Письмо от генерала
Я узнала об этой удивительной истории по счастливой случайности, когда почтальон принес в нашу писательскую семью письмо: «За свои сбережения и с помощью некоторых организаций мы создали в деревне Ржавка (колхоз «Советская Белоруссия» Могилевской области Славгородского района) сельскую библиотеку. Вместе с женой для нее мы собираем произведения с автографами писателей и поэтов нашей страны...». Подпись: генерал-майор авиации запаса Я.Драйчук.
Приезжаю в Люберцы, где жили Драйчуки, зимним днем, снегопад округляет углы зданий, прячет тропинки, делает неразличимо похожими дома. С одной стороны трехэтажного дома — школа, с другой — по-воробьиному горластый детский сад. На третьем этаже балкон под самодельным навесом, где «гуляет» Яков Иванович, когда возвращается из госпиталя к неусыпным заботам жены.
Она очень собранна и деловита, Зинаида Васильевна. Красива бесценной природной русской красотой, не знающей косметики. Ясные глаза, строгая коса на затылке. Она все время одергивает и себя, и меня: стоп, это «просто про жизнь». Давайте о деле.
...Яков Иванович уже воевал, когда райком партии призвал в сорок первом и ее, двадцатилетнюю коммунистку, и она ушла в армию вольнонаемной, оставив дома годовалую дочку.
Он был начальником авиаотдела политуправления Прибалтийского военного округа, который в июне сорок первого стал Северо-Западным фронтом. Выполняя задания Военного совета, совершал головоломные ночные полеты, доставляя в партизанские леса Белоруссии боеприпасы, продовольствие, литературу.
Ее направили секретарем в политотдел 6-й воздушной армии, и там они встретились. Бомбежки, землянки, каждодневное горе войны и дорога к Победе — все это было вместе.
Вместе дорога от войны к миру, к новому месту службы Якова Ивановича. Через всю страну на Дальний Восток уже с двумя ребятами на руках.
Работа была большая — член Военного совета дальневосточной авиации. Трудные командировки. А она крутилась с ребятами, преподавала в вечерней гарнизонной школе.
Первый раз они споткнулись о ее болезнь. Вдруг отнялись ноги. Врачи разводили руками: операция может помочь, а может и нет... Она все еще с той, фронтовой, девчоночьей решительностью сказала: если хоть капля надежды, оперируйте!
Ей убрали опухоль спинного мозга. Она вернулась домой на оживших своих ногах, прежняя Зина, спокойная, мягкая и непреклонная мать-командирша.
И еще раз споткнулись. Был Яков Иванович в одной из своих нелегких командировок, простыл — и госпиталь.

Слушает деревня Пушкина
Долгие месяцы раздумий. Впервые свободное время, чтобы оглянуться на жизнь. А жизнь вся, словно стрела, выпущенная из тугого лука: с того берега, где стояла их бедняцкая изба, где догорел в чахотке отец-ефрейтор, вернувшийся с империалистической, на другой берег, где будут жить необыкновенные, невиданной красоты люди, в незнакомом раньше братстве.
Плотно вписало время в его личную биографию историю страны: ЧОН, Красная Армия, стрелковая дивизия, газета, губком крестьянской взаимопомощи, райком партии, ЦК партии Белоруссии. И опять армия, военный летчик, политработник... Он делал то, что нужно было от него его времени и его стране.
А теперь запас, пенсия... Как, во имя чего жить дальше?
Этот разговор застал Зинаиду Васильевну врасплох. Они жили уже в Подмосковье, он только что вернулся из очередного госпитального плена.
— Знаешь, мамочка, — сказал он, поглядев на их портреты, висевшие рядом, где они были такие молодые, такие неотразимо красивые этой молодостью, а у него уже вся грудь закрыта орденами, как броней, а в глазах — живые бесы. — Вот я думаю: жили мы с тобой хорошо, честно, радовались, что дел много... А что мы сейчас можем? Есть у нас деньги. Государство наш труд высоко оценило, мы с тобой этих денег не мотали, жили просто. А сейчас и того меньше нам надо. Ребята уже большие. Знаешь, мамочка, — говорил он, — я вот думаю, какая самая большая радость была у меня в детстве? Как сейчас вижу: в избе у нас только лучина потрескивает, мать что-то шьет, отец лыко за крючок зацепил, лапти плетет. А я читаю. Вслух. Гоголя всего им прочитал, Пушкина, Некрасова. Мать слушает — и слезы, слезы. О чем плачет, и не разберешь. То ли радуется, что я читать научился. Ведь из последних сил бились, чтоб только выучить... Вот и подумал я: что если создадим мы с тобой настоящую библиотеку? Ты не представляешь, что это такое для деревни...
Почему же, она представляет: с семнадцати лет учительствовала в Калининской области, тоже в глухой деревне, в десятках километров от железной дороги.

