Показуха у нас (пиар-технологии по-новому) расцветает пышнее, чем в застойные времена. Тогда миллионы людей ездили в здравницы за бесценок, и это считалось обыденностью. На днях председатель Фонда социального страхования Галина Карелова торжественно вручила диплом-картину миллионному льготнику, получившему путевку. Все федеральные каналы показали отставного генерала и социальную генеральшу с полотном «1000000». Лучше бы они чаще реальную жизнь показывали!
Конечно, всем известно образное выражение: за Можай загнать, то есть отправить подальше, чуть ли не сослать, куда Макар телят не гонял. Наверное, присказка эта родилась потому, что много веков Можайский удел был окраинной западной землей Московского государства — дальше враг. Даже в конце ХVII века московский патриарх Иоаким отправился инспектировать и освящать новые церкви не куда-нибудь, а в «Можайский поход», хотя брат его Савелов владел ныне экскурсионными селами Сивково и Бородино.
Так вот, за Можаем (за райцентром) и Можайским водохранилищем, которое порой называют морем, раскинулись одни из самых живописных мест Московии, где всего двадцать лет назад по левому берегу стояло множество здравниц, турбаз и пионерских лагерей. Многие из них, еще крепких, готовых после ремонта хоть завтра принять счастливых отдыхающих (от проданного профилактория в Горетове, в бывшей усадьбе Бестужева-Рюмина, до дома отдыха МГУ в Красновидове), стоят брошенными и продолжают разрушаться. А совсем близко, в менее выигрышном месте, через трассу от Можайского моря, вовсю работает, развивается, несет людям здоровье и радость санаторий «Можайский» (для служащих Спецстроя России и для страждущих гражданских лиц, конечно). Поехал я за Можай, чтобы познакомиться с передовым реабилитационным центром, с красотами верховьев Москвы-реки, с реальной жизнью на ее берегах.

ВОЕННАЯ ЗДРАВНИЦА
В дороге, в рейсовом автобусе Можайск—Чернево, что на верховьях Москвы-реки, все разговоры местных жителей, попавших как бы в небольшой клуб на колесах, сводились только к одному: кто спился, отравился фальсифицированной водкой («Из Гжатска привозят, по 30 рублей продают эту отраву»), кто сгорел по пьянке в переносном и прямом смысле — в запылавшей избе или бане.
— Смотрю, Колька вообще нулевый идет. Говорю его жене: смотри, допьется. — «Пусть попьет!». Попил до смерти, а ведь 50 годков всего!
И так до самого моего выхода. Даже дачница подключилась и сказала, что в их деревне ферму закрывают, переводят скотину в Дор: «Люди совсем без работы останутся — окончательно сопьются. Ладно мужики — бабы напропалую пьют!»

Какая старая Россия!
Какой усталый местный люд,
Где молодые керосинят,
А пожилые — просто пьют...

Но и то целебное место в еловом лесу, куда я направлялся, большим количеством молодых да цветущих лиц, конечно, не встретило, тем более что в эту пору по здравницам России лечится много льготников — ветеранов и инвалидов, но по сравнению с другими виденными в этом году здравницами здесь встречалось куда больше крепких и бравых мужчин — все-таки профиль военного санатория чувствуется.
— Да, санаторий у нас ведомственный, — развил это наблюдение его начальник — полковник Анатолий Панин, — но лечим мы в основном гражданский персонал, хотя являемся еще и военными. Это, с одной стороны, хорошо и ответственно: мы имеем обязательства перед теми, кто строит и защищает Родину, кто воевал в горячих точках, а с другой стороны, при такой ответственности мы с 1993 года не получаем ни копейки из бюджета Минобороны: полный хозрасчет. Санаторий рентабельный и даже приносит прибыль. Кроме того, главный показатель — эффективность лечения профильных заболеваний. Она у нас составляет 98,9% за 2004 год. Основные профили: лечение сердечно-сосудистой системы, желудочно-кишечного тракта, периферической нервной системы. Человек приезжает с букетом заболеваний, и мы лечим не диагноз, а человека в целом. Одних диет разрабатываем до пятнадцати, а строго профильных — шесть.
Санаторий «Можайский» начал строиться тридцать лет назад не только потому, что место за Можаем — историческое, красивое, но и потому, что при строительстве пионерлагеря была обнаружена минеральная сульфатно-магниево-кальциевая вода из отложений Озерско-Хаванской толщи, как профессионально говорится, нижнего карбона с глубины 249 м. С еще большей глубины добывается соляной раствор — рапа — для лечения кожных заболеваний и заболеваний нервной системы. В год 6,5 тыс. человек оздоравливаем. При этом 75% приходится на московский регион. Начали усиленно работать с льготниками, хоть выделяли всего 450 рублей на койкодень, а сейчас — 500 рублей, но мы с удовольствием приняли 500 человек, да кроме того, больше 100 участников парада в Москве в честь 60-летия Победы к нам направили оздоровить.
