Почти вся сознательная жизнь известной советской поэтессы Людмилы Константиновны Татьяничевой была крепко связана с нашим могучим и щедрым Уралом, его мастеровыми людьми, и мало кто знает, что родилась она в тихом среднерусском городке Ардатове, что стоит на высоком берегу реки Алатырь. Так случилось, что она рано осталась без отца.
«Он умер, когда мне было три года, — вспоминала поэтесса в своей автобиографии «Коротко о себе» в 1969 году. — Моя мать, Агриппина Степановна Татьяничева, учительствовала. По отзывам людей, знавших ее, была она человеком одаренным и необычайно добрым. Людям, попавшим в беду, готова была отдать последнее. Она писала стихи, вела дневник. К сожалению, мне не пришлось прочитать ни одной строки. Стихи ее не сохранились…»
Вот откуда в Людмиле Татьяничевой пристрастие к поэзии, а главное — необычайная доброта и внимание к людям.
Они жили с матерью в мордовском селе Хлыстовка Чамзинского района. Здесь на плечи ребенка обрушилось огромное горе: после неудачной операции, которую делали в Казани, умерла мать.
«Мне очень хотелось запомнить ее могилку, тот бедный холмик, в изголовье которого не было ни креста, ни памятника, ни красной звезды. Я сняла со своей шеи шерстяной шарфик и обвязала им теплый ствол березки, росшей поблизости, искренне веря, что по этой примете смогу безошибочно отыскать дорогую для меня могилу».
Так навсегда оборвалось ее детство.
Людмиле Татьяничевой было всего девять лет, когда из Хлыстовки отправилась в дальний путь. Она уехала на Урал, в Свердловск, где жили ее дальние родственники Кожевниковы. Своих детей у них не было, они решили удочерить Людмилу. Поэтесса тепло вспоминает эту интеллигентную семью. Глава ее — Константин Рафаилович — был человеком незаурядным: преподавал физику, был страстным охотником, очень влюбленным в Урал, своими знаниями и наблюдениями охотно делился с юной воспитанницей, учил ее понимать живую душу природы. Его
жена Мария Александровна тоже педагог, преподавала русский язык и литературу в учебных заведениях города и всячески поощряла увлечение Людмилы поэзией.
«После окончания семилетки началась для меня трудовая жизнь: я пошла работать на вагоностроительный завод имени Воеводина ученицей токаря. Здесь впервые ощутила чувство рабочего товарищества и личной привязанности к коллективному труду. И ни с чем не сравнимую радость, когда из куска металла формируется точная деталь, сверкающая стальными гранями. Деталь, выточенная твоими собственными руками!»
А потом в ее судьбу неумолимо ворвалась Магнитка. Молодая, красивая, манящая. Окончив рабфак и два курса института цветных металлов, девушка поехала на великую стройку у подножья горы Магнитной.
«Почему? Потому что не поехать туда не могла! Ведь Магнитка в те годы для молодого сердца значила не меньше, чем Сибирь для молодежи шестидесятых годов».
Весной 1934-го, когда поэтесса 19-летней девчонкой приехала сюда, Магнитка встретила ее брезентовыми палатками да бараками. Приютила ее семья поэта Михаила Люгарина. В крохотной комнатенке жили четверо, пятая — она. Спала на полу, под голову — подшивку газет.
Горком комсомола направил ее в редакцию городской газеты «Магнитогорский рабочий». Работала она репортером в отделе хроники, литературным сотрудником в отделе писем, заведовала отделом культуры и быта. И еще продолжала пробовать свои силы в поэзии.
Мы помним город с колыбели:
Седел ковыль, ржавел бурьян,
Да ветры по-киргизски пели,
Привстав на золото стремян…
Эти стихи Л.Татьяничева посвятила городу своей юности — Магнитке.
Магнитогорские литераторы стали ее близкими и верными друзьями. Вместе выступали перед рабочими на строительных площадках комбината, порой до самой зари обсуждали только что родившиеся стихи и рассказы.
«Литературная жизнь Магнитогорска тех лет била ключом, — вспоминает она в своей автобиографии об этой поре. — Мы выпускали литературные страницы в городских и многотиражных газетах. Был у нас даже свой ежемесячный журнал «За Магнитострой литературы». Формировалась сильная литературная организация. В нее входили: Борис Ручьев, Василий Макаров, Александр Авдеенко, Михаил Люгарин, Марк Гроссман, Вячеслав Дробышевский, Николай Смелянский, Анатолий Панфилов и другие».
Серьезным испытанием стали 1937–1938-е годы. По умышленному навету были арестованы ее близкие друзья-поэты: Б.Ручьев, В.Макаров, М.Люгарин и другие. Только чудо спасло Людмилу Татьяничеву — в эти годы она училась на очном отделении Литинститута имени А.М.Горького, и, возможно, лишь это помогло ей избежать участи своих литкружковцев.
