ПЕРЕБЕЖЧИК
Последняя неделя перед новым 1943 годом на участке 198-й стрелковой дивизии под Любанью выдалась сравнительно тихой.
27 декабря, ближе к полуночи, намаявшийся за день начальник штаба лыжного батальона капитан Николай Алешин наконец-то прилег. Не успел задремать, как его растолкали: бойцы привели перебежчика с той стороны. У него обнаружили компас, электрический фонарь, записную книжку с какими-то адресами, непонятными значками и цифрами. Поначалу назвался он бежавшим из плена младшим лейтенантом Волковым, но Алешину представился батальонным комиссаром Кернесом из 244-й стрелковой дивизии.
Вел себя перебежчик спокойно, даже уверенно. Объяснил, что воевал на Юго-Западном фронте. В июне 42-го под Харьковом попал в плен. Прошел несколько лагерей на Украине, в Баварии, Польше, привлекался к формированию Русской национал-социалистической армии. В конце концов оказался на Восточном фронте в составе рабочей команды по ремонту дорог. Удалось бежать... Волковым назвался из боязни попасть под горячую солдатскую руку.
Лишь в особом отделе НКВД 54-й армии он явно занервничал — когда попросили одежду на санобработку. А когда вернули ее, успокоился...
Новый год он и заместитель начальника армейской контрразведки капитан Добротин встречали вместе. На допросе Кернес был в приподнятом настроении, охотно рассказывал о себе.
— А откуда у вас это? — вдруг прервал его Добротин. И показал свернутые в трубочку листки бумаги. Рука Кернеса дернулась к поясу брюк... А капитан уже зачитывал вслух:
«Александр Васильевич! Доволен, что моя первая оказия дошла до вас. Меня интересует ваша точка зрения по второму пункту моих предложений, так как вы ничего не говорите в своем ответе второго гонца.
Крайне интересно с артелями Мерецкова, Меркулова и Первухина. Странные люди. Не время говорить о правах, когда надо говорить только об обязанностях. Не правда ли?
Парольные связи с моими ближними к вам филиалами даст Кернес, а о ходе нашей работы вас проинформирует мой связник...
Вы спрашиваете, ориентироваться ли на роль Бориса Михайловича? Не советую. Устарел и потерял популярность.
Слава России! Глава РСНП генерал-майор (комбриг) И. Бессонов».
«Берлин, 16 дек. 1942. Господину маршалу Тимошенко. Переданные господином Кернесом предложения вашей оппозиционной группы относительно сепаратного мира с Германией были с интересом приняты к сведению. Однако отсутствуют достаточные полномочия для господина Кернеса, а также данные о силах этой оппозиции. Связь господ Шапошникова, Кузнецова, Рокоссовского, Потемкина, Мельникова и Мехлиса с направлением, представляемым господином Василевским, была бы желательна. Господин Кернес об этом устно доложит. Для продолжения переговоров ожидается командирование вашего уполномоченного представителя с конкретными предложениями. Крюгер, генерал».
Дочитав, капитан спросил:
— Вы понимаете, что мы ждем от вас правдивых показаний?
— Конечно. И я готов их дать. Миссия у меня серьезная, чрезвычайная. По заданию германского командования я должен установить контакты с советским правительством для обсуждения условий сепаратного мира с Германией...
СМЕРШ БЕРЕТ СЛЕД
То, о чем рассказал Кернес, не вписывалось в рамки привычных акций Абвера, и было вне компетенции фронтовой контрразведки. В адресованных генералу армии Василевскому и маршалу Тимошенко письмах — очевидный намек на якобы их причастность к закулисным переговорам с немцами... Что это — бред не совсем здорового человека, провокация или тщательно продуманная игра Абвера? Кто на самом деле перебежчик, выдающий себя и за советского комиссара, и за представителя вражеского командования?..