Интересно, что близкими по составу можайской безгазовой воде является вода «Ашхабадская» (вот и вся перекличка теперь с бывшей союзной республикой), а также столовые воды курортов «Дороховское» и «Пржевальское». Ну, это понятно — один западный край средней полосы России и Московии.
Средняя зарплата по санаторию — 6,5 тыс. рублей, что для этих мест с разрушенным сельским хозяйством — немало. Именно столько у нас получает медсестра, врач зарабатывает 12—13 тыс. рублей. Особенностью нашего санатория является то, что мы лечим бесплатно не только профильные заболевания. Зубы заболели — иди бесплатно к стоматологу, единственно, что платное — охраняемая автостоянка.
По итогам 2004 года санаторий «Можайский» получил от губернатора Бориса Громова диплом І степени как победитель в конкурсе на лучшую организацию туристской индустрии в Московской области. В 2003 году здравница заняла второе место, в этом году снова отличилась, став одним из победителей конкурса на лучшую организацию туристской индустрии на приз губернатора Московской области в номинации «Санатории, санатории-профилактории, пансионаты с лечением».
Так что объективное признание успехов — налицо. Сам Анатолий Сергеевич к успехам уходящего года относит прежде всего то, что удалось отвлечь необходимые финансы на реконструкцию здравницы. И деньги эти не свалившиеся с неба, а заработанные. Другой заслугой коллектива он считает разработку новых методик по оздоровлению пациентов с болезнями органов дыхания, с профессиональной патологией, а также успешное применение методик оздоровления лиц с нетрадиционными сроками лечения, поскольку теперь отпуска в коммерческой сфере бывают короче, и люди свой отпуск делят. Переход на сжатые сроки в 10, 12 или 14 дней потребовал расширения штата за счет внутренних резервов. Все больше пациентов приезжает в санаторий с детьми, которые здесь принимаются с 5 лет.
Кстати, прочитал объявление в можайской газете «Новая жизнь» о том, что областной филиал №32 Фонда социального страхования РФ предлагает отправить детей на каникулы в летние оздоровительные лагеря (средняя полоса России либо Южное направление) за счет средств Фонда. Я было порадовался такой заботе и даже удивился столь широкому приглашению, но следующий абзац несколько озадачил: «При отсутствии денежных средств на счетах работодателя для оплаты путевок филиал №32 компенсирует расходы при письменном обращении (400 рублей в сутки на ребенка — с лечением, до 250 рублей в сутки — без лечения)». Но ведь цена пребывания ребенка в обычных здравницах от Анапы до Подмосковья — от 600 до 1000 рублей в сутки. Значит, родителям придется доплачивать приличную сумму — несколько тысяч за 10 дней. К тому же ничего не сказано о проезде к месту отдыха. В общем, сам факт появления такого приглашения говорит о том, что большинство родителей даже относительно благополучной Московской области не может отправить своих детей оздоровиться на каникулы.
Напомним, что финансирование детского отдыха в бюджете 2006 года осталось примерно на уровне 2005 года: 16142 млн. рублей против 15 027 млн. рублей, или 107% при официальной инфляции, доложенной президенту министром Грефом, — 10,5%. Значит, практически, несмотря на общее увеличение доходной части бюджета РФ за счет вывоза достояния грядущих поколений, финансирование детского отдыха сократилось! За такую сумму в лучшем случае сможет отдохнуть не более 2 млн. детей на 28 млн. завтрашних граждан России. На оздоровление детей и подростков по Фонду социального страхования общая цифра вообще осталась неизменной — 1308 млн., как в 2005-м, так и в 2006 году, то есть с учетом инфляции, подорожания билетов и прочих услуг заметно сократилась. И это называется бюджетом социального развития?
В бюджете здравоохранения на момент написания этой статьи оставалась зияющая дыра: не просчитанная сумма федерального бюджета, направляемая на социальную поддержку отдельных групп граждан по санаторно-курортному лечению, включая проезд к месту лечения и обратно, в соответствующей графе не прописана. Опыт 2005 года (когда эта сумма составила 9569 млн. рублей) показал, что на эту сумму можно пролечить около 1 млн. федеральных льготников, то есть примерно каждого пятнадцатого из 14,6 млн. имеющих на это право. Кстати, в течение этого года федеральный регистр льготников увеличился на 1,7 млн. человек! Вот как умеет считать ведомство Зурабова, который перестал оправдывать ошибки низкой зарплатой сотрудников, а стал просто утверждать, что прирост вызван не плохим учетом, а дополнительной регистрацией льготников, массовым оформлением инвалидности.
