкого удачными. Его агрессивная полемика с Лениным мало ему что дала. Разве что скандальную известность.
Первым, кто увидел позерство Троцкого, его претензию на исключительность своей персоны, был Плеханов. Он дал ему действительно убийственную характеристику: «любовник революции».
Троцкий был неверным любовником — изменял делу революции, как только оно требовало самопожертвования, самоотверженной работы в подготовке новых политических битв. По сути, после II съезда РСДРП, в особенности после поражения революции 1905 года, он всю свою неуемную энергию тратил на фракционную борьбу. Из кожи вон лез, изображая из себя выдающегося политического борца с особой позицией. Играл роль, которая, по его замыслу, поставила бы его выше Мартова и выше Ленина.
В годы реакции, последовавшие за первой русской революцией, Троцкий поддерживал ликвидаторов, практически отказавшихся от нелегальной партийной работы и предавших забвению революционные задачи пролетариата. Он поддерживает их «революционно», доказывая, что их тактика есть тактика накапливания сил революции. Именно в период раскольнической деятельности Троцкого Ленин впервые употребил понятие «троцкисты» и «троцкизм». В 1911 году он писал: «...Троцкий и подобные ему «троцкисты и соглашатели» вреднее всякого ликвидатора, ибо убежденные ликвидаторы прямо излагают свои взгляды, и рабочим легко разобрать их ошибочность, а гг. Троцкие обманывают рабочих, прикрывают зло, делают невозможным разоблачение его и излечение от него. Всякий, кто поддерживает группку Троцкого, поддерживает политику лжи и обмана рабочих, политику прикрытия ликвидаторства. Полная свобода действий для г. Потресова (лидер ликвидаторов. — Ю.Б.) и К° в России, прикрывание их дел «революционной» фразой за границей — вот суть политики «троцкизма».
В глазах своих западных друзей (Бернштейна, Гильфердинга, Каутского...) Троцкий старался выглядеть центристом. Он часто публикуется в ежемесячной газете Каутского «Нойе цайт», заявляя себя третейским судьей в противостоянии большевиков и меньшевиков. Эдаким объединителем русских социал-демократов. Роль ни для кого тогда невозможная, а уж для Троцкого тем более. Но Троцкий не был бы Троцким, если бы не претендовал на роль, предназначенную историей только ему.
Он явился главным организатором и вдохновителем Конференции объединенных российских социал-демократов, что состоялась в августе 1912 года в Вене и имела своей целью организацию антиленинского, антибольшевистского блока. Конференция провалилась — не стала общепартийной, поскольку прибыло на нее лишь 18 делегатов с решающим голосом, 10 — с совещательным и 5 человек — в качестве гостей. Участвовали в ней ликвидаторы, Бунд, латыши и немногие кавказские социал-демократы. Назовем главных участников (в основном из Бунда), представляющих антибольшевистски настроенную еврейскую интеллигенцию. Со многими из них судьба Троцкого будет единой в советское время.
В Вену приехали Михаил Адамович, Гайк Азатьянц, Борух-Линхус Аксельрод, Григорий Алексинский, Петр Бронштейн, Сима-София Бронштейн, Михаил Гольдман, Рафаил-Ицек Рейн, Хаим-Янкель Гельфонд, Владимир Медем, Андрей Петерсон, Александр Смирнов, Моисей Урицкий, Юлий Цедербаум.
Конференция не дала Троцкому желаемого результата: его попытка прикрыть ликвидаторство «революционной фразой» потонула в потоке взаимных обвинений делегатов. Имитация великого дела объединения российских социал-демократов не удалась. Сталин в 1913 году метко охарактеризовал имитаторскую деятельность Троцкого: «Говорят, что Троцкий своей «объединительной» кампанией внес «новую струю» в старые «дела» ликвидаторов.