Вскоре Кернес давал показания уже в Главном управлении армейской контрразведки Cмерш. Тут выяснилось, что фамилия его органам НКВД известна. 7 мая 1936 года оперативные сотрудники зафиксировали доверительный разговор некой британской подданной Маррей Лорейн в московской гостинице «Савой». Лорейн сожалела, что ей на этот раз не удалось встретиться с пограничником Иосифом Кернесом, с которым она прекрасно проводила время в Шанхае. Она просила передать Иосифу, который учится в Ленинградской военной академии имени Толмачева, что «Маррей обязательно с ним увидится», не исключено, опять приедет в Читу... Есть и краткое описание внешности Кернеса: «в возрасте 20—21 г., брюнет, волнистые волосы, худощавое лицо — тип еврея».
На допросах во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке сразу дали понять, что жизнь он сможет сохранить при условии, если расскажет всю правду. И пришлось Кернесу распахивать полог над тайной своего «второго пришествия» на родную землю. Признался, что в харьковском лагере военнопленных назвался русским польского происхождения, родом из Прибалтики: «Я знал, как на Холодной Горе солдаты и офицеры относятся к комиссарам, особенно к евреям, и чтобы сохранить свою жизнь, решил выдать себя за представителя якобы существующей в СССР контрреволюционной организации, которая состоит из остатков троцкистов, правых, сторонников Тухачевского и других антисоветских организаций. История этих организаций мне была хорошо известна, и я решил, что германская разведка заинтересуется этим делом».
Клюнули, причем не только в разведке, но и в министерстве иностранных дел рейха. Кернеса обстоятельно допрашивали, сначала некий доктор Ф. Таубе, потом фон Шуберт из отдела информации германского МИД. Последний так расчувствовался, что вручил Кернесу банку консервов, другие продукты и восторженно докладывал наверх: «Комиссар не говорит, однако очень хорошо понимает по-немецки и производит особенно интеллигентное впечатление. Он частично дал очень интересные показания, верность которых отсюда нет возможности проверить. Я полагаю, что он может высказать еще больше, что, может быть, представляет большой интерес...»
Кернес удостоился получасовой беседы в Полтаве с генерал-фельдмаршалом Федором фон Боком, в ходе которой озвучил свою роль парламентера глубоко законспирированной подпольной организации. У ее истоков, дескать, стояли Базанов — начальник кафедры Военно-политической академии имени Ленина и работники Главного политуправления Красной Армии. Среди сочувствующих — маршал Шапошников, генерал Василевский, другие видные военачальники. Накоплены, мол, большие силы, способные осуществить государственный переворот.
Судя по реакции, Бока это заинтересовало, а Кернесу его внимание добавило фантазии и воодушевления. Он написал министру иностранных дел Германии Риббентропу пространное письмо, в котором утверждал, что прибыл в тыл немецких войск добровольно, с задачей «ознакомить правительство рейха с целями и программой оппозиции, возможностями прихода ее к власти, заключения сепаратного договора между Россией и Германией».
Не получив ответа, пишет снова. Риббентропу и самому «вождю германского народа рейхсканцлеру Германии господину Гитлеру». Дескать, он, «в недавнем прошлом научный работник Московской военно-политической академии и сотрудник Главного политического управления Красной Армии, а в последнее время комиссар одной из пехотных частей, по доброй воле отдал себя в руки передовых подразделений германских войск. Мой переход линии фронта обуславливается не субъективными причинами, а является выполнением приказа, полученного мной свыше. Это распоряжение дано мне руководством оппозиционной организации в России, существующей с начала текущего года, и является выражением глубокого общественного недовольства ходом войны с Германией, показавшим стране всю несостоятельность нынешнего правительства Сталина и его приближенных...»
И далее в этом длиннющем послании: «Взвесьте, господин рейхсканцлер, со всей присущей вам гениальной прозорливостью наши предложения...
Нынешнее сталинское правительство никогда не пойдет на подобный мир с Германией, ибо это правительство, превратившее страну в вооруженный лагерь, провозгласившее своим девизом борьбу с гитлеровской Германией, готовящее страну десятки лет для подавления и преобразования Германии на коммунистический лад...»
