Помнится, когда демократы еще только-только рвались
порулить Россией, их пресса заездила одну пластинку о слезе ребенка
(из Достоевского). Буквально все их газеты перепевали этот мотив,
хотя плакать-то об этой слезе, в сущности, было нечего. Дети при Советской
власти не падали в голодный обморок на уроках, не боялись гулять по
улицам, потому что их не воровали бандиты, чтобы пустить их органы
для богатеев или вовлечь в детскую проституцию, их не сажали на иглу
наркобароны. Мы тогда и слов-то таких не знали. Не было детского нищенства.
И это, как утверждали разнообразные «МК», «Московские новости», «Известия»,
«Коммерсантъ», было ужасно. Всякие правозащитники вроде Сергея Адамовича
Ковалева, Глеба Якунина — попа-расстриги, Аллы Гербер (а ей бы только
унижать всех русских), Людмилы Алексеевой, Л.Богораз, ученой дамы-этнографа
Галины Старовойтовой — все неутомимо болтали на ежедневных митингах
в Москве, Ленинграде, какая мы ужасная страна — Верхняя Вольта, но
только с ракетами, какие мы все неполноценные «совки», как у нас плохо
с правами человека — нельзя бездельничать, когда хочется — напиться,
уколоться. Работать почему-то заставляют, грозят статьей за тунеядство.
Партийная наша верхушка того периода — меченый Горбачев, пьянчужка
Ельцин, любитель купаться в пальто в октябрьских холодных лужах, малозаметный
кардинал Яковлев все больше отпускали тормоза государственной машины,
так что все шло вразнос — и вот уже льют кровь в Тбилиси, в Оше, в
Карабахе, в Баку, в Сумгаите, в Вильнюсе. Страна затрещала по швам
и рассыпалась в Беловежской пуще. Стало много независимых государств.
Без границ, без народного хозяйства, потому что лакомые все кусочки
его были растащены теми из жадной «демократической» толпы, кто был
поближе к верхушке и политической элите. А народу, прежде обладателю
несметных богатств «этой страны», и, как записано в конституциях этих
новодельных стран — носителю верховной власти, предоставили полную
свободу подыхать с голоду от безработицы (для того и требовались эти
лицемерные права человека) или разрешили тысячами поездов ехать в
Москву в рабство к московским нуворишам (на стройки, на рынки) или
нищенствовать в российских городах, что и делают женщины Таджикистана,
обвешавшись младенцами, сидя в пыли у рыночных ворот и молча ожидая,
когда какой-нибудь сердобольный кинет им денежку.
Сотни тысяч русских и российских детей тоже были подвигнуты к нищенству
и воровству, как и их родители. Разве смогу забыть, как в электричке
Муром—Черусти я угощал трех ребятишек (двух мальчиков и их сестренку
9, 10 и 12 лет) несколькими конфетками, половинкой батона и вареным
яйцом — всем, что у меня было. Они ехали побираться. Я ехал с рюкзаком
бродить по московским улицам продавать травы. Зарплату тогда мне,
врачу 1-й категории, начислили такую, что хватало на
8 стаканов кваса из бочки на московской улице. А у меня с женой-педагогом
еще дочка доучивалась в школе. Так что я каждую субботу без билета,
дерзко отлаиваясь от ревизоров в поездах, с сотнями других таких же
безбилетников в одном составе посещал Москву, чтоб немножко заработать.
А в Москве в семье Кузнецовых, где я ночевал на Профсоюзной, не ел,
если мне нечем было их отблагодарить за кров и угощение. Угощали,
но я видел, что они тоже не живут, а выживают, поэтому болтал, что
сыт, а они делали вид, что мне верят. Я возвращался к полуночи со
своею жалкой выручкой — но все же кое-когда я кое-что получал. Но
не о себе я пищу эти строки, нет, о детях наших подлых дней, об их
печальной участи, о слезах не одного выдуманного богатой фантазией
ребенка, о тысячах нищих ребятишек, чья жизнь протекала у меня на
глазах.
Получается, что я обвиняю? Да, обвиняю.