Разговор с сыном
...Через несколько лет, когда они уже отправили два контейнера книг и несчетное количество посылок в свою Ржавку, был у Якова Ивановича еще один разговор — с сыном.
— Ты чем-то недоволен, Миша, я это чувствую.
Они сидели на старом диване в тесной маленькой комнате их «хрущевки», совсем негенеральской квартире, напротив огромного старомодного книжного шкафа.
— Начистоту так начистоту... Вот эта ваша затея — книги... Понимаешь, папа, я не хочу, чтоб надо мной смеялись ребята: «Генеральский сын, а в чем ты ходишь... У других машины, дачи... Куда ж твой батя деньги девает?» По поселку идешь — то же самое: «Что, твоему бате больше всех надо? Кто выругается, кто ветку обломит — во все он влезает... Отдыхал бы себе на заслуженном покое...»
Наверное, в каждой семье рано или поздно бывает этот главный разговор. Неужели для сына прошли мимо их с матерью фронты, их ненависть к барству, к излишествам?
Отец не знает, что и у сына щемит сердце. Сыну страшно за отца — он боится этих переходов от энергичной собранности к горчичникам на сердце. Родители целыми днями обзванивают издательства, разыскивают писательские адреса, упаковывают книги и пишут, пишут. Просят для Ржавки хоть несколько живых слов живого писателя. В эти минуты у отца вскинутые брови, молодые глаза, энергичные губы. И вдруг: «Мамочка, помоги, мне плохо».
— Ты знаешь, в какие тяжкие дни народ платил нам большие деньги? — спрашивает отец. — Подумай, как недостойно было бы размотать их на барахло!
Он говорил такие простые слова, его отец.
— Если тебе все это надо, пожалуйста, кто спорит, кончай институт, зарабатывай на все, что тебе хочется иметь. Только сам зарабатывай, понимаешь? Знаешь пословицу: «Съешь один хоть и вола — одна хвала». Попробуй когда-нибудь другое счастье — делиться с людьми. Всем.
Что-то изменилось в сыне после тяжелого этого разговора. Повеселел. Распрямился. Готовится к дальней дороге — строить ГЭС. Дочь выучилась, уехала на самый дальний Север. Что ж, значит, не прошла мимо детей отцовская жизнь.