На недавнем заседании правительства министр Зурабов с торжествующими нотками заявил, что население одобрило 122-й закон хотя бы потому, что около половины льготников решили монетизировать свои права, взять положенные 450 рублей в месяц, где 50 рублей ежемесячно (или 600 рублей в год) было заложено на санаторно-курортное лечение. Ну, во-первых, мы знаем психологию и недальновидность наших людей: хоть малую сумму, а получить сейчас же! А во-вторых, сама смехотворная годовая сумма и одного дня пребывания в нормальной здравнице не покроет (например, в санатории «Можайский» один койкодень в достойном, не самом дорогом двухместном номере стоит 960 рублей), но, учитывая, сколько льготников по немощи, болезням и недопониманию не может или не хочет никуда ехать, да еще с учетом паразитического отношения правительства к самим здравницам, принимающим ветеранов и инвалидов себе в убыток (теперь им платят за льготника 500 рублей в сутки), складывалась впечатляющая картина — 1 млн. облагодетельствованных. Уточним, всего один. Из 53 млн. больных и пожилых (одних пенсионеров различных категорий 42 млн.!) людей, которые (по официальным данным) нуждаются в лечении. А по большому-то счету в таком лечении нуждается чуть ли не все население России.
Однако на следующий год, сообщил глава Минздравсоцразвития, зарезервировано всего 685 тыс. путевок, потому что, мол, заявки подали только 602 тыс. человек. Чем это объяснить? Знаменитой репликой Земляники из гоголевского «Ревизора»: «У нас, знаете ли, больные, как мухи... выздоравливают». Какими-то зияющими брешами в бюджете в связи с требованием денег вместо льгот? Недоработками служб социальной защиты или разочарованием в санаторно-курортном лечении? Объяснения нет, а снижение почти на 40% — есть!
— Чем вызвано сокращение? — удивился вице-премьер Жуков, который в прошлом году обещал массовое оздоровление ветеранов на курортах.
— Тем, что многие выбрали денежные компенсации, — нашелся главный здравоохранитель.
Но премьер Фрадков, умеющий считать и понимающий, что более 8 млн. не отказались от льгот, а, значит, надеются на бесплатное санаторное лечение, пришел на помощь:
— Жуков не понял: проблемы будут? Кто имеет право на путевку, получит ее?
— Конечно, получит, — успокоил Зурабов и вдруг как бы между делом посетовал, что на выкуп 2 млн. путевок у государства денег нет. Откуда всплыли 2 млн.: обещали в прошлом году такую динамику предоставления льгот, подсчитали всех, кому нужно и можно поехать в здравницы? Снова ничего не ясно.
Вот такие из тумана выплывают цифры, за которыми насущные жизненные проблемы. Они порой кажутся тупиковыми, но для того и надо общаться с профессионалами, чтобы видеть вполне реальные пути их преодоления. Спрашиваю полковника Панина, что надо, на его взгляд, сделать в первую очередь, чтобы не гибла, а развивалась курортная сфера? Он как человек военный, но давно окунувшийся в рыночную стихию и не надеющийся на бюджет или другие централизованные вливания, отвечает четко:
— Первое. Прежде всего надо при формировании дохода Фонда социального страхования не уменьшать отчисления от фонда оплаты труда, а увеличивать. На 2006 год ставка единого социального налога, отчисляемого в фонд соцстраха, снова снижена с 3,2 до 2,9%, что привело к снижению расчетных доходов на 16 млрд. рублей. Ведь мы же знаем, как порой относятся к труженикам так называемые успешные, процветающие предприятия: вкалывай, пока здоров, а потом ищи другую работу. Даже капиталистические законы по воспроизводству рабочей силы не действуют.
Второе. Существует такое понятие, как себестоимость путевки. Льготникам ее надо полностью компенсировать за счет государства, ну и по всем мировым законам хотя бы 5% заложить на развитие. Мы рвачеством не собираемся заниматься, но сложившуюся реальную стоимость надо из госбюджета компенсировать. А чтобы убедиться в ее реальности, есть проверенные пути.
Третье. Надо строго лицензировать деятельность здравниц. Вот к нам 15 декабря приезжает комиссия Росстандарта, чтобы выдать сертификат на условия проживания. Мы придерживаемся такого принципа: у человека должен быть выбор степени комфортности и цены. Пусть проверяют на соответствие. Такой же сертификат должен выдаваться на питание (сколько диетических столов мы разрабатываем!) и лечение (у нас все процедуры — не только по профилю заболевания, но и дополнительные — бесплатно). Все турфирмы и организации должны работать только с сертифицированными здравницами! И тогда мы, как и другие добросовестные курорты, за счет количества принятых отдыхающих компенсируем затраты без всякого вздувания цен.
Вроде бы все стройно, логично и вполне рыночно. Но в том-то и дело, что, отвергнув марксистскую политэкономию, мы почему-то никаких других экономических законов не придерживаемся даже в той отрасли, без которой немыслимо социальное государство, заявленное в Конституции России. Вот такие впечатления и раздумья я вывез из-за Можая, с берегов водохранилища, которое никак не встанет в слабо заснеженных берегах, не позовет властно рыбаков и любителей лыжных прогулок — всех, для кого сладок и целителен воздух Московии.