«А потом грянула Великая Отечественная. Последние государственные экзамены в Литинституте наш выпуск сдавал уже во время войны, когда над Москвой выли сирены воздушной тревоги, а многие наши товарищи, наскоро попрощавшись, уходили на фронт и в ряды ополченцев. Как я завидовала им! Но дома, в Магнитогорске, ждал пятилетний сын. О фронте нечего было и думать.
…Работать приходилось очень много. В дни ночных дежурств сотрудники редакции почти по суткам не уходили домой.
Война — это школа, где не бывает второгодников. Человек либо выдерживает испытание, либо не выдерживает…
Магнитогорцы по праву считали себя непосредственными участниками великой битвы. Каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, изготовлялся из магнитогорской стали…»
Безусловно, Л. Татьяничева, как и сталевары, доменщики, прокатчики и железнодорожники, тоже чувствовала свою причастность к этому трудовому подвигу Магнитки.
«Стихи, которые я писала во время войны, были утверждением главной мысли: линия фронта проходит через каждое сердце…
В 1944 году в Челябинске вышел мой первый сборник «Верность». А спустя несколько месяцев решением Челябинского обкома партии была назначена директором областного книжного издательства».
Высокая и ответственная должность. Скольким поэтам и прозаикам она помогла в ту суровую годину издать свои книги! Поэт Михаил Львов рассказывал автору этих строк, что в сорок четвертом комбриг Челябинской добровольческой танковой бригады М.Г.Фомичев предоставил ему, офицеру связи, краткосрочный отпуск на Южный Урал, чтобы он выпустил сборник своих фронтовых стихов. Всего две недели было в распоряжении поэта. Он обратился к Л.К.Татьяничевой, и она, устроив обсуждение, предоставила «зеленую улицу» его рукописи. Михаил Львов помогал полиграфистам набирать и верстать книжку, сам вычитал ее. И ровно через тринадцать дней (небывало короткий срок для военной поры!) книжка стихов М.Львова «Дорога» была уже готова. Несколько десятков экземпляров он взял с собой, а половину тиража военный отдел обкома партии отправил на фронт. В посылках, вместе с махоркой, шерстяными носками и варежками, уральские танкисты получали и сборник стихов своего однополчанина.
Людмила Татьяничева прекрасно понимала цену поэтического слова в то суровое время. Кроме того, через тысячи километров она обогревала друзей-фронтовиков своим щедрым словом, помогала в издании их стихов. Вот строки из ее письма магнитогорскому поэту и прозаику Александру Лозневому.
«Дорогой Александр!
Приезжай на Урал. Будем сообща создавать нашу писательскую организацию, в песнях прославлять наш величественный мужественный край. Я взялась за большое дело — собрать, объединить, поднять все литературные силы. Дается это с большим трудом, но результаты уже сейчас видны».
Написанные более 60 лет назад, эти строки говорят о многом. О заботе и внимании поэтессы к близким друзьям, о чуткости ее сердца.
И хотя последние годы Людмила Татьяничева жила и работала в Москве, ее сердце всегда стремилось в родное Синегорье — так она называла Урал. Именно там были написаны ее лучшие стихотворения.
— Урал для меня — школа благородства и мужества, школа высокого трудового горения, — говорила Татьяничева на своем юбилейном вечере в Челябинске в апреле 1975 года. — Нельзя сказать «бывшая мать», нельзя сказать «бывший уралец». Эти слова не сочетаются. Уралец навсегда уралец…
Когда Людмила Константиновна тяжело заболела, она держалась очень мужественно, стараясь не приносить никому боли и огорчений. Осенью 1979 года я позвонил ей и предложил принять участие в съемках телефильма о ее жизни и творчестве. Поэтесса отказалась.
— Сейчас осень, я тяжело больна и выгляжу ужасно. Давайте доживем до весны и, если я пойду на поправку, встретимся у меня на даче. Пригласим моих близких друзей и душевно, за чашкой чая поговорим. Эту встречу вы и сможете снять…
К сожалению, этому не довелось сбыться. 8 апреля 1980 года ее не стало. Спустя месяц после ее кончины наша съемочная группа ЧСТ побывала в ее московской квартире. Здесь все оставалось так, как было при ее жизни: книги, пишущая машинка, ручки, карандаши. На столе лежали отпечатанные стихи. Меня поразило — где поэтесса черпала силы и терпение, чтобы, зная о близком конце, писать так вдохновенно, мужественно, с достоинством. Она уходила из жизни гордо, не склоняя перед смертью головы.
Сколько собратьев по перу остались навсегда благодарны ей за превосходную поэтическую школу! О своей благодарности ей говорили в телефильме поэты Николай Доризо, Михаил Львов, Валентин Сорокин, Лариса Васильева.
Это был человек сильной и гордой воли. Такой она осталась в моей памяти, в памяти друзей и земляков-уральцев.
Мне бы только успеть,
Мне бы только суметь
О России моей
Полным голосом спеть! —
Думается, она полностью исполнила свой поэтический долг и перед Россией, и перед своими читателями.