В школу, где я вел уроки рукопашного боя (два занятия в неделю — 10
часов за 55 рублей в месяц в 1997 году, столько тогда стоило 15 батонов
хлеба), добрая половина детей имела всего один вид одежды — и в пир,
и в мир, и в добры люди, и на физкультуру — китайские спортивные шаровары
из разных по цвету тряпок, как будто это заплатки, вонючие китайские
ботинки (на три метра пахло так, что люди зажимают нос). Ходили на
физкультуру и в секцию, но недолго ходили, потому что не было силенок
прыгать, отжиматься, бороться. Задыхались. А я очень злился на внука
директора завода (считай, владельца) за то, что неумеренно жрал шоколад
на тех же занятиях — нехорошо на глазах у голодных поглощать шоколадку
за шоколадкой: у нас отрицательные эмоции возникали, а к нему чувство
классовой ненависти. Не понимаете, г-н президент, смысла пословицы
«Сытый голодному не товарищ»? Именно так — не товарищ. Вы, я заметил,
не любите это слово. Я тоже тогда не мог сказать о себе, что зажрался
и полон сил. Но я старался себя пересиливать.
В одном только маленьком коллективе моей группы рукопашников было
двое переселенцев — из Молдавии и Прибалтики. Помню мальчика лет 13-14
(жила его семья из 5 человек в одной комнатушке общежития СМУ; самого
управления уже не существовало, нечего было строить в Кулебаках, в
Выксе). Мальчик такой худенький, одет не по осенней холодной погоде.
Напросился помогать копать огород моим знакомым. Врачихе одной разведенной.
А у нее нет денег ему заплатить. Она это, как положено, мальчику и
сказала. «Но вы меня покормите, ладно?» «Ладно», — договорилась врачиха.
Пошла, одолжила у соседки денег и купила мальчику колбаски. А у самой
тогда кофты не было приличной.
Вот так, господа Путин, Греф, Кудрин и Компания, кушают детки при
капитализме. Греф сегодня изрек с ученым видом знатока, что если государство
будет вмешиваться в бизнес, то это означает, что мы вернемся в эпоху
неандертальцев. Если не вмешиваться, Герман Оскарович, тогда точно
вернемся, потому что загнется хозяйство страны уже окончательно, последние
его отрасли. Как уже погибли текстильная промышленность, станкостроительная
и инструментальная (ну, посмотрите, каких стран инструменты продаются
на рынках), и прочие отрасли бывшей многопрофильной экономики страны.
Раньше мы могли делать все, и приемлемого качества. А теперь одно
сырье гоним за рубеж. Государство ушло из экономики, и наши мальчишки
не учатся теперь в ПТУ на токарей, на слесарей, на прокатчиков, вальцовщиков,
горновых. Что это за профессия, Герман Оскарович, вы хоть знаете?
А вы, господин Кудрин? А вы, г-н президент? А Сталин знал. Читаю я
сейчас книгу «Генералиссимус» В. Карпова. Спасибо, тов. Карпов! Хотя
бы за то, что я тоже кое-что узнал об искусстве полководца. Спасибо.
А то всякие Правдюки, Сванидзе, Андреи Сахаровы столько мусора нанесли
на его могилу, так очернили гения нашей Родины, что можно от возмущения
задохнуться. Нет у них стыда, у этих телегадов, ну что поделаешь —
за тридцать сребреников продался Иуда. Эти стоят гораздо дешевле,
и лгать, и чернить — это их профессия.
Девочка ко мне ходила в секцию — из Днепропетровска приехали в 1994
году, в году так 1998-ом ей стало лет 17, школу она закончила и пошла
на ферму к одному нашему скупердяю, Р-ну. Она по воскресеньям бывала
свободна, так даже на проезд ей денег не давал. «Так тебя довезут,
из жалости, — объяснял он ей. — А то твоя мать пропьет еще». Кормил
он девушку, но зарплату не положил. Толстый, похожий на гигантского
клопа. Его здесь все знают. Прежде был хулиганом, теперь фермер. Что,
государство не должно таким фермерам указать, меньше какого предела
они не имеют права платить своим работникам? Точно так же владельцы
лесопилок платят. Ну, немного побольше.