КРАСНОВИДОВО
Пошел из санатория в село Красновидово. День был влажно-морозный, пасмурный. Окраина березового леса слегка кружавилась заиндевелыми деревьями. Центральная улица упиралась в огромное для сельской местности здание с железной оградой. А на углу улицы Зеленой стояло крепкое краснокирпичное строение, перекликающееся с такой же кирпичной водонапорной башней, высящейся на другом краю села. Большие окна в нем зияли выбитыми стеклами, на угловом окне чудом сохранилась казенная занавеска. Прочитал на заржавевшей железной вывеске: «Красновидовский сельский клуб». Заглянул вовнутрь — даже половые доски сняты: запустение внутри неприступных стен.
Прошел за ворота ограды к светлому неотремонтированному зданию. У металлической двери посверкивает красная вывеска: «МГУ. Географический факультет. Красновидовская учебно-научная база». По фронтону гордо выложена дата строительства — 1945. Еще бы не гордиться — такое здание в последний год войны возвели! Работает ли эта станция, в каком режиме? — спросить было не у кого. Пустота, тишина, сумерки начинают сгущаться.
Обошел территорию станции, прошел к заливу Можайского водохранилища по тропинке, возле которой лежат две вытащенных лодки. Потом мимо крепкого еще спального корпуса пансионата, столовой и двух разоренных телефонных будок. Приблизился к желтым крепким довоенным строениям. На углу дома — массивная мемориальная доска: «В этом здании в октябре 1941 года находился штаб Западного фронта, которым командовал Георгий Васильевич Жуков». С другого угла — более скромный знак: «В этом здании в 1937—1941 гг. находился детский дом №2 для детей республиканской Испании». Теперь понятно, почему такая водонапорная башня, здание школы-клуба. По тем временам это был оазис, который действовал с конца ХІХ века! Здесь (как я узнал потом от можайского краеведа Владимира Ушакова) до детского дома размещался Дом одиноких инвалидов Московской железной дороги. Чего у них только не было: артель по плетению корзин, кузнечно-слесарные мастерские, разнообразные кружки. Земля мастеров и основательной рабочей жизни...
Мимо занесенной снежком танцплощадки — к холодно-сизой воде с чернеющими закрайками тонкого льда. Окинул тоскливым взглядом пустынные дали с серой гладью и голыми перелесками. На другом берегу, за лесом высились две башни — строения бывшего совхоза в селе Троице, как потом узнал у старожилов. Прошел мимо вывески «Продается дом» возле строящегося особняка к единственно живой точке — второму магазину. Спросил, кивнув на впечатляющее здание клуба постройки конца позапрошлого века:
— Давно закрыли?
— Лет уж восемь. А раньше школа в нем была начальная.
— Теперь и школы нет?
— В Горетово ходят.
— А какое-нибудь сельскохозяйственное производство осталось?
— Давно уж ничего нет. Даже дом отдыха МГУ сейчас пустует. Кто в селе без работы, кто в санатории работает, а кто в Можайске или ближе к Москве...
Вышел на улицу, где навстречу мне попался бравый юноша в джинсах и сравнительно молодой рыбак с пешней и пустым, похоже, ящиком. Что ждет их в этом селе с вызывающим по самолюбованию названием Красновидово? Почему студенты процветающего МГУ во главе с молодыми преподавателями не объединятся, как прежде, в строительный отряд, чтобы сделать игрушку из не окончательно еще погибшего дома отдыха. Местоположение его (на самом берегу) — изумительное, куда выигрышнее, живописнее, чем у нормально работающего санатория «Можайский», отделенного от водоема трассой. Или хотят разрушить, приватизировать, продать с выгодой в частную собственность?
Куда вообще идет сельская Россия, если здесь, в 115 километрах от Москвы, в издревле обжитых краях, дачников и новых землевладельцев несравнимо больше, чем коренных жителей, продавших за бесценок свои колхозные паи, окрестные поля и даже леса? В медпункте фельдшер рассказала, что обслуживает она всего человек 150 в округе Красновидова, а приезжих летом бывает — тысяч пять. Чувствуется, что к ним, к их средствам вся жизнь бывшего славного села и повернута. Единственная новостройка общего пользования в селе — третий магазин с большими окнами. «Универсам будет», — бросил на ходу чернявый хозяин завершающегося объекта бесконечной торговли. А смотрите-ка, все равно выгодно, раз строит. На знакомых станциях и в дачных поселках, где работал прежде один малолюдный магазинчик, теперь пять-шесть торговых точек с одинаковым набором товара. И тем не менее прибыль, значит, приносят. Вся страна — купи-укради-продай-обмани...
МЫСЛИ В ПУТИ
Я шел уставший и мрачный по продуваемой трассе, проложенной в лучшие годы, и, чувствуя неприятный озноб серого вечера, мучительно, как-то безвольно думал: «А может, крестьянская Россия этого веками и хотела — безделья и безответственности прежде всего?» В 1785 году вышла брошюра на местном материале, но на французском языке, под редакцией Макара Петровича Лонева — выходца из этих краев, сына крепостных крестьян можайского помещика. Сам Лонев выбился в конезаводчики, получил вольную, женился на учительнице Жозетте, освоил французский, но неизбывно помнил, как бедно выживали и надрывно трудились его земляки.