Наконец, и наболевшее, личное: «Я должен сообщить вам, г-н рейхсканцлер, о новом неслыханном унижении, к которому я по приказанию, видимо, лагерного начальства, должен был подвергнуться. Речь идет о ничем не объяснимом требовании пройти медицинский осмотр на предмет выявления моего происхождения. Я прошу, г-н канцлер, до тех пор, пока не решится судьба моей миссии, не подвергать меня этому крайнему нарушению достоинства человеческой личности, тем более несовместимому с целью моего нахождения в Германии...»
«ПУЛЬКА» С ВЛАСОВЫМ
То, что его обращения дошли до адресатов, Кернес понял, когда его вдруг перевели в Винницкий зондерлагерь при разведуправлении вермахта. Здесь он познакомился с генералами Власовым, Новиковым, комбригом Дворкиным, полковником Романовым, летчиком-разведчиком капитаном Симаком — политруком, родственником члена ЦК ВКП (б) А.С. Бубнова, бывшим корреспондентом «Известий», участником перелета Москва—Пекин... А майор Сахаров, давний знакомый по совместной службе, посоветовал Кернесу устраиваться, как и он. Это означало, не испытывая судьбу, быть доверенным лицом абверовского капитана Петерсона. Сам Сахаров уже прошел испытания и вскоре должен стать командиром артполка в Русской национальной армии.
Еще в Полтаве Кернесу доводилось кое-что слышать об этой армии. После серьезных неудач под Москвой, обеспокоенная еще и вынужденным топтанием под Ленинградом, верхушка рейха задумалась. Идея блицкрига терпела крах, нужно было искать или создавать резервы для продолжения войны позиционной, затяжной. Рассматривалась возможность переведения ее в России на рельсы междоусобной гражданской войны. Сотни тысяч советских военнопленных могли, по мысли гитлеровцев, как нельзя лучше подойти для этой роли.
В соответствии с этой доктриной изменилось поведение лагерной обслуги, иным стал тон издаваемых для заключенных газет «Клич», «Правда», «Новое слово». Они теперь утверждали, что немцы пришли освободить советских людей от «ига Сталина, жидов и комиссаров». При этом установление порядка на русской земле станет делом самих русских. И потому они будут решать свои проблемы, украинцы — свои, прибалты — свои... В отличие от других лагерей в Винницком немцы были неназойливы, терпеливы, предупредительны. Видимо, рассчитывали, что на хорошо удобренной почве плод быстрее созреет сам.
И он вызревал. Небольшие организации «Русских националистов» из украинских лагерей, «Русской крестьянской партии» из прибалтийских, «Украинской народной националистической партии», «Союза свободных казаков», «Магометанской народной партии» почти готовы были слиться в антисоветском экстазе и образовать единую Национал-социалистическую партию. Вслед за этим, по мнению главного гитлеровского идеолога Иозефа Геббельса, автономным, независимым от России, но связанным «дружбой» с рейхом Украине, Казахии, государству Имама предстоит создать единую армию. Под патронатом тайной полиции и министерства пропаганды Германии, разумеется.
Кернесу об этом доверительно рассказывал бывший командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Андрей Власов, который и должен был, по замыслу немцев, стать во главе Русской национальной армии. В лагере он был на особом положении: свободно передвигался по его территории, жил в отдельной комнате с максимумом возможных удобств. Почти ежедневно здесь расписывалась «пулька», на которую хозяин приглашал и Кернеса.
К решению стать во главе Российской освободительной армии, как утверждал Кернес в 1946 году, Власова подтолкнул случай. Как обычно, играли в преферанс, когда кто-то вдруг сообщил о приказе наркома обороны СССР, в котором бывший командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Власов объявлялся изменником Родины. В те минуты на него страшно было смотреть. Он больше не присел к карточному столику, все ходил по комнате и возмущался:
— Нет, вы подумайте, как ценят людей в Советской стране. Десятки лет непорочной службы коту под хвост. После пленения, в котором я совершенно не повинен, меня производят в изменники...
Решение для себя он, видимо, уже сформулировал и теперь искал аргументы в его оправдание. С напором, словно убеждая других, говорил, что за долгие годы военной службы сумел скопить лишь несколько комплектов штанов да мундиров, приобрел скромную домашнюю обстановку. А германские генералы его положения и ранга имеют и шикарные виллы, и приличные вклады на банковских счетах.