Назвать ли подвигом?
...А на рабочем столике родителей все прибавляется писем. Исповеди, откровения, осмысление собственной жизни, радость единомыслия, духовного богатства.
На листочках из ученических тетрадей, на личных бланках государственных деятелей, на стандартных листах для машинки имена, которые произносила советская страна с уважением, гордостью, благодарностью, — и скромные, известные только своей деревне. Стасова, Малиновский, Чуйков, Фотиева, Рашидов, Инбер, Чирков, Тендряков, Майский, Мерецков, Титов, Сабуров... Писатели, полководцы, космонавты, артисты, библиотекари, учителя...
А над жизнью Зинаиды Васильевна висела черная тень — ей предлагали новую операцию, и она знала, что ее не избежать. У Якова Ивановича домашние передышки между госпиталями становились раз от разу короче. А они жили так, словно не ведали ни горя, ни бед — одно сладкое упоение, что все получается, все поддается им...
Каждый день Зинаида Васильевна уезжала то в ЦК комсомола, то в книжную лавку писателей, то в книготорги — везде она была своим человеком, ее ждали, для нее откладывали заказанные ею книги.
Уже пять лет они занимались этим новым для себя делом и получили больше двух тысяч писем в ответ.
«Подвиг», — писали им люди. Конечно, подвиг, читая исповеди, думала я, — все заработанное великим трудом, самоотверженной, не принадлежавшей себе жизнью, все, что могло бы сейчас предельно облегчить жизнь, сделать ее беззаботной, легкой (домработница, лучшие в мире курорты, радующие глаз предметы искусства в доме, да мало ли что могли дать деньги), все, не дрогнув, отдать людям, отказать себе во всем, чего так и не отведал в жизни.
А в этом ли только дело? Поздними вечерами, когда я возвращалась от Драйчуков в Москву электричкой, что-то нарушало идиллическое умиление. Что именно? Я все старалась понять — и вспомнила. Да письмо же! Одно письмо из множества прочитанных мной:
«Январское письмо Якова Ивановича, как и все прочие письма, было полно оптимизма, — писал не известный мне автор. — Он затевал большое и трудное дело, от которого, как вы, наверное, помните, я его осторожненько отговаривала. Правда ведь, дорогая Зинаида Васильевна, мои доводы были вески? В наше время заниматься благотворительностью — неблагодарное занятие, взамен которого добрый человек непременно отхватит себе по затылку...».

Творение добра
А и вправду — легко ли делать добро? И деньги, как бы значительны ни были они, оказываются часто совсем не главным эквивалентом этого подвига.
И за пять лет не раз было это самое «по затылку». Написали односельчанам, что хотим-де отдать свои сбережения на приобретение книг для библиотеки родного села, а банк на счет колхоза деньги не принимает. Оба с Зинаидой Васильевной стали почти специалистами-финансистами, пока придумали, как через славгородского секретаря райкома партии передать деньги колхозу. А банк арестовал счет — нельзя частному лицу на общественный счет деньги переводить... А после, когда они «пристроили» наконец первую треть всех своих сбережений, Зинаида Васильевна поехала на открытие библиотеки. Открытие торжественно провели, искренне и сердечно, и тем не менее Зинаида Васильевна чуть не плакала от обиды. Какую же случайную пестроту брошюрного типа начали закупать в библиотеку!
И вот тогда-то и начался их подлинный подвиг. Вместе с Яковом Ивановичем они в четыре руки писали разным руководителям книжного дела в стране просьбы о помощи, как лучше составить библиотеку.
Зинаида Васильевна, тяжело больной человек, в дождь, в жару, в мороз ехала электричкой в Москву и привозила тяжелые связки книг. Она узнала книжную Москву, как знает ее не каждый литератор... Ее ругали, жалели, отговаривали и помогали. В резервном фонде Библиотеки имени Ленина даже повесили табличку: «Для Ржавской сельской библиотеки»...
Когда собрались тысячи книг в Ржавской библиотеке, а дома в шкафу еще сотни с писательскими автографами, они решились на новое, казалось даже им, неподъемное дело. Еще в первую поездку Зинаиды Васильевны в деревню мужик какой-то сказал ей: «Эх, генерал, чего ж он недодумался — не все бы деньги на книжки-то отдавать, а оставить бы и на здание. Ишь в какой развалюхе ютится — разве это библиотека!»
Она, вернувшись, разговор этот и пересказала, и Яков Иванович тут же решил: «А что, мать, идея! Давай откладывать из пенсии, а?»

Дом света и радости
Теперь они урезали себя во всем, чтобы каждый месяц выкроить 100—120 рублей на строительство здания библиотеки. Срочно был нужен проект. Помог случай.
Несколько лет назад, еще когда их дети учились в школе, а он был председателем родительского комитета, Яков Иванович, как авиатор, создавал в поселке технические кружки. Они переросли в детскую техническую станцию, а Яков Иванович вместе с домовым комитетом оборудовали для нее на первых порах большой полуподвал. На очередном совете, членом которого он был, он и рассказал о проекте, который четыре месяца ищут они с женой по всей Москве безрезультатно.
Утром звонок из НИИ горючих ископаемых:
— К вам прийти, Яков Иванович?
Он сам добрел до них с тросточкой. Собрался вокруг него весь отдел. Яков Иванович принес районные газеты, письма из родной белорусской деревни, рассказал, как живут его земляки: старики стареют, молодежь рвется в город, к культуре. Молодость жаждет духовной жизни, общения, а как и где общаться, если клуб — просто комната в правлении колхоза, а библиотека — тесная изба?..
И так своими рассказами он словно за руку ввел проектировщиков в свой колхоз.
...За два месяца отдел конструкций и сооружений института сделал проект библиотеки на тридцать тысяч томов с читальным залом на 25 мест. Бесплатно. В нерабочее время. Отличного качества. Хотя никто в жизни до этого не проектировал библиотек.
И все же в добром деле — великая сила! Обязательно возникнет рано или поздно эта цепная реакция добра. Появился в Минске добровольный полпред Драйчука, известный поэт Сергей Граховский, следивший за качеством строительства. А в Кунцеве — земляк из Ржавки завуч Точилов, живший в деревне летом и писавший Драйчукам подробные отчеты о том, как идет стройка. А в Славгороде — первый энтузиаст секретарь райкома партии Симонов. Московские библиотекари, работники книжного мира — консультанты, помощники... Восемьсот писателей, откликнувшихся искренне и серьезно...
...И все же полную цену этому любимому делу жизни Драйчуков я понимаю там, на Могилевщине, где довелось мне увидеть эту необычайную библиотеку имени Я.И. Драйчука.
Белоруссия — святая земля. Годы в столетия будут укладываться, а память народа все будет возвращаться и возвращаться на пепелища, в окопы, на партизанские стоянки. Потому что ни один дом не обошла война.
Когда начали строить библиотеку Драйчука, люди с любопытством поднимались на взгорье, сидели там, стояли подолгу — известно, как в деревне бывает: вроде бы так, случайно собрались и говорят ни о чем. А все на одно глядят, об одном думают, только высказываться не спешат. Растет светлый дом из белого кирпича, и мужиков, как магнитом, к нему тянет. Почувствовали наконец, да, вот и победили войну! В жизни, в себе самих. Ведь первый это дом в их деревне был не от нужды построенный. Для радости дом. Вот что генерал Драйчук сделал... В родной маленькой деревне, где по вечерам черно на улице, где журчит незамерзающий ручей под старой ветлой и где очень-очень давно маленький мальчик Яков Драйчук читал своей матери Пушкина...

Привет из Ржавки
...Уже не было в живых Зинаиды Васильевны, и Яков Иванович один продолжал их общее дело. А новые и новые записи в книге Ржавской библиотеки имени Я.И. Драйчука говорили, что она для многих людей стала частью их духовной жизни. Потом не стало и Якова Ивановича.
...Телефонный звонок обрывает мои воспоминания о встречах с Драйчуками, о давней поездке в Белоруссию: «Ржавку заказывали? Разговаривайте! На проводе — библиотека...»
«Да как же вы дозвонились? Жива, жива библиотека Якова Ивановича Драйчука! — голос далекий, удивленный, радостный. — Что вы, это свет наш! Портреты их с Зинаидой Васильевной висят у нас. И четыре шкафа книг с автографами писателей. Все сберегли. Ведь это теперь привет из другого времени. Читателей у нас триста человек — главные это ученики и учителя, колхозники, пенсионеры. Колхоз? Жив! А как же, «Советская Белоруссия»! Председатель наш, местная, сорок семь лет ей, на второй срок избрана — Татьяна Григорьевна Кухарева. Школа у нас девятилетка, двухэтажная...
Ох, как поговорили! Просто до слез. Ну, спасибо! Разве хорошее можно выбросить из жизни!
Как меня зовут? Полина Николаевна Давыденко. Всем добрым людям привет из Ржавки».
Модно сейчас говорить о смене ценностей. Можно заблудиться в джунглях новых искушений. Потому особое спасибо им, Победителям, спасшим нас, детей войны, родивших своих детей и радующихся своим внукам. Простая их философия не даст нам сбиться с дороги. Все остается людям... В этом и есть бесконечность жизни. В этом и заключено человеческое бессмертие.

 

 

 

Клара СКОПИНА