В первое воскресенье октября у народного мемориала
рядом с Краснопресненским стадионом и Белым домом тихо. Тихо, но не
пусто. Пусто здесь не бывает никогда, иначе бы и самого мемориала,
возникшего вопреки власти, вопреки насилию и смерти, вопреки забвению,
— просто бы не было. Накануне 12-й годовщины расстрела Советской власти
Ельциным, гибели сотен, а возможно, и многих сотен, повинных лишь
в том, что не могли мириться с беззаконием и несправедливостью, кажется,
что все как тогда, накануне расправы. Такая же огненная листва, пронзительно
ясное небо, не по-осеннему яркое солнце. И даже мотки колючей проволоки
на символических баррикадах в память об убиенных защитниках Дома Советов.
На самом деле, все изменилось. 12 прошедших лет — это ведь огромная
эпоха и в жизни каждого человека, и в жизни целого государства. Неизменными
остались лишь лица погибших, глядящие с фотографий. Я кладу свои гвоздики
у решетки стадиона. В этом месте ее выкрасили в черный цвет и повязали
траурными черно-красными ленточками. Так здесь всегда — с того момента,
как по приказу мэра Москвы Юрия Лужкова снесли стену, прежде ограждавшую
стадион. Стену, которая около года после кровавых событий оставалась
стеной гнева и протеста. Люди писали на ней свои проклятия, пофамильно
перечисляя виновников: Ельцин, Грачев, Черномырдин, Лужков, Ерин,
Гайдар... Надписи замазывали, но они неизменно появлялись снова.
Там, где нынче всегда цветы, проклятий не писали. «На этом месте 4
октября 1993 года был расстрелян Веревкин Роман, 17 лет», — вывел
кто-то крупными буквами. Буквы вместе со стеной исчезли, но память
осталась. Тебе теперь было бы уже 29, незнакомый, но не забытый Рома
Веревкин.
Каким бы ты стал, не появись в новейшей российской истории подписанный
президентом Ельциным Указ 1400? Какими бы стали другие павшие: герои
и невинные жертвы, молодые парни и зрелые отцы семейств, совсем юные
мальчики и девочки, если бы не возглавили нашу родину предатели на
рубеже 90-х? Закончил бы школу 14-летний Костя Калинин, убитый у Белого
дома, а 75-летний ветеран Великой Отечественной войны Константин Дмитриевич
Чижиков отметил бы 50-ю годовщину Победы. И, кто знает, может быть,
дожил и до 60-й. Отпраздновала бы свой 20-й день рождения, до которого
не дожила всего нескольких дней, убитая в Останкино Наташа Петухова,
сыграла бы свадьбу со своим женихом Алексеем Шумским, погибшим там
же. А 23-летний Станислав Хайбулин растил бы свою дочь Катю. Она родилась
через два месяца после гибели отца.
Ничего этого не было и не будет. Но случилось многое другое, страшное
и непоправимое, чего, может быть, никогда не произошло, если бы не
черный октябрь 1993-го. Ведь погибли лучшие: не склонившие головы
перед подлостью и беззаконием, не предавшие присяги и Родины, те,
кто волей судьбы попал в водоворот событий и не остался равнодушен
и безучастен, бросившись под пули помогать раненым. Это их искреннего
слова, неподкупного голоса, смелого поступка не хватило нам, дабы
прошедшие годы не стали временем войн, насилия, разрушения. Временем
смерти.
В октябре 1993 года власть, поправ невинную кровь, переступила черту,
за которой стало возможно все. Вспомните, нынешние воздыхатели по
«ельцинской демократии» и свободе слова, 12 лет назад требовавшие
«раздавить гадину», в боевом раже закрывавшие оппозиционные газеты,
в том числе и «Советскую Россию», что именно тогда и не без вашего
активного участия начались самые жестокие гонения на права человека,
включая самое главное: право на жизнь.
Задумайтесь, поклонники наследника главного палача Советской власти,
сейчас пинающие ельцинские времена, а то и проклинающие, почему ваш
кумир, президент Путин, не только не наказывает организаторов и вдохновителей
кровавого переворота, а обеспечивает им безбедную и уютную жизнь в
разоренной стране?
Принятая на крови защитников Советов конституция стала прологом других,
еще более кровавых событий: двух чеченских войн, насилия и террора,
Беслана. Теперь, на крови детей Беслана, проводится в жизнь очередная
реформа власти ради власти. Неужели, находясь в здравом уме, можно
думать, что ее результат будет принципиально иным?
Да и какой смысл удивляться, что из стен Белого дома, переданного
после расстрела российскому правительству, выходят антинародные, убийственные
для страны и ее граждан законы? Здание от крови и копоти отмыть можно.
Но сами погромщики и расстрельщики, и ныне находящиеся у власти, меняться,
отмываться и каяться не намерены.
«Не забудем, не простим», — начертано не только на транспарантах,
но и в душах тысяч людей, приходящих ежегодно 3-4 октября на траурные
мероприятия в Останкино и к Белому дому. Но их только тысячи, не сотни
тысяч, не миллионы. Неужели остальные и забыли, и простили? Тогда
незачем сетовать, что все больше и больше в России женщин в черном,
что каждый год появляются комитеты родных и близких жертв очередного
террористического акта. Что не приводят ни к какими результатам по
борьбе с насилием и терроризмом усилия «лучшего в мире мэра». Того
самого, что сначала с энтузиазмом отдавал приказы о блокаде осажденного
Дома Советов и натравливал на безоружных москвичей ОМОН, а потом расправился
с расстрельной стеной стадиона — молчаливым свидетелем преступления.
И потому, если пепел расстрелянных и сожженных защитников Советской
власти не стучит в ваши сердца, значит беда рано или поздно постучит
в ваш дом: беспамятство и равнодушие неизбежно порождают новые преступления,
не давая разомкнуться кровавому кругу.
А мы, не забывшие и не простившие, не можем отступать и сдаваться,
не имеем такого права. Потому что мы в ответе не только за будущее
нашей страны, но и перед памятью тех, кто в октябре 1993-го не пощадил
ради правды и Родины собственной жизни.