Но этого не видно. Несмотря на «геройские» усилия Троцкого и его «ужасные угрозы», он оказался в конце концов простым шумливым чемпионом с фальшивыми мускулами, ибо за 5 лет «работы» никого не сумел объединить, кроме ликвидаторов. Новая шумиха — старые дела!»
Опыт тщеславной «объединительной» деятельности Троцкого не канул в Лету. Сравнительно недавно мы стали свидетелями его реставрации О.Шениным, вознамерившимся в СКП—КПСС сыграть роль верховного вождя в отношении руководителей компартий бывших союзных республик. Здесь не все было по Троцкому — ликвидаторов в СКП не имелось. Но троцкистская технология раскольнической деятельности использовалась максимально. Ее побудительный мотив — поставить на место Зюганова, создать в союзе компартий антизюгановский блок. Мания величия, неуемное честолюбие и жажда партийной власти толкнули О.Шенина на имитацию роли Генсека — все по Троцкому. Имитация прикрывалась коммунистическим фразерством при полном ничегонеделании — ни одной акции в протестном движении, никакого участия в политической борьбе на выборах. Но сколько было революционных деклараций: новая шумиха — старые троцкистские дела. Увы, в КПРФ, во всем СКП—КПСС далеко не сразу разглядели мелкобуржуазную сущность архиреволюционной «шенинианы».
...Надо отдать должное Троцкому: он отличался чрезвычайным упорством в достижении поставленной цели — внушить окружающим, что только он избран историей для исполнения мессианской роли. Он умел выжидать и выгадывать. И он дождался момента, когда ему наконец-то удалось сымитировать великую личность. Случилось это накануне октября 1917 года и в дни Октябрьской революции.
Через десять лет непрерывной войны с Лениным в эмиграции Троцкий вернулся в Россию. Он прибыл в Петроград 5 мая 1917 года и оказался в арьергарде событий. Ленин уже более месяца находился в столице и как магнит притягивал к себе, большевикам революционно настроенные массы рабочих, солдат и крестьян. Его апрельские тезисы вызвали страх у Временного правительства, породили панику в партиях меньшевиков и эсеров. Все, что мог делать Троцкий, — это анализировать происходящее, оценивать соотношение политических сил накануне практически всеми ожидаемой новой социальной бури. Анализировать и оценивать он умел, равно как и ориентироваться в быстро меняющейся политической ситуации. Его оперативный ум схватил главное: большевики стремительно набирают силу, революционная мощь Ленина становится непреодолимой. Троцкий понял, что только с Лениным, идя за ним и его поддерживая, можно сыграть видную роль в неотвратимом историческом событии — социалистической революции в России.
Троцкий решительно поворачивает к Ленину, большевикам. Без колебаний отбрасывает он в сторону многолетние разногласия со своим грозным идейным противником. Главное теперь — добиться популярности в массах. Петроград митинговал. В митинговой стихии Троцкий чувствовал себя как рыба в воде. Наделенный даром пламенного трибуна, он гипнотизировал слушающих его страстной образной речью, вдохновенно представляемой им картиной победы революции, чудодейственного изменения жизни в результате торжества социализма. Его слово находило отклик не только у революционных рабочих, солдат и матросов. Оно опьяняло склонных к демонстрации сверхреволюционности городских интеллигентов от мелкой буржуазии, отсталых рабочих и люмпен-пролетариев. Не забудем, что в периоды подъема революционной борьбы мелкобуржуазная стихия с ее словесной революционностью всегда дает о себе знать, в особенности в стране с многочисленной мелкой буржуазией. Россия была такой страной, и Троцкий был трубадуром мелкобуржуазной фразерской революционности. Ленин всегда это видел в нем. Видел и на пути к Октябрю. В мае 1917 года он отмечал: «Колебания мелкой буржуазии: Троцкий...»
Но никто иной, как Ленин, 10 мая предложил межрайонной организации РСДРП (ее лидером был Троцкий) войти в состав РСДРП(б).