Через два века, в 2000 году, с помощью администрации и многих организаций, включая Можайский полиграфкомбинат и санаторий «Можайский», вышла бесхитростная книга «Можайские мемуары», где собраны воспоминания людей преклонного возраста, прошедших революцию, гражданскую войну, коллективизацию, оккупацию, послевоенные трудности. Читаешь и думаешь: да жил здесь кто-нибудь (кроме графа Уварова в Поречье, канцлера Бестужева в Горетове, поставщика царской кавалерии Колокольцева в районе Ильинской Слободы на краю Можайска) богато, ярко, красиво? Не воспоминания, а сплошные сетования и страдания. Мария Ивановна Доронина из деревни Горки, где находился командный пункт Кутузова, рядом с гордым орлом на монументе, помнила еще приезд Николая II на 100-летие Бородинского поля, муж Дорониной еще в Первую мировую воевал. Вот что она думает: «Ведь раньше, было время, люди честно работали, выпивали только по праздникам. Водка на каждом углу была, и дешевая. Но ее так не пили, как сейчас — ведрами! Мой муж и в рот не брал. Он, может, и выпил бы когда, но не было достатку. Шестеро за его спиной стояли!» Вот эти голодные сдерживающие рты за спиной многие вспоминают. А как не осталось этого беспощадного царя — «голод названье ему», по выражению Некрасова, — многие пустились во все тяжкие.
Вот рассказ Лидии Канаевой из села Семеновское на том же Бородинском поле: «Когда мы вышли в миллионеры? В колхоз «Бородино» объединились деревни Татариново, Горки, Бородино, Семеновское, Шевардино. Это, кажется, в 1955 году было. Председателем был Епифан Гаврилович Яковин. Утром, бывало, рано-рано (летом выходили на покос в 4 часа) в каждой бригаде побывает на мотоцикле, машины тогда не было у него. Мы тоже все работали, не покладая рук... Колхоз у нас пошел в гору: на фермах надои росли до 5 тыс. литров в год, потому что кормами были обеспечены, пшеницы получали до 40 цейтнеров с гектара. При Епифане Гавриловиче построили дома колхозникам (деревни сожгли в войну, в землянках жили), фермы, гараж, бани, клубы... На экскурсии в Москву, в театры нас всегда возили, на это денег председатель не жалел, особенно в 60-е,70-е годы. Молодежь все равно в город рвалась, там жизнь была легче: во мне, например, весу 54 кг, а приходилось поднимать мешки по 90 кг. Откуда же здоровье будет?» Правда, Лидия Ивановна рассказывала это, прожив 70 лет и находясь еще в относительном здравии.
Да, всегда была нелегкой жизнь на этих живописных, порубежных просторах, возьми хоть крестьян, хоть фабричных рабочих. У иных — почти вся вековая жизнь: надрывная работа, борьба за существование без просветов, без личного счастья и радостного отдыха. Но почему-то как раз такие люди не спились, не свихнулись, а вот те, кто успел хлебнуть достойной и сытой жизни с нормированным рабочим днем, Домами культуры, совхозными новостройками и хорошими зарплатами в промышленности, бесплатной учебой детишек и прочее, поддались на обман, захотели не послезавтрашнего светлого будущего, а халявного сегодня, согласились, надеясь урвать хоть толику с разграбления России и гибели родных краев. Но может, это измученные гены сработали, отозвалась дурная вековая мечта о скатерти-самобранке, хоть и с «паленой» водкой? И теперь надо снова очухиваться, начинать все сначала, ждать немца с французом в Марфином Броду или собственных инвесторов, как те, что возрождают Стрелецкую слободу? А, по упорным слухам, колхозные паи вокруг Гаретова скупила кавказская мафия, говорят, что чеченец товарищество возглавил... Или такова судьба России — снабжать свои окраины деньгами, а Запад — природными богатствами, колпаками для дорогих вин, которых сами производители и не пробовали? Но ведь были же на моей памяти светлые полосы: встречались на личных дорогах трезвые люди, хранители памяти; свежесрубленные дома для молодых специалистов даже в дальних валдайских селах; добротные фермы; школы и культурные центры из кирпича с выложенными датами на фронтонах, как на складе ГСМ на окраине Горетова: «Юрфак-77». Они еще стоят, порой разрушенные, как во многих селах на родине знаменитого можайского молока. Откуда же могло нагрянуть такое разорение, почему?
Не нахожу ответа на неотступные вопросы, которые снова донимали меня по пути из Красновидова в сгущающихся сумерках накануне Филиппова поста.
СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ
Библиотекарь санатория Наталья Мурашкина, которая постоянно выписывает «Советскую Россию» и собирает отдельно от аккуратной подшивки вкладыши «Отечественных записок», вспоминает, какие незабываемые встречи были в подмосковных санаториях. Она рассказала мне целую новеллу.
— Сижу, разбираю газеты, слышу вежливую просьбу дать почитать свежий номер. Голос очень знакомый, поднимаю голову, и сразу мысль: «Как на Виктора Розова похож. И с палочкой тоже — я про фронтовое ранение великого драматурга много раз читала». Выдала то, что отдыхающий просил, и все сходству поражалась: ну не сам же патриарх, думаю, в такую подмосковную даль приехал. Через некоторое время вдруг слышу объявление по радио: «В клубе состоится встреча с драматургом Розовым». Звоню быстро дочке, она тогда в 9-м классе училась: приезжай быстро, такого человека услышишь — всю жизнь вспоминать будешь. Только цветы возле столовой купи». Она примчалась, хочет цветы у дачницы купить — у той сдачи с крупной купюры нет. Дочка стала у отдыхающих просить разменять — никак. Вдруг слышит добрый голос: «Девочка, ты что хлопочешь, тебе деньги поменять?» — «Да, конечно, а то сейчас встреча будет с драматургом Розовым, мне цветы ему надо подарить». — «Да не надо никаких цветов, так приходи в клуб!» — смутился, замахав руками, седой человек, и девочка поняла, что это сам Розов и есть. Вот какая светлая память остается от человека, щедро наделенного талантом и добротой, каким, безусловно, был наш постоянный автор Виктор Сергеевич Розов.
ПРОДАННЫЙ ХРАМ
Если с просторов Можайского моря вам откроется на левом берегу дом с колоннами и красная церковь, пока еще не с куполом и крестом, а с тонкой телеантенной на барабане, то не торопитесь приставать, предвкушая сокровенную молитву или познавательный обзор, охрана может шугануть прямо от берега.
Я подходил к усадьбе ХVII века со стороны большого поселка Горетово. Дорога от шоссе идет мимо обшарпанных пятиэтажек военного городка, постаревших деревенских домов и растущих, как грибы, богатых дач. Встретил на скользкой дороге явно местную курносую бабушку, спросил: «Как пройти в усадьбу?» Она ответила с каким-то даже задором: «А вас не пустят — куплена усадьба-то!»
У кладбища дорога сворачивает к водохранилищу, к табличке с надписью: «Водоохранная прибрежная зона», где запрещена всякая деятельность. Но куда дальше таблички, до самой воды, раскинулось огромное предприятие с бетонным забором и надписью у ворот: «Предприятие охраняется собаками». Когда разглядываешь подробную карту Подмосковья, выбираешь приглянувшуюся точку, то представляешь, что встретит тебя какое-нибудь живописное место или приглядное село над Москвой-рекой, а попадаешь порой то в заброшенный населенный пункт, то в хаотически застроенную зону...
Но дорога к церкви ведет дальше, опять сворачивает и упирается в мощный металлический забор. Калитка ворот была не заперта, и я, протискиваясь, спросил у мрачного охранника: «Что сейчас в бывшей графской усадьбе?» «Частная собственность», — заученно буркнул он.
Я шел мимо ветшающих корпусов когда-то голубой, но вылинявшей «Схемы пионерского лагеря», вдоль бывшей столовой, где еще торчат за стеклом ножки положенных на столы металлических стульев. Потом открылся реставрируемый усадебный дом с белоснежными колоннами и, наконец, дорога привела к кирпичной многоярусной церкви. Возле лестницы стояли две иномарки, а на железной двери входа еще без надвратной иконы белело объявление: «Еженедельно в храме во имя Живоначальной Троицы с. Горетова будет проводиться молебен с акафистом Иисусу Сладчайшему». Я зашел в тесное помещение с аккуратным иконостасом и шумящим калорифером. Народу было немного: несколько женщин, мужчина в красной куртке, двое подростков. Священник уже произносил проповедь об апостоле Филиппе (это было накануне Рождественского, Филиппова поста). Дослушал до конца, подошел последним на благословение, а потом побеседовал с отцом Дмитрием. Я слышал о нем от библиотекаря санатория Натальи и собирался поехать к нему в село Мышкино, но автобуса подходящего не было, потому я и направился посмотреть ближнее Горетово. Так вот Господь сподобил здесь встретиться с о.Дмитрием и поговорить хотя бы накоротке.
Сам отец Дмитрий (Тюрин) закончил Сызранское училище, был боевым офицером, вертолетчиком, командиром летного подразделения. Уволился в запас в звании капитана и через 10 дней (он почему-то особенно подчеркнул: всего десять дней!) был уже семинаристом. К своим 36 годам батюшка успел не только закончить заочно Духовную академию, обзавестись пятью детишками, но и организовать приют для девятнадцати беспризорных ребят. Вы вдумайтесь только: в когда-то многолюдном селе Мышкино на Москве-реке теперь живет около 200 местных жителей в основном пожилого возраста, а о.Дмитрий воспитывает 24 ребенка. Столько во всем селе теперь не наберется, где в церковь ходит всего человек пять постоянно. «Но с приездом дачников, с Пасхи, храм всегда полон!»