Так что дети России не видят этого расслоения общества на работодателей
и наемных работников, а по-нашему — кровопийц господ Разуваевых, господ
Колупаевых и быдло — нищего Балду, у которого, кроме цепей и нет ничего?
Учителя, врачи, культпросветработники, военные, короче, бюджетники,
— фактически тоже быдло. Бесправная, нищая учительница (преподавательница
техникума, ПТУ, института) в рваной, заштопанной кофточке, голодная,
сама решающая задачку, как из макарон сделать несколько вкусных блюд
для двоих детей или хотя бы одного, не станет ли она истеричкой? Не
станет? Может быть, даже возненавидит своих учеников, ни в чем, кстати,
неповинных. Они не дают ей приемлемой зарплаты? Разве они виноваты,
что бедны и не могут ту учительницу нанимать себе в репетиторы? И
не по всем предметам бывает это репетиторство, и не у всех учителей.
А вот ставки нищенские, издевательские, смешные у всех. У врачей.
У воспитателей детсадов. И всех их (женщин) оскорбляет тот факт, что
сопливая девчонка, но дочка богатеньких родителей, приходит на уроки
в платье, которое одно тянет на ее годовую зарплату, а шубка — на
десятилетнюю зарплату.
Так что, г-н президент, вы поймите, учителя, врачи, библиотекари не
могут быть в восторге от вашей идеи выкинуть из Мавзолея тело В. И.
Ленина. Это означает, что они примирятся с актом глубочайшего ограбления
их, а вы предлагаете — примириться. Кончилась Гражданская война, останки
генерала Деникина и Ивана Ильина вернули на кладбище-мемориал в Донской
монастырь. Мы правильно понимаем? Кончилась? Вашей победой! Поэтому
вы и торопитесь осуществить подленькую идейку Собчака — перезахоронить,
предать забвению имя Ильича, а значит и похоронить саму мысль о восстании
трудового народа.
Да не похороните. Не получится.
И учителя, и батрачки г-на Р-ина (фермера нашего), и миллионы других
работников (рабов) всегда будут мечтать освободиться от кандалов,
пут подневольного труда. Несмотря на гигантские потуги их оболванить,
с утра и до ночи неутомимо все каналы ТВ, радио, газетенки льют помои
на наше прошлое, на могилы героев-революционеров и славословят душегубов
Колчака (а разве на Урале, в Западной Сибири забыли плети его карателей,
виселицы, сожженные сибирские деревеньки, ну пусть пройдутся историки
по следам его «боевой славы» от Перми до Иркутска). Не за океанографические
изыскания его утопили в Ангаре.
Нынешняя «демократическая» власть (а Путин для вида сторонится близости
к либералам — Грефу, Чубайсу, но это только его хитрость) сумела расслоить
трудовой народ на прослойки небедных (нефтяники, газовики, например)
и прочих нищих. И эти группки населения теперь довольно неприязненно
относятся друг к другу. Раскололи нас эксплуататоры — сумели. И поэтому,
я думаю, в петербургской школе учительница довела до самоубийства
четырнадцатилетнего ученика. Он не видел просвета в будущем — одни
унижения и оскорбления. Эх, Владимир Владимирович, а были бы вы порядочный
человек, просто порядочный человек, предприняли бы какие-то меры,
сделали бы что-то, чтобы больше не ложились на рельсы дети.
Лечь на рельсы обещал нам первый президент России — Ельцин, если жизнь
пойдет хуже, чем была. Просим! Давно ждем!
А вы, г-н президент, заказываете себе PR-шоу — общение с влюбленным
в вас народом, а ваша обслуга старательно бережет вас от слез миллионов
настоящих нищих детей и их родителей, еще не кинувшихся на рельсы,
бьющихся из последних сил в вашем капиталистическом аду.
Только владелец сахарного завода в Ульяновской области г-н артист
будет возле вас облизываться в усы, как сытый, обожравшийся кот, требовать
захоронения Ильича. А спросить жителей той деревни, где сахарный завод,
который артист вовсе не строил, не лучше ли похоронить их «сахарозаводчика»
капиталиста? А? Чтобы дети их от нищеты под поезд не бросались.
Рома Лебедев. Безысходность толкнула его под поезд.