Почему? Да потому что он видел возможности прямого влияния пролетарской партии на мелкую буржуазию города и деревни, которая в силу своего промежуточного социального положения (между пролетариатом и буржуазией) могла выступить как на стороне революции, так и на стороне контрреволюции. Именно данное объективное обстоятельство заставляло Ленина «терпеть» Троцкого даже тогда, когда тот со своим небольшевизмом находился в руководстве большевистской партии.
В канун Октября, в момент наивысшего подъема революционной борьбы необходимой становилась наивысшая концентрация всех сил, содействующих и могущих содействовать победе революции. По предложению Ленина в августе 1917 года Троцкий вводится в состав ЦК РСДРП(б). Не без ведома Ленина он избирается председателем Петроградского Совета по предложению большевистской фракции (сентябрь 1917 г.). При Совете создается Военно-революционный комитет, и Троцкий входит в его руководство.
Конечно же, Ленин никогда не забывал о чрезмерных политических амбициях Троцкого — ни в канун Октября, ни после. Но при крайней нехватке профессиональных партийных кадров, способных в момент, когда решался вопрос о взятии власти — теперь или никогда! — увлечь массы за собой публичным словом, действовать оперативно и решительно в острокритической ситуации, Ленин не мог максимально не использовать Троцкого, обладающего данными способностями. Более того, он поощрял его, когда тот жестко следовал его, Ленина, указаниям. Выступил Троцкий за бойкой предпарламента, и Ленин тут поддержал его: «Троцкий был за бойкот. Браво, товарищ Троцкий!»
Да, не будь поддержки вождя революции, не росла бы популярность человека, претендующего на роль «второго вождя». Названные выше причины заставляли Ленина действовать так, а не иначе, в отношении своего многолетнего противника. К тому же в руководстве большевиков были колебания по вопросу о неизбежности восстания (10 часов обсуждался данный вопрос на заседании ЦК 10 октября. Каменев и Зиновьев голосовали «против»). Троцкий почти во всем придерживался ленинских решений. Понимал ли он: почему Ленин его выдвигает, поддерживает, поощряет? Вряд ли.
Троцкий был Троцким — всегда преисполнен чувством собственного величия. Всегда имитирует роль вождя — весь в популизме.
Один из примеров тому. Общеизвестен факт издания Временным правительством декрета (июль 1917 г.) об аресте Ленина как «германского шпиона». На этот вымысел, подхваченный буржуазной печатью, Троцкий отвечает письмом в адрес правительства. Оно было опубликовано и стало известно всем, на что и рассчитывал его автор. В письме Троцкий говорит о себе как о непримиримом противнике Временного правительства и обвиняет его в контрреволюционном произволе в отношении Ленина. И главное — он настаивает на аресте его, Троцкого, поскольку он заодно с Лениным.
Правительство поступило так, как того желал Троцкий, — арестовало его. Представленный ход Троцкого — образчик политического популизма. Защищая Ленина, он стремился не столько оградить от вульгарных обвинений честь последнего, сколько напомнить о себе — своем революционном прошлом и еще более — о революционном настоящем. Он ставил свое имя рядом с именем Ленина — в этом заключалась суть предпринятой им акции «самопожертвования». И надо признать, что он добился поставленной цели. Имя Троцкого стало известно всей революционной России. Да и не только революционной.
В Великом Октябре Троцкий видел только собственное величие. Это он сочинил миф о двух вождях революции — Ленине и Троцком.
Вождь Октября истории известен — Ленин. Без него и большевиков революция могла состояться — ее объективные причины вызрели. Но без Ленина и РСДРП(б) она не была бы такой, какой ее знает мир — малокровной, победоносной, великой. Не Троцкий определил задачи и лозунги революции. В своих послеоктябрьских публикациях он «забыл», что поначалу оказался в ряду тех (Каменев, Зиновьев и др.), кто отверг ленинские апрельские тезисы. Троцкий вошел в большевистскую партию, когда революционная гроза уже должна была разразиться.
