В преддверии новой волны общественных выступлений,
которая ожидается 23 февраля, для оценки перспектив развития протестного
движения очень важно понять личные побудительные мотивы граждан, выходящих
на митинги и пикеты. По данным мониторинга протестных выступлений,
который ведет Центр исследований политической культуры, за шесть недель
с момента всплеска массовых волнений (с 9 января по 20 февраля) в
митингах, пикетах, перекрытиях транспортных магистралей в 77 субъектах
Российской Федерации приняло участие 1 млн. 142 тыс. граждан. Всплеск
социальной боевитости не только ощутимо отозвался в охваченной путинским
застоем стране, но и продемонстрировал, как быстро в отечественных
условиях обстановка способна перейти от застыло пассивного к активному
и даже азартно-наступательному протестному состоянию.
Помимо протестного мониторинга Центр исследований политической культуры
России провел два социологических исследования. Одно — общенациональное,
другое — непосредственно среди участников массовых выступлений. Попытка
выяснить, кто и почему встал в ряды протестующих и, наоборот, не пожелал
в них включиться, дала весьма неожиданную картину.
Так,
по данным всероссийской репрезентативного