Но с Кернесом Власов общался, понятное дело, не просто так.
7 августа 1942 года с генералом Андреем Власовым, бывшим командиром дивизии полковником Владимиром Боярским и полковым (!) комиссаром Иосифом Кернесом беседовал бывший советник германского посла в СССР по экономическим вопросам Г.Хильгер. Он сообщал имперскому министру иностранных дел: «Полковой комиссар Кернес родился в 1910 году в Кировограде... Держится он положительно и дипломатично, однако не внушает доверия.
До 1941 года Кернес являлся сотрудником Главного политического управления Красной Армии в Москве и одновременно политическим комиссаром полка. Кернес заявил, что перешел на нашу сторону в связи с полученным им от русских оппозиционных кругов заданием выяснить возможность заключения сепаратного мира. На вопрос, что это за люди, Кернес ответил, назвав несколько ничего не говорящих имен, что значительное количество известных лиц, а также влиятельных членов советского правительства не согласны с политикой Сталина и готовы, в случае если Германия предложит приемлемые условия сепаратного мира, свергнуть его и вступить в переговоры с германским правительством. На вопрос, что это за лица, Кернес назвал такие имена, как Молотов, Калинин, Потемкин, Шапошников, Тимошенко и др. Кернес утверждает, что все касающееся данного вопроса он изложил письменно и передал военным властям в Харькове. По поводу этих заметок запрошены соответствующие сотрудники ОКХ...
Ни моя беседа с Кернесом, ни содержание его письма в адрес г-на министра иностранных дел не убедили меня в том, что в его сообщениях есть нечто большее, чем стремление к личному выдвижению. Я побеседовал с Кернесом соответствующим образом и заявил ему, что время окончания войны зависит не от желания русской «оппозиции», а будет установлено немецкими пушками.
Генерал Власов и полковник Боярский высказались о Кернесе сдержанно, но не отрицательно. Они считают его интеллигентным, пригодным к использованию.
Разница между обоими офицерами и Кернесом заключается в том, что первые считают невозможными революцию в Советском Союзе или дворцовый переворот в Кремле, в то время как Кернес указывает на то, что оппозиция против Сталина настолько сильна, что ее можно привести к власти предложенным способом (сепаратный мир с Германией). Кернес не дал доказательств правильности своего мнения.
Напротив, предложенное офицерами введение русских формирований в бой против большевизма позволяет сделать благоприятные выводы».
НАСЛЕДНИКИ ИУДЫ
Через несколько дней Власов сообщил Кернесу, что его и еще нескольких заключенных переводят в Хаммельбургский лагерь в Баварии. Там, по словам генерала, содержатся от 300 до 1500 пленных советских офицеров: отдельно генералы и полковники, штабники, строевые командиры.
Кернес поразился осведомленности Власова, когда прибыл в Хаммельбург. Там он встретил генералов Понеделина, Наумова, Щербачева, полковников Голикова, Таванцева, Сидорова, полковых комиссаров Орлова, Шницера, военинженера 1-го ранга Смирнова, майора Ерухимовича, с которыми познакомился во время своих замысловатых путешествий по лагерям. Разными путями попали они сюда. Бывший помощник начальника разведуправления Красной Армии, фамилию которого Кернес не смог припомнить, в плен к немцам был, можно сказать, прямиком доставлен летчиком-предателем, когда летел на фронт. Понеделина захватили, тяжелораненным, как и Карбышева. Пытались сломить, заставить участвовать в создании Русской национальной армии. Не удалось...
Иное дело — лидеры «Национального социалистического союза борьбы с большевиками» Наумов, Таванцев и Голиков. Эти быстро сорганизовались, как не без ехидства замечал Понеделин, в «клуб по изменническим интересам». Формально они занимались написанием истории советско-германской войны, а фактически — сбором шпионских сведений: каждый попавший в лагерь должен был прежде всего подробнейшим образом рассказать об организации, боевых действиях своей части. Иудин труд оплачивался дополнительной миской супа, и они очень старались.