Революцию готовила партия, готовая к самопожертвованию. Достаточно ознакомиться с обобщенными анкетными данными делегатов VI съезда РСДРП(б), чтобы убедиться в этом. Из 171 делегата отбывали тюремное заключение 110 в течение 245 лет, на каторге были 10 человек в течение 41 года, в ссылке — 55 человек общим сроком в 127 лет, подвергались аресту 150 человек 549 раз. За Троцким не было и не могло быть такой партии. Блеск его ораторских выступлений на митингах, заседаниях и совещаниях несопоставим с громадной организаторской ролью большевиков на местах — на заводах, фабриках, в военных казармах.
Именно революционеры-профессионалы по воле VI съезда, принявшего решение о вооруженном восстании, вошли в практический центр его подготовки: Сталин, Свердлов, Дзержинский, Бубнов, Урицкий.
Не Троцкий разрабатывал организационно-технические вопросы восстания (его план прежде всего), не он им руководил, а Ленин, Подвойский, Антонов-Овсеенко.
Троцкий «забыл» в своих мемуарах, что он предлагал провести восстание после созыва II съезда Советов. Случись это, еще неизвестно — удалось бы восстание, да и сам съезд. Для Троцкого промедление не было смерти подобно.
Когда Ленина уже не будет среди живых, Троцкий в возвеличивании своей роли в Октябрьской революции зайдет так далеко, как кроме него никто не заходил. В 1924 году он публикует очерк «Уроки Октября» и вот что в нем пишет: «...Исход восстания 25 октября был уже на три четверти, если не более, предопределен в тот момент, когда мы воспротивились выводу Петроградского гарнизона, создали Военно-революционный комитет...» И далее: «Восстание 25 октября имело только дополнительный характер».
Каково?! По Троцкому выходит, что зря Ленин, рискуя жизнью, покинул конспиративную квартиру и прибыл в Смольный, чтобы восстание состоялось. Выходит, оно состоялось бы и победило без него. Под «мы воспротивились,.. создали» у Троцкого разумеется (и читается): я, Троцкий, это сделал, я! Понимая, что Ленина все-таки не изъять из истории Октября, он, не мучаясь совестью, запишет в своем дневнике (1935 г.) в расчете на потомков: «Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции».
Троцкий был достаточно умен, чтобы осознать, что ему никогда не превзойти интеллектуальную и нравственную мощь Ленина, его громадный авторитет в партии и народе. Понимание того, что ставить себя рядом с гигантской фигурой Ленина — бессмысленно, уязвляло его непомерное самолюбие. Оставить его неудовлетворенным Троцкий никак не мог. Оставалось одно — имитировать гениальность.
Общество, принимающее имитируемую великость за ее подлинность, расплачивается дорогой ценой за самообман — оно лишается высоких идеалов. Так случилось с советским обществом. Авантюризм М.Горбачева, имитацию им новаторства, революционной смелости разглядели далеко не все. Когда разглядели, было уже поздно: произошло крушение партии, крушение великой державы. Увы, имитация Горбачеву удалась: частнособственническая, мелкобуржуазная психология и мораль гуляли по стране; партийных и беспартийных горбачевых на местах оказалось немало. Предательство было массовым.
Имитация великих деяний в политике, где решается судьба миллионов (в борьбе за власть меньшего счета не бывает), всегда ведет к предательству. Обман миллионов людей во имя удовлетворения собственного тщеславия, корыстной карьеры «великого человека» уже есть измена. Измена нравственная и политическая. От нее до государственной измены — один шаг. В годы пресловутой перестройки на наших глазах совершалось предательство, но большинство этого не замечало. И потому еще удалась имитация великих перемен под лицемерным лозунгом «Больше демократии — больше социализма!» Аналогом для имитационной деятельности Горбачева служил все тот же Троцкий.
