ХАРАКТЕРНОЙ чертой партизанского движения в годы минувшей войны было
участие в нем целых семей и даже рождение родословных традиций непримиримой
борьбы с врагом. К одной из таких семей относится наша — семья Беловых,
Ипата Ильича и Марии Петровны, вырастивших и воспитавших 9 сыновей
и дочь. Семеро братьев Беловых сражались с фашистами на фронтах Великой
Отечественной, двое из них — в партизанских отрядах. А если учесть,
что наш дядя по матери партизанил в Гражданскую, то можно по праву
сказать: Беловы — семья не только солдатская, но и партизанская.
Младший брат мамы, Панфил Петрович Васильев, родился в 1882 г. в деревне
Ляпустино Дюртюлинского уезда Уфимской губернии. Рос в семье, где
строго блюлись христианские заповеди, высоконравственный обычай —
жить и трудиться по совести, твердо стоять за правду, добро и справедливость,
а если на землю родную грянет беда, — менять соху на меч и насмерть
биться с захватчиками. Старший из братьев Васильевых, Ульян, будучи
на флотской службе, в 1905 г. вставал против несправедливости вместе
с друзьями своими на броненосце «Потемкин». Потом вынужден был укрыться
от грозивших преследований где-то в Америке. Другой брат, Евлампий,
мобилизованный в 1915-м, за проявленное в боях с кайзеровскими войсками
геройство удостоился двух Георгиевских крестов. Пал за Отечество в
сражении под Перемышлью.
У Панфила сложилась иная судьба. Мобилизованный вслед за Евлампием,
он оказался в запасном полку под Уфой, в котором большинство офицеров
были поляки. Как-то на строевых занятиях чем-то не угодил одному из
них — тут же последовала зуботычина. Не стерпел пахарь-солдат и по-мужицки
хрястнул в ответ по ненавистной шее запястьем, как оглоблей. Угодил
за это под суд — и в Централ. Вышел на волю вовсе мятежный духом.
Не робкий сызмальства, Панфил будто рожден был для партизанской удали.
И в 1919-м, когда колчаковским войскам и семеновцам удалось временно
установить свою власть на Урале, в том числе в Уфимской губернии,
наш дядя без колебаний пошел в краснопартизанский отряд, действовавший
в лесах Прибелья.
Там и воевал, пока белое войско не было отброшено Красной армией далеко
на Восток. А когда грянула Вторая германская, ставшая Великой Отечественной,
снова воспламенилась геройством душа партизанская. Но как ни просился
на фронт, не взяли по возрасту. Сражаться с захватчиками пошел единственный
сын, Александр, и не вернулся...
Вторым партизаном в нашей родословной был Федор, восьмого года рождения.
На рубеже колхозной жизни призвали его в Красную армию, определили
в полковую школу. По выпуску стал командиром отделения, потом старшиной
роты. После службы работал. Весть о войне застала его в Челябинске,
Федор незадолго до той черной даты определился на завод им. Колющенко.
Вновь надел он солдатскую гимнастерку. Долго от Федора не было никаких
вестей. Только к осени 1942-го пришло письмо. Брат сообщал об участии
в августовских боях под Одессой, а затем — под Севастополем, о ранении
в руку .
И снова — как в воду канул. А в конце лета 1943 г. нагрянуло сообщение
о его безвестной пропаже. Поэтому полной неожиданностью, вновь пробудившей
родительскую надежду, стала присланная кем-то на исходе войны таинственная
фотография. Только она была в конверте, ничего больше. На снимке размером
8х12 см, раньше, видимо, сложенном вчетверо (сохранились глубокие
трещины крест-накрест), запечатлены семеро мужчин и три женщины. Мужчины,
кроме одного, в гимнастерках, но без знаков различия. В первом ряду
— Федор, сынок!
— Посмотри-ка лучше, может, в уголке конверта есть письмецо, — попросила
мама почтальона-школьника. — Да разве не написано, откуда прислано?
— Нет, бабушка Мария, ни письма, ни обратного адреса...
Не оказалось надписи и на обороте снимка. Всей деревней долго думали
да гадали: что бы это значило? Кто эти люди на фото? Видать, военные.
Но почему без знаков различия?
Но со временем все же удалось выяснить немало о Федоре и некоторых
его соратниках, запечатленных на снимке, об их отважных партизанских
делах. Согласно данным, присланным из Киева, мой брат после госпиталя
оказался в составе 825-го стрелкового полка 302-й стрелковой дивизии.
Участвовал в тяжелых оборонительных боях в Сальских степях, где осенью
1942 г. фашисты рвались на Кавказ и к Астрахани. Тогда неудачи еще
продолжали преследовать наши войска. В одной из групп под командованием
офицера Г.А.Попова оказался в окружении и Федор. Враг заставами перекрыл
возможные пути выхода.
