Всякая революционная ситуация характеризуется известным рядом фундаментальных
признаков и различных характерных симптомов, по которым искушенный
глаз отличает революционную ситуацию от нереволюционной. Среди таких
симптомов — массовое движение за освобождение политических заключенных.
В России подобные движения возникали не раз. Большей частью власть
артачилась до последнего, и узники выходили на свободу только с победой
революции, уступая свои камеры деятелям правящего режима. Однако бывали
эпизоды, когда под давлением массового общественного протеста власть
шла на уступки и освобождала политзаключенных. Иногда это помогало
режиму удержаться у власти, иногда не помогало.
Вспоминается, например, как в разгар всеобщей забастовки, 18 октября
1905 года, лидер московских большевиков Николай Бауман был выпущен
из Таганской тюрьмы на основании царского манифеста «о даровании прав
и свобод». Освобожден, но тут же подло убит из-за угла агентом охранки.
А в феврале 1994 года фракции КПРФ и АПР добились от Государственной
думы амнистии участников ГКЧП и освобождения из «Лефортова» руководителей
защиты Дома Советов. С тех пор такого в российской истории не было.
И вот, 11 лет спустя, события повторяются.
Резолюции практически всех январско-февральских акций протеста особым
пунктом требуют освободить всех осужденных и задержанных по «делу
о монетизации». Это требование было оглашено 9 февраля председателем
ЦК КПРФ Г. Зюгановым с трибуны Государственной думы. В минувший вторник,
при встрече лидеров думских фракций с президентом, Зюганов передал
Путину список тех, кого оппозиция требует освободить. В нем среди
других — имена семерых национал-большевиков, приговоренных к пяти
годам за акцию в здании Минздрава против принятия закона о монетизации
2 августа прошлого года . Путин не просто пообещал разобраться, но
тут же наложил соответствующую резолюцию с поручением генпрокурору.
Первые, хотя и очень противоречивые, результаты не заставили себя
ждать. В четверг Московский городской суд, рассмотривая кассационную
жалобу на приговор нацболам, вернул дело в Тверской межрайонный суд
для устранения некиих «формальных недостатков», которые, судя по сообщениям
информагентств, в известной мере нарушали права подсудимых. В частности,
они были лишены возможности присутствовать на суде лично (предполагался
телемост). Теперь же суд намерен слушать дело в их присутствии. Слушания
отложены на месяц, который осужденные по-прежнему проведут в СИЗО.
Очень примечательно, что сделано это было по ходатайству самого прокурора.
Что сие означает? С точки зрения тактики обвинения, это может означать
все, что угодно. Если прокурор намерен настаивать на справедивости
приговора, то он заинтересован в обеспечении безукоризненной процессуальной
чистоты слушаний, дабы не дать повода для дальнейших апелляций. Если
же он расположен согласиться со смягчением приговора, то и здесь ему
нужно обеспечить подсудимым режим наибольшего благоприятствования.
Тем не менее происшедшее, мягко говоря, не совсем обычно. Зная современную
судебную практику, можно предположить, что дело отложено не без рекомендации
с самого верха. В противном случае Мосгорсуд не замедлил бы подтвердить
решение нижестоящей инстанции, как это он уже не раз проделывал в
иных случаях. Однако на этот раз власть явно взяла тайм-аут на размышление.
В течение месяца наверху будут раздумывать, как поступить.
Одновременно произошло еще одно событие. По другому делу против нацболов,
устроивших известную акцию в президентской приемной, следствие переквалифицировало
абсурдное обвинение в «насильственном захвате власти» (от 12 до 20
лет лишения свободы) на обвинение в «массовых беспорядках» (от 4 до
10 лет). И хотя хрен редьки не слаще, здесь также просматривается
намек на возможность дальнейшего смягчения репрессий.
В общем, сделаны микроскопические, ни к чему не обязывающие уступки,
которые в любой момент легко взять назад. Но дипломатическая суть
их понятна: послан сигнал о том, что торг возможен. Кремль, очевидно,
ожидает теперь каких-то ответных сигналов от оппозиции и от самих
заключенных. Ну, допустим, смягчения позиции по 122-му закону, прекращения
акций протеста, «чистосердечного раскаяния» и т.п.
Однако торг здесь неуместен. Не следует забывать, что нынешний правящий
режим — бонапартистский, то есть поддерживающий свое господство путем
лавирования между различными социальными силами. Поэтому даже с чисто
политической точки зрения вступать в торг с таким режимом — значит
облегчать ему лавирование и способствовать тем самым его укреплению.
Но особенно неуместен этот торг с точки зрения моральной, ибо речь
идет вовсе не о «помиловании» всех «наказанных» в уголовном и административном
порядке за протест против монетизации льгот, а о признании их человеческой
и гражданской правоты. Ведь вред, причиненный зурабовской мебели,
никак не сопоставим с вредом, причиненным самим Зурабовым здоровью
и человеческому достоинству миллионов пенсионеров.