Его последователей — современных политических имитаторов — мы встретим сегодня в России. Они появились с реставрацией мелкобуржуазной среды, предрасположенной к восприятию социальных иллюзий, патриотической и даже революционной фразы. Именно эта среда выдвинула политических деятелей типа Рогозина и Глазьева. Вчера они еще были в услужении у существующего режима власти, сегодня они его ниспровергатели. Сегодня Рогозин с пафосом уверяет всех, что революция сметет прогнивший режим. Он — горой за свою «Родину». Оказывается, что он еще и социалист — как быстро?! Бежит впереди паровоза, только бы обогнать коммунистов — успеть к началу возможной революции, когда будет решаться вопрос о власти.
На память приходит 1917 год и тот самый Троцкий — великий имитатор.

Враждебен России
Троцкий был великим имитатором в отличие от его последователей в искусстве опьяняющего обмана людей — горбачевых и прочих. У них нет идей, а те, что есть, взяты напрокат. Заемные. У Троцкого была идея, которой он поклонялся всю жизнь. Что это за идея?
...5 августа 1919 года в бронепоезде, что шел на Киев, народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Троцкий продиктовал «Записку в ЦК РКП». В ней он предлагал партии «стать лицом к востоку», ибо «путь в Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии...» В «Записке» на полном серьезе шла речь о необходимости создания конного корпуса в 30—40 тысяч человек, для того чтобы «бросить его на Индию». Напомним: бронепоезд Троцкого шел на Киев. Запад и юг России полыхали в огне Гражданской войны. И в это время ЦК партии предлагается бросок на Индию.
Что это — плод воспаленного воображения пламенного революционера? Отнюдь. Перед нами один из вариантов воплощения в жизнь перманентной (непрерывной) революции. Мировой революции.
Теория перманентной революции — альфа и омега троцкизма. Первые ее зачатки появились у Троцкого в 1904—1906 годах. Тогда он уже доказывал, что «русская революция является прологом социально-революционной эпохи в развитии Европы», что «она может победить лишь как составная часть революции европейского пролетариата», что если «Европа останется неподвижной, буржуазная контрреволюция не потерпит правительства трудящихся масс в России».
Подчеркнем: идея всемирной социалистической революции впервые высказана и теоретически обоснована классиками марксизма. Но, как отмечал Ленин в апреле 1917 года, «в XIX веке, наблюдая пролетарское движение разных стран и рассматривая возможные перспективы социальной революции, Маркс и Энгельс говорили неоднократно, что роли этих стран будут распределены, в общем, пропорционально. Сообразно национально-историческим особенностям каждой из них».
В теории «перманентности» Троцкого не было места национально-историческим особенностям. Они исчезали в глобально-абстрактном содержании непрерывной мировой революции, в процессе которой программа русской революции должна быть «преодолена вместе с ее национальными рамками». В этом отношении троцкистская «перманентность» во многом сродни идеологии современного западного глобализма, глобализма по-американски. В первую очередь Троцкий отказывал России в праве иметь свои национально-исторические особенности. Она рассматривалась им в качестве неизбежной жертвы для разжигания мирового революционного пожара. Как хворост для костра. Если бы только в теории Троцкий отводил нашей стране такую роль...
В 1918 году вопреки указанию Ленина он срывает мирные переговоры с немцами в Брест-Литовске, пафосно заявив: «Ни войны, ни мира». Германия начала наступление на русском фронте. Его удалось остановить под Нарвой и Псковом ценой жизни многих революционных рабочих, солдат, матросов и бывших офицеров Русской армии, вставших на защиту отечества. Мир пришлось заключать на более кабальных условиях, чем это было возможно, не сорвись переговоры.
Что же Троцкий? На III съезде Советов, принявшем нелегкое решение о мире, он стоял на своем: «...Мир поистине демократический и общий возможен лишь в том случае, когда вспыхнет победоносная мировая революция». Закончил свою речь как всегда эффектно: «И если германский империализм попытается распять нас на колесе своей военной машины, то мы, как Остап к своем отцу, обратимся к нашим старшим братьям на Западе с призывом: «Слышишь?» И международный пролетариат ответит — мы твердо верим в это: «Слышу!»