Вернемся в Горетово, в старинную усадьбу. Село это на Москве-реке — древнее, в 1685 году по именному указу оно было вместе с селами Абрамово и Милятино отдано из дворцовых в поместье окольничему Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину с прямым повелением построить деревянную церковь во имя Живоначальной Троицы. Окольничий был женат на племяннице тогдашнего патриарха Иоакима Мавре Савеловой, чей отец владел селами Сивково и Бородино. И вот 24 мая 1687 года сам патриарх в своем Можайском походе освятил церковь в Горетове. Сын Мусина-Пушкина Платон Иванович написал прошение в Синод о строительстве каменной Троицкой церкви с приделами в честь Николая Угодника и святой Ирины, и 27 июля 1737 года возведенный храм был освящен.
В 1749 году все эти села оказались пожалованы графу Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину, непревзойденному дипломату, государственному канцлеру, который в течение 14 лет определял внешнюю политику могущественной империи. При нем усадьба достигла расцвета.
В середине ХІХ века новые хозяева устроили в селе ткацкую фабрику, а с 1890 года в селе значилась усадьба потомственной почетной гражданки Анфисы Бутиковой, которая усердно попечительствовала над местной школой. В советское время в Горетове был крепкий совхоз, военный городок летного полка, а в бывшей усадьбе располагался профилакторий и пионерлагерь. На вопрос «Чей?» теперь уж никто почти не ответит. Заведующая библиотекой Вера Мордвинова, которая тоже пришла на службу, вспомнила, что, кажется, Министерства рыбного хозяйства. Да, по почерку, по бесхозяйственности — похоже. Сразу на заре грабительского капитализма вся эта уникальная прибрежная территория была продана... в частные руки некоему армянскому предпринимателю Овсету Хукияну. Все-таки потрясает крестный путь России, сама смена владельцев: патриарх славного рода Мусиных-Пушкиных, великий канцлер Бестужев-Рюмин, почетная гражданка Бутикова, когда-то успешное, а потом разогнанное министерство и наконец Хукиян! Может, этот разворотливый делец — достойный сын своего народа, вот и отец Дмитрий говорит, что он лояльно настроен, уступил просьбе главы местной Глазовской администрации — Клавдии Степановной Русановой, разрешил по воскресеньям проводить службы. «Но ведь это — храм! — вздыхает батюшка, — правда, он числится по владениям как здание библиотеки...» Да, при профилактории там была библиотека-бильярдная. До сих пор библиотечные помещения с книгами на втором этаже храма остаются, но ведь власть-то знала, какое она здание продает!
Теперь Хукиян готов отдать его Церкви... в аренду на 50 лет. Когда я читал этнографические книги про Закарпатскую Русь, меня, помню, особенно потрясло, что православные храмы в землях Австро-Венгерской империи для унижения или большей прибыли отдавали в аренду местным евреям. Недаром фольклористы записали в тамошних селах немало песен вроде «Иде, иде Зельман, ключи нам от храма несе...», то есть ждущие крестьяне с радостью встречают арендатора, чуть ли не славят его! Прошло больше века, и что ж — горетовским православным придется сложить подобные песнопения в честь Хукияна?
Вообще, когда читаешь в прессе, что творится на русской земле, в голове порой подобные безобразия не укладываются, а когда отправляешься в путь и сталкиваешься с ними воочию — понимаешь наглядно, до чего же мы докатились, до каких пределов и беспределов терпелив наш человек. Вот тут и начинаешь снова задумываться о роли и силе Веры.
Во время поездки в Ленинград, на вечере, посвященном 50-летию «Советской России», от бескомпромиссных читателей пришло немало записок такого рода: «Наверное, будет справедливо, если газета наряду с материалами по вопросам религии предоставит возможность высказать позицию сторонникам атеизма? Ваше мнение.» (Ольга Мишурова, рабочая); «У вас огромная часть газеты посвящена православию, а ведь масса читателей — атеисты! Вы их забыли. Где материалы антирелигиозные?» (подпись неразборчива) и т.п.
Отвечать на суровые записки главный редактор Валентин Чикин доверил мне. Я начал с того, что само наше безумное время перемешало все понятия и термины. Ведь в записках, по сути, говорилось не об атеизме как таковом, а о воинственном атеизме подчеркнутых безбожников, которые требуют обличать, развенчивать, бороться с православием, клеймить верующих в антирелигиозных материалах. А не хватит ли нам безоглядно бороться и бичевать братьев по крови, судьбе, выпавшим общим страданиям? Да, в России лишь 5—6% истинно верующих (в Мышкине — несколько верующих на 200 человек, значит, вообще 3%). Но больше половины русских убежденно считают себя людьми православной культуры, христианской цивилизации (при этих моих словах раздались одобряющие аплодисменты), и «Советская Россия» четко соблюдает это соотношение, правдиво отражая реальность, посвящая «огромную часть» православию не как конфессии, а как коренной культуре, истории, судьбе России, неотрывной от святоотеческих традиций.