Понятно, что в этой «истории» не нашлось места для описаний того, как до последнего сражались генералы и офицеры штаба Юго-Западного фронта, как его командующий генерал-полковник М.П. Кирпонос отказался улететь из «котла» в тыл на присланном за ним самолете. Вместо него улетели раненые. Не попал в нее и рассказ о том, как исподволь готовился к сдаче в плен, подло бросил своих подчиненных бывший командир дивизии того же фронта полковник Таванцев... Кернесом «историки» интересовались недолго, немцам он оказался нужнее.
ПИСТОЛЕТ К СЕРДЦУ РЕЙХА
Между тем оптимистические надежды гитлеровской верхушки на скорое достижение победы катастрофически быстро таяли. И уже в 1942-м в сознании здравомыслящих людей в самой Германии замаячил 1945 год. Один из работавших с Кернесом сотрудников МИД Германии откровенно сказал: «Россия является пистолетом, приставленным к сердцу Германии. Надо сделать все, чтобы рокового выстрела не произошло».
Судя по всему, рукой, которая смогла бы отвести дуло того самого заряженного пистолета от сердца рейха, должна была стать, по выражению Гитлера, четкая, системная работа по углублению разногласий, раскола в советском обществе. Не зря же на оккупированной территории гитлеровские спецы вели активную антисоветскую пропаганду, издавали 256 газет и журналов. Перевербованные пленные, прежде всего старшие офицеры, должны были, по их замыслу, усилить эффективность этой работы. Главный козырь пропагандистской «пульки» с военнопленными, как и в случае с Власовым, — сообщение, что в СССР они уже объявлены врагами народа, предателями, изменниками, что на родине их ждет расстрел или тюрьма. Единственный путь вернуться — новыми полноправными хозяевами, с оружием в руках. Естественно, вступив заблаговременно в «Русскую национал-социалистическую партию» (РНСП). Именно ее идеологи после свержения Советской власти должны были строить в Стране Советов национал-социалистическую республику по образцу и подобию германской. Потому-то на них, одновременно с созданием новой армии из военнопленных, немцы возложили и формирование специальных полицейских отрядов по борьбе с партизанским движением, охватившим практически все оккупированные территории. Освобожденный из лагеря бывший командир 100-й стрелковой дивизии Красной Армии генерал-майор И.Г.Бессонов по заданию германской разведки занялся созданием повстанческо-диверсионных групп, отрядов, батальонов, легионов, которые должны были парализовать экономику и власть, вызвать панику, дезорганизовать транспорт и связь в советском тылу.
Не счесть, сколько душ загубили карательные отряды группы Шмидта, 229-го батальона РОА и им подобные карательные формирования из предателей только в Белоруссии, на многострадальной Смоленщине. Осуществляя замысел своих новых шефов, «красные оборотни» расчищали поле деятельности для «нового русского правительства» во главе с генералом Власовым. Сформировать его намеревались в Смоленске, если до мая 1943 года не удастся взять Москву. Новому правительству предстояло отказаться от колхозов, вернуть частную собственность, свободу торговли, резко ограничить права евреев, установить черту оседлости, провести мобилизацию среди военнопленных. При этом новая армия должна быть вне политики. Украина отходила к Германии, так как фашистское руководство было убеждено, что имеет права на особый интерес к ее территории.
На том этапе Гитлер и его ближайшие соратники стали уделять гораздо меньше внимания эмигрантским организациям.
Версия Кернеса нуждалась в проверке, и на какое-то время он оказался в распоряжении Восточного департамента тайной полиции. Поселили его вместе с двумя другими военнопленными на конспиративной квартире в доме №7 на набережной Шлиффена в Берлине. Там с ними много беседовали некто Стинес из МИДа, гауптштурмфюрер Шмидт, тот самый, что осенью 1940 года был переводчиком Риббентропа на его переговорах с министром иностранных дел СССР В.М.Молотовым, и один из лидеров РНСП полковник Викторов, в прошлом командир дивизии. Видимо, разговорами дело не ограничивалось, потому что после войны нашего «героя» опознали по фотографии, как агента немецкой разведки Керца или Керса, который в «особой команде 806» занимался сбором разведданных. Опрашивал военнопленных, обрабатывал полученную другими агентами информацию политического, экономического характера.