«Обратимся к нашим старшим братьям на Западе» — в этих словах выражено отношение к Западу как к революционной Мекке. Россию Троцкий всегда ставил ниже Запада и в долгие годы своей эмиграции никогда не испытывал русской ностальгии по родине. И не потому, что он родился евреем, а потому, что был чужд русской культуре, русской истории, русскому народу. Он был западным человеком, «гражданином мира». Его пресловутый бросок на Индию преследовал наивысшую цель — достичь торжества мировой революции в Лондоне и Париже. Только там, по Троцкому, она могла победить окончательно.
Позволим себе небольшое отступление, чтобы подчеркнуть: западничество есть западничество, каким бы оно ни было в России — либеральным, революционным или оппортунистическим. В конечном итоге оно всегда становится последним — выражает себя в соглашательстве с Западом. Кто клянется в верности социальной справедливости и ищет ее эталон на Западе, не пойдет на самопожертвование ради этой справедливости в России. По-русски креститься и по западному мыслить — это ли не характерно для «патриотов»-западников? Не они ли правят бал в партии «Родина»? Что, случайно Глазьев летал в Вену на рандеву с Фишером (одним из столпов западной социал-демократии), а Рогозин пригласил на учредительный съезд «Родины» престарелого Шмидта? Их проект возрождения и развития России — западнотизированный проект. В нем либеральные ценности Запада стоят во главе угла. Декларируемый «Родиной» русский патриотизм их прикрывает.
Вспомним, что и Троцкий прибыл в революционную Россию из США с западнотизированным им марксизмом. С тем его вариантом, в котором не было и не могло быть учета наших национально-исторических особенностей. Подтверждение тому — идея безнациональной перманентной революции. По сути, это идея «революционной целесообразности» безжалостного отношения к России — России советской, исторической. В своей реализации она объективно предполагала русофобию.
Русофобия Троцкого прикрывалась логикой беспощадной классовой борьбы в годы Гражданской войны и после нее. Она была не столь очевидной в его политической практике — прежде всего в его отношении к Красной Армии как наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета. Отдаваемые Троцким приказы и распоряжения наполнены призывами к исполнению революционного долга, к беспощадности в борьбе с врагами Советской власти. Массовые репрессии в армии объяснялись все той же революционной необходимостью: кто не с нами...
По той причине, что большевистская партия являлась партией интернационального типа, о русофобии Троцкого не принято было говорить. Даже тогда, когда Сталин разоблачил троцкизм. Но о ней знали в армии и в партии.
Знали об отношении наркома военмора и председателя Реввоенсовета к русским офицерам. В 1918 году он призывал взять на учет все бывших офицеров и «запрятать их в концентрационные лагеря». Никто не считал жертв этих лагерей. А они без сомнения были велики.
В 1927 году на пленуме ЦК партии Подвойский бросит Троцкому обвинение: «Вы людей расстреливали. Я списки могу показать». Но в списках Подвойского не было всех, кого лишили жизни по злой воле Троцкого. Там были лишь немногие из них.
Знали в партии и в армии, что интернационализм Троцкого был весьма избирательным: среди членов реввоенсовета армий, которых чаще всего он рекомендовал сам, трудно найти русских. Вот кто входил в их состав в годы Гражданской войны: С.И.Гусев, И.А.Теодорович, П.К.Штернберг, И.С.Кизельштейн, О.М.Берзин, А.П.Розенгольц, А.М.Орехов, Б.П.Позерн, И.И.Ходорковский, Г.Я.Сокольников, И.Э.Якир, Б.В.Легран. Эти люди сыграли свою роль в организации массовых репрессий.