К этому ответу Валентин Васильевич Чикин добавил, что полоса «Русь Православная» была вообще создана тогда, когда в газете начал выступать митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, который хотел донести слово русского пастыря и патриота-заступника до всех соотечественников — верующих и атеистов.
После вечера ко мне подходили доброжелатели и уточняли, что речь шла о другом: о заигрывании священнослужителей с немилосердной властью, о встречающемся порой лицемерии, о непотребном сребролюбии, предательстве интересов обездоленных людей. Ну так и надо конкретно ставить вопрос! Действительно, много что смущает в сложившейся практике сосуществования церкви и власти, нищей паствы и денежных мешков. Даже в том, к слову, что молодой и упакованный глава семейства на воскресной службе в Горетове оказался состоятельным владельцем новой иномарки, который приехал с сыном не столько помолиться, сколько машину освятить. И отец Дмитрий после службы вышел на берег, прочитал скороговоркой молитву: «Освящается колесница сия...» (колесницу в миру зовут «лексус»), окропил автомобиль святой водой. Но ведь и его можно понять: приют на 19 беспризорников как содержать? Ведь обычно те, кто рьяно осуждает такие компромиссы, на приют не могут или не хотят пожертвовать.
Или вот еще пример. Недавно был в Воскресенске, познакомился с замечательным батюшкой — 35-летним отцом Сергием (Решетовым) из села Ачкасово, что тоже на левом берегу Москвы-реки, но куда ниже по течению, за Воскресенском. Рыжебородый отец 6 детей спас от закрытия восьмилетнюю школу в селе. Там учится всего 19 ребят, по совпадению — как в приюте о.Дмитрия. С радости, что удалось отстоять очаг просвещения, о.Сергий открыл в школе кружок резьбы по дереву, возит ребят на экскурсии, поет для них свои песни.
Вот вы, мои оппоненты в ленинградской аудитории, читатели-атеисты, много ли можете привести ответных примеров, чтобы мужчины 35—36 лет (самый расцвет!) имели в семье по 5—6 детей, да еще с радостью занимались проблемами детей чужих, брошенных, устраивали воскресные школы, спектакли, кружки по интересам? А мне посчастливилось познакомиться с двумя такими москворецкими священниками, и, честно признаюсь, я даже воспрянул как-то духом. Ведь стоит лишь отъехать от Москвы — больно становится за Россию, разрушаемую и вымирающую, разворованную и униженную. Мне кажется, что если и удастся вернуть русскому люду здесь, в Горетове, хоть пядь прекрасной исторической земли над Можайским морем, то лишь благодаря церкви и православному приходу, если он стряхнет с себя губительное равнодушие. Пусть на полвека обретут (с арендой у армянина или навсегда) с судами и трудным законным возвращением владений православной церкви (ведь это дико: краеведческие музеи из монастырей после указа Ельцина о возвращении храмов Церкви в неприспособленные помещения выбрасывали, а частную собственность на многовековой храм, выходит, не трожь?), но другой надежды на торжество разума, на пробуждение совести пока не вижу...
Вот сколько впечатлений и раздумий дарит одна лишь не очень дальняя поездка за Можай, за рукотворное море. Помню, москвич И.Ф.Рещиков после моей статьи «Креста на вас нет!», появившейся в «Советской России», принялся в письме поучать автора вот таким странным образом: «Вопрос календаря весьма сложный. Вы затронули его, совершенно не думая ни о последствиях, ни о правильности этого шага». Уж прямо «совершенно не думая». Зачем же тогда я столько лет вел на этих страницах рубрику «Мой месяцеслов», снимал «Национальный календарь» на телевидении, а сейчас готовлю ежедневную программу на радио «Листая летопись времен». Многие читатели газеты знают, что я издал огромный том «Русский месяцеслов на все времена», но нынешние православные ортодоксы, особенно, как я заметил, москвичи, любят поучать и проявлять при этом, как бы помягче выразиться, эдакое благопристойное хамство: «Прежде чем излагать свои мысли о календаре, надо досконально изучить вопрос и подумать о последствиях, это же не о санаториях писать — съездил, почитал путеводитель... Так что пишите о том, что вам доступно». Спасибо, барин, что хоть о доступном снисходительно разрешили писать, но хочу заметить: находишься ли ты в пути без всяких спецсредств и привилегий, сидишь ли в одиночестве над страницами русского календаря и умных книг, самое трудное — соединить прошлое и настоящее, понимая разумом и болящим сердцем, что за каждой датой и Богом отмеченной местностью встает судьба России и ее детей, которым вещий ворон несет то мертвую, то живую воду.

 

 

Александр БОБРОВ