— А зачем нам лезть на заставы? Давайте бить фрицев с тыла, быстрыми
налетами, — предложил Федор. — Покажем, кто на нашей земле хозяин.
Обменялись мнениями и решили: быть партизанским налетам. Так в районе
станицы Куберле, хуторов Верхоломовка и Первомайск объявился партизанский
отряд, получивший со временем название «Степной Орел». Брат возглавил
в нем разведовательно-диверсионную группу.
АРХИВНЫЕ материалы свидетельствуют, что действия группы и всего отряда
отличались необычной дерзостью и напористостью. Партизанские разведчики
смело проникали на узлы связи и тыловые пункты управления противника,
к его складам боеприпасов и горючего, уничтожали их и бесследно исчезали.
В ходе наступательного этапа Сталинградской битвы «Степной Орел» уже
насчитывал до 70 человек. В начале января 1943 г., действуя в составе
Южного фронта, он отважился нанести удар с тыла по группировке противника,
изготовившейся для контратаки на рубеже Верхоломов — Куберле. Был
принят фашистами за регулярную часть и вовлек в бой его главные силы.
Это способствовало успешному выполнению задач 3-м гвардейским мехкорпусом,
который ударил по скованному партизанами врагу во фланг и тыл.
С выходом Южного фронта на реку Миус отряд переформировывается, готовится
к новым операциям. Группа Федора выбрасывается в тыл к немцам западнее
Таганрога. Вскоре штаб фронта получает от него сообщение: «Побережье
от Таганрога до Мариуполя охраняется изменниками Родины. По западному
берегу реки Калмиус от Сталино до Мариуполя сооружается новая линия
обороны, на которой находятся немецкие войска». Поступают данные об
уничтожении группой одного из тыловых узлов связи, комендатуры, подрыве
складов с боеприпасами и о других смелых акциях.
Отвагу Федора высоко оценило командование. В апреле его награждают
орденом Красной Звезды. В представлении отмечается, что «как командир
разведгруппы он проявил себя решительным в действиях. С сентября 1942
г. по январь 1943 г. лично уничтожил 27 солдат и 2 немецких офицеров.
Действуя в тылу противника, лично вскрывал его уязвимые места, успешно
организовал передачу через линию фронта важных разведданных».
Для усиления боевой работы во вражеском тылу на Днепропетровском направлении
командование Южного фронта формирует партизанский отряд из 14 добровольцев,
присвоив ему имя В.И.Чапаева. Его командиром стал М.П.Дудкин — бывший
начальник штаба отряда «Степной Орел», а начальником штаба — Федор
Ипатович Белов, мой брат.
В ночь с 14 на 15 мая 1943 г. отряд был выброшен на парашютах вблизи
речки Самары, притока Днепра. Приземлились они в некотором удалении
от назначенного места, из-за чего совместный план действий с местными
подпольщиками оказался нарушен. Но вскоре брату удалось все наладить
и установить связь со штабом фронта. Установив контроль над железнодорожной
линией Запорожье — Павлоград — Харьков, отряд стал подрывать ее в
разных местах, пустил под откос вражеский эшелон с боеприпасами и
техникой.
Авиация фронта, получив из отряда разведданные, 2 июня нанесла удар
по санаторию, расположенному на Самаре у села Орловщина, где находилось
до 300 немецких офицеров. Более ста из них так и не вернулись в строй.
Был уничтожен ряд объектов на станциях Синельниково и Павлоград. 3
июня партизаны атаковали немецкую комендатуру в районе совхоза № 32
близ Хощевое и уничтожили до 10 вражеских солдат, две автомашины,
захватили значительное количество продовольствия.
7 июня брат с напарником вышел в разведку к урочищу «Панычево», что
в 5,5 км севернее села Васильевки, видимо, намереваясь из укрытых
мест наблюдать за передвижениями по железной дороге. Партизаны-разведчики
ночевали на чердаке сторожки расположенной здесь кошары, не предполагая,
что их ждет роковой день.
Как все произошло, удалось узнать лишь 47 лет спустя у оставшихся
в живых очевидцев — жителей Васильевки, которые похоронили павших
разведчиков. 9 мая 1990 г. на братской могиле открыли мемориальную
гранитную плиту с высеченными именами героев.
Приглашенные на это скорбное торжество, мы с братом Николаем и директором
Новомосковского музея В.Кисилевым, были поражены взволнованностью
пришедших на митинг людей. На увеличенной фотографии несколько старожилов
опознали Федора и Ольгу Шепеленко, разведчицу отряда. На место неравного
боя вызвалась проводить нас свидетельница гибели нашего брата Г.А.Патык.