Знали в армии и партии и об особой ненависти Троцкого к казачеству. Это им отдан приказ: «...гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены, никакой пощады станицам...» И еще один приказ (а их было много): «Предлагаю объявить премии за каждого доставленного живым или мертвым казака из мамонтовских банд. В качестве премии можно выдавать кожаное обмундирование, сапоги, часы, предметы продовольствия (несколько пудов) и проч. Кроме того, все, что найдено будет при казаке, лошадь и седло, поступает в собственность поимщика...» Несмотря на жестокую логику Гражданской войны (на террор террором), этот приказ не назовешь иначе как аморальным — мародерским. Поощрение мародерства русских в отношении русских входило в троцкистскую технологию русофобии.
Красная Армия выросла из Русской армии — иначе быть не могло. По национальному составу она была преимущественно русской. Отношение к ней есть отношение к русскому народу. Как уже говорилось, Троцкий тщательно маскировал свое отношение к армии революционной фразой. И все-таки он проговорился в своих воспоминаниях: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади». Троцкий смотрел на армию, как господин на подневольных, как колонизатор на туземцев. Он относился к ней, как к слепому орудию в осуществлении его главного замысла — экспорта мировой перманентной революции. Ради всемирно революционного пожара Троцкий готов был на любую жестокость.
Он приветствовал гражданскую войну, считал ее необходимой для торжества мировой революции. Когда в 1919 году Ленин призывал всех на борьбу с Деникиным, Троцкий вещал: «Так Закавказье, Грузия, Азербайджан, которые ждут не дождутся нас, как Афганистан, Белуджистан, как Индия и Китай». С холодным безразличием смотрел он на возможные при этом неисчислимые жертвы России.
С окончанием Гражданской войны рушились надежды Троцкого на всемирную перманентную революцию. Против ленинской новой экономической политики он не решился выступить с открытым забралом: велик был риск остаться в меньшинстве, лишиться власти, которую имел. Но Троцкий был слишком троцкистом, чтобы не ставить палки в колеса. На IV Конгрессе Коминтерна он поддержал нэп, а на следующий день сколоченная им оппозиция бросилась доказывать что нэп есть капиталистическое перерождение, термидор.
Мирный переходный период от капитализма к социализму был не для Троцкого: обваливалась главная идея его жизни. Разрушитель по натуре, по мировоззрению (разрушительной была теория перманентности), он как мог противился созидательной деятельности.
После смерти Ленина неизбежным становилось жестокое до ненависти противостояние Троцкого Сталину. Это было противостояние двух курсов — разрушительного и созидательного. Сталинская программа построения социализма в отдельно взятой стране, в СССР, означала для Троцкого крушение его как идеолога и политика. Его роль революционного мессии оказалась не только не нужной, но и отвергаемой, враждебной партии и народу.
Сталинский социализм с его индустриализацией и коллективизацией лишал Троцкого его социальной опоры: в этом социализме не было места мелкой буржуазии города и деревни. Державный (русский) характер строящегося в СССР социализма сводил на нет троцкистский космополитизированный интернационализм. Сталин выводил на ведущую роль в социалистическом преобразовании многонациональной России русский народ. У Троцкого все это вызывало бессильную ярость. Его поражение было предопределено.
Будучи изгнан из СССР, он не скрывал своей ненависти к России: желал поражения Советского Союза в войне с гитлеровской Германией, в чем признался публично. В этом — весь Троцкий.
Сталин видел, и давно, русофобство Троцкого. Сказать об этом прямо при разоблачении троцкизма в конце 20-х годов он не мог: немало еще было в руководстве партии тех, кто тут же обвинил бы его в русском шовинизме. Увы, по данной причине на тему русофобии в ВКП(б) никто не говорил. И все же Сталин, думается, сказал о том в расчете на умеющих читать не только текст, но и подтекст: «Чем объяснить, что Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшен от руководства великой партией, называемой ВКП(б)? Троцкий склонен объяснять это тем, что наша партия, по его мнению, является голосующей барантой, слепо идущей за ЦК партии. Но так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью».
Отношение Троцкого к России, русскому народу отражалось в его отношении к партии. Именно этим объясняется его патологическая ненависть к Сталину.
Чего Троцкий никак не ожидал, так это своего идеологического поражения. Он был ослеплен самоубийственным высокомерием и не увидел в Сталине теоретика партии, сильного идейного противника. Сталин доказал, что Троцкий шел в революцию в октябре 1917 года «под своим собственным флагом».
В июне 1917 года, на что обратил внимание Сталин, Троцкий переиздал свою старую брошюру «Программа мира», в которой утверждал: «Рассматривать перспективы социальной революции в национальных рамках значило бы становиться жертвой той самой национальной ограниченности, которая составляет сущность социал-патриотизма». Отсюда вывод Троцкого: социалистическая революция и социалистическое преобразование России обречены на поражение без помощи извне — без революции в Европе прежде всего.
«А что означает эта установка?» — спрашив
ал Сталин. И отвечал: «Она означает капитулянтство. Перед кем? Очевидно, перед капиталистическими элементами нашей страны. Еще перед кем? Перед всемирной буржуазией. А левые фразы, революционные жестикуляции — куда они девались? Они рассеялись в прах. Потрясите хорошенько нашу оппозицию, отбросьте прочь революционную фразеологию, — и вы увидите, что на дне там сидит капитулянтство». Главное сталинское заключение в характеристике троцкистской оппозиции: «...Социальные корни оппозиции таятся в факте разорения мелкобуржуазных слоев города..., в факте недовольства этих слоев режимом диктатуры пролетариата, в стремлении этих слоев изменить этот режим, «улучшить» его в духе установления буржуазной демократии».
Для установления этой демократии под видом социалистической (в форме замаскированной личной власти) Троцкий предпринял попытку навязать партии дискуссию о необходимости ее демократизации (1924 г.). То же самое сделает М.Горбачев в конце восьмидесятых и доведет свое черное дело до конца.
Сталин представил закономерность исторического тупика Троцкого — от мелкобуржуазной революционности к буржуазной контрреволюционности. Раскрыл и доказал грозящую опасность троцкизма для Советской России.
История подтвердила сталинскую правоту. Троцкистский заговор в СССР не был мифом. Запад разглядел Троцкого, как много позже он разглядел Горбачева. Но тогда ничего не вышло — Сталин был у власти.
Троцкизм давно превратился в систему ненавистнического очернительства советской истории, истории социализма в СССР, что сделало его средством буржуазной пропаганды антисоветизма и антикоммунизма. Технология антисталинской истерии, разработанная Троцким, максимально используется сегодня буржуазными идеологами России и Запада. Когда Троцкий потерпел идеологическое и политическое поражение (в партии троцкистско-зиновьевский блок в открытой дискуссии получил поддержку лишь в один процент) и его выслали из СССР, за границей был дан зеленый свет его публикациям. Так и поныне. Теперь уже и в России. В 1990 году издана тиражом в 150 тыс. экз. (!) его книга в двух томах «Сталин».
Идеологическим лицемерием, «революционным» порывом маскируется политический авантюризм современных троцкистов, до сих пор призывающих к мировой перманентной. Это выгодно буржуазии, чтобы еще раз доказать якобы обреченность коммунистического движения. До сих пор существует маргинальный IV троцкистский Интернационал. В буржуазном мире никто не препятствует его «революционному» бунтарству — невыгодно.
Троцкого давно нет, но троцкизм остался, и на него имеется спрос. Имеется спрос на имитацию революционности, политический авантюризм и, конечно же, на воинствующую русофобию. Все это весьма пригодно для манипуляции сознанием людей. Троцкизм враждебен России. Прав был Сталин в своей беспощадности к нему.

 

Юрий БЕЛОВ