ПОСЛЕДНИЙ «ПАРАД»
15 января 1943 года начальник следственной части особых отделов НКВД СССР майор госбезопасности Павловский вынес постановление об аресте Кернеса. Санкционировал его Главный военный прокурор корвоенюрист Носов, утвердил заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга Абакумов. Уровень очень высокий. И это в те дни, когда с изменниками и перебежчиками особо не церемонились. В лучшем случае два-три дня разбиралась армейская, фронтовая контрразведка, потом трибунал — и приговор, чаще всего с немедленным приведением в исполнение. Судя по всему, легенды Кернеса заинтересовали высокое начальство.
Несмотря на это, даже после признания Кернесом своей вины и заключения Главной военной прокуратуры от 24 декабря 1944 года о завершении следствия, дело в суд не ушло. «Оппозиционер» без обвинительного заключения сидел за решеткой еще два года, хотя ближе к концу войны следствие располагало документами из немецких архивов, а по ее завершении и показаниями Власова, Бессонова, других солагерников Кернеса. Тем не менее сроки содержания его под стражей тридцать шесть раз продлевались по постановлениям руководства Смерша.
Не исключено, что Особое совещание при министерстве госбезопасности по причине чрезвычайной «загруженности» приняло постановление о заключении Кернеса Иосифа Яковлевича в тюрьму на двадцать лет лишь 4 декабря 1946 года. И снова «пошла писать губерния» — из Владимирской, Новочеркасской, снова Владимирской тюрем: министрам госбезопасности, внутренних дел, Вооруженных сил... В письмах просьбы «дать возможность работой искупить вину перед Родиной», разрешить «отправиться волонтером в Народно-освободительную армию Китая. Я сумею отдать свои знания, опыт, свою жизнь за справедливое дело освобождения китайского народа...» Через год безответных попыток достучаться до властей предержащих Кернес написал всесильному «Заместителю Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берия».
Снова — тишина. И Кернес, как сам признавался, от нечего делать начал в камере писать четырехтомную монографию «Фрагменты коммунизма» — о становлении и развитии «общества будущего» в СССР. Рисовал схемы, пытался делать макеты подвижных укрепленных районов, стратосферного дирижабля. Сокамерники считали его занятия знаком силы человеческого духа, тюремное начальство — обыкновенной придурью. Надзиратели с усмешкой рвали записи, ломали макеты. Куда-то подевалась монография.
А потом пришел 1953 год... Многочисленные обращения с просьбами о пересмотре приговора... Через год заключение военного прокурора Кураскуа о том, что «в действиях Кернеса не установлено умысла совершить измену Родине». Однако его обращения к Гитлеру, Риббентропу подполковник юстиции предлагал рассматривать не иначе «как антисоветскую агитацию». Агитировать Гитлера и Риббентропа... Неисповедимы пути мыслей твоих, прокурор!
Но начало положено. И когда в сентябре 55-го последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии, скитаниям Иосифа Яковлевича пришел конец. Он вышел на свободу. И тут же включился в новую борьбу — на сей раз за полную реабилитацию и ... восстановление в партии, которую в немецком тылу считал виновницей всех своих бед и страданий советского народа. Еще тринадцать лет переписки с властями, до самой смерти в 1969 году. От требовал, умолял снизойти... Но только в 1989-м постановление Особого совещания было отменено, дело в отношении Кернеса прекращено за отсутствием состава преступления.
Итак, точка в этой замысловатой истории поставлена. Но вопросов осталось больше, чем в ее начале. Ограничусь одним: а как бы к полному оправданию своего подопечного отнеслись кураторы Кернеса из германского МИДа, абвера и иже с ними?

 

 

Валерий РЯЗАНЦЕВ,
полковник в отставке, бывший главный редактор
военно-исторической редакции Воениздата.