По ее рассказу, во многом подтвержденному другими очевидцами, события
развивались так. Ранним утром 8 июня из Васильевки на кошару в крестьянской
одежде приехали на повозках двое полицейских. Встретивший их сторож
Ялоза, храня таинственный вид, жестами указал на чердак сторожки.
Полицаи переглянулись, как бы меж делом распрягли коней. Один верхом
тихо поехал вдоль балки, другой через лес пешком направился в кустарники,
затем на пригорок.
Не чуя беды, но все-таки насторожившись, Федор с напарником спустились
с чердака и скрытно, как они полагали, отошли вверх по балке примерно
на километр от кошары. Укрылись в довольно широкой водосливной трубе
плотины озера. А тем временем верховой полицай уже известил старосту
Васильевки Савелия Шепеля о партизанах. Оба ликовали. Ведь за убийство
партизана, а тем более за его поимку оккупанты давали солидное вознаграждение.
Первым с группой полицейских на подводах прискакал к кошаре Савка
Шепель, как презрительно нарекли его жители села. Он сразу же выставил
дозорных и попытался приблизиться к месту укрытия разведчиков. Федор
с напарником, имевшие при себе только наганы и по гранате, оказались
в западне, открыли огонь. Савка с полицаями затаился. Но тут ему на
подмогу прибыла большая группа карателей из Перещепино.
Полицаи стали выдвигаться к водосливной трубе с двух направлений.
Партизаны поняли, что их хотят взять живьем и, став в рост, начали
бить из наганов. Похоже, патронов они имели в достатке. Сразили несколько
карателей. Остальные залегли. Тогда главный полицай Васильевки распорядился
собрать до сотни детей и женщин, работавших в поле. Среди них оказалась
и Галина Патык.
Из селян полицаи выстроили живой щит и погнали перед собой на партизан.
Расхрабрившийся Шепель сам стал пробираться к водосливной трубе, но,
встреченный огнем, растянулся на плотине, швырнул в партизан гранату.
Однако, перехваченная в воздухе, она полетела обратно и взорвалась
на лету. Осколки вонзились Савке в руку и голову. Дети и женщины,
все это видевшие, подняли плач, стали упираться. Но полицаи толкали
их в спины прикладами, через их плечи стреляли. Положение разведчиков
стало хуже некуда.
— Тогда из кустов они кинулись к нам, — рассказала Галина Патык. —
Недалеко от меня, как опознала я по фотографии, оказался Федя. Крикнул:
«Живите счастливо! Прощайте, прощайте!..» и, приставив наган к виску,
выстрелил. За ним и другой то же самое сделал.
ПРОШЛИ ГОДЫ. Напрасным было родительское ожидание. Отважный сын так
и не переступил снова порог отчего дома. Не довелось отцу с матерью
услышать и о его последнем подвиге, узнать имена боевых товарищей.
Со временем я установил: на присланном групповом снимке в первом ряду
— командование отряда. Слева направо — начальник штаба Белов Федор
Ипатович, командир отряда Дудкин Матвей Павлович, комиссар Ляшенко
Владимир Васильевич. За Федором во втором ряду — Шепеленко Ольга Илларионовна.
В кепке — Пачаев Василий Алексеевич, павший в боях несколько позже.
Однако многие тайны фотографии так и остаются неразгаданными. Где
и когда она сделана? Не выяснены имена и судьбы других людей на снимке,
и кто отправил его...
Третий наш партизан — Николай. Девятнадцатилетним парнем он вступил
в первый бой под Москвой в декабре 1941 года. Был военфельдшером артдивизиона
931-го артполка 373-й стрелковой дивизии, входившей в 39-ю армию.
В феврале эта армия прорвалась в тыл противника на глубину 90 км и
вышла под Сычевку, а затем — в район Ярцева к железной дороге Вязьма
— Смоленск. Немцам удалось раздробить ее дивизии, нанести им огромный
урон. Николай вместе с разведчиком артдивизиона Петром Эйсманом оказался
в партизанском отряде имени Щорса, входившем во 2-ю Вадинскую бригаду
Западного фронта. В отряде военфельдшеру и кадровому разведчику очень
обрадовались, стали уговаривать остаться.
— Было бы разрешение от армейского начальства, — ответили Николай
и Петр.
Добро было получено из штаба фронта. Так они стали партизанами.
Как вешний день, переменчива фортуна партизанская. Поэтому нередко
оказываешься в драматических ситуациях.
Однажды осенью 1942 г. группа из девяти человек вышла на задание с
целью уничтожить в одной из деревень полицейский участок и выявить
наличие немецких войск. Возглавлял группу командир взвода Павел Тяпугин.
Николай тоже пошел на это задание. Пройдя около 30 км, к утру вышли
к указанной деревне. Хотя и устали, но решили атаковать, не откладывая.
И не ошиблись. Застали полицаев врасплох. Забрав нужные документы
и оружие, группа отошла в соседний лес, чтобы отдохнуть, разведать
окрестности.
Не обнаружив немецких частей, решили возвращаться на базу. Измотанные
физически, остановились в небольшом хуторке километров в восьми от
базы. Надеялись, что вблизи нее вряд ли кто их тронет. Часового у
дома все-таки выставили. А сами, не раздеваясь, тут же заснули.
Беда не заставила себя ждать. Полицаи выследили партизан. Подкравшись
к дому, они выстрелом сняли часового. Тот нашел-таки силы дать очередь
из автомата. Высадив окна, партизаны стали выскакивать из дома. Странно,
но никто не преграждал им путь, не стрелял. Кинулись по оврагу к лесу,
а у опушки с обеих сторон оврага ряды немцев и полицаев с изготовленными
автоматами, у некоторых в руках гранаты. Повернуть бы назад, но от
дома выдвигается группа полицаев. Замкнулся капкан!
— Бросай оружие!..
Положение оказалось безвыходным — ни в сторону не метнешься, ни назад.
Но ведь поведут куда-то, может, появится шанс ускользнуть?
Кинул автомат Тяпугин. За ним и остальные побросали оружие. После
каких-то разговоров немцы остались на месте, а полицаи повели пленников
по лесной дороге. Пригнали к немецкой комендатуре в селе Пречистое.
Затолкали в сарай.
На другой день каждому дали по лопате. Заставили рыть близ комендатуры
размеченную большую яму. Невольно подумалось: неужто здесь их будущая
могила? За день вырыли одну яму, начали другую, с приступками. Похоже
— бомбоубежище.
К вечеру опять погнали в сарай. Николай незаметно коснулся руки Тяпугина.
— Паша, эта ночь, похоже, у нас последняя. Не ускользнем, расстреляют.
Комвзвода согласно кивнул головой. Но как ускользнуть из-под стражи?
В голове прокручивается вариант за вариантом. И неожиданно — решение:
только подкоп!
Николай пощупал грунт под нижним бревном стены. Рука ткнулась в рыхлую
землю. Как-то сразу притихло сердце, сам собой навострился слух. Все
тело напряглось пружиной. Четко слышится каждый шаг часового. Только
отходит он на другую сторону, руки начинают бешеную пляску: землю
вправо и влево от себя. Грунт становится тверже, пальцы саднят. Но
как только часовой отходит, руки снова за дело.
Вот рука уже под бревном. Еще усилие, напряженные гребки оцепеневших
рук, и лаз почти готов. Толкнул ногой Павла. Тот подполз, быстро помог
отгрести землю. Зашевелились и другие пленники.
И снова часовой на другой стороне сарая. Николай с усилием просунул
в лаз голову, плечи. Отчаянный рывок, и весь на воле. Кошачьим шагом
устремился к кустам у ручья, которые заприметил еще с вечера. Тут
и подождал, как условились, комвзвода Тяпугина. Только показался Павел,
у сарая началась стрельба. Значит, кто-то нарвался на часового. Теперь
начнется погоня. Понимая, что она будет скорее всего с собаками, беглецы
стали петлять. Совсем обессилевшие к утру, спрятались в заросшем камышами
болоте километров в двадцати от станции Пречистое.
День отсиживались, подкрепляясь кореньями камыша и других болотных
трав. Видели вдалеке четверых с собакой. Поняли: след их потерян,
побег удался. А через двое суток добрались до отряда.
Много еще партизанскому фельдшеру Николаю Белову выпало испытаний.
Но были и радости — побывка у родителей, а затем снова бои в составе
регулярных частей, ранение, контузия, участие в освобождении Белоруссии,
Польши и ее столицы Варшавы. В составе 29-го стрелкового корпуса он
форсировал Одер, брал штурмом Берлин, встречался на Эльбе с союзными
американскими войсками. Но в памяти о фронтовых днях самой яркой полосой
остались все-таки дела партизанские.
Ныне брату моему Николаю, майору медицинской службы в отставке, идет
83-й год. Вместе с супругой Марией Григорьевной они живут в Уфе. Вырастили
двух сыновей и дочь. Прожили замечательную, яркую жизнь, отдав ее
служению нашей Родине. Как и все мои братья, как наши отец и мама,
удостоенная высокого звания «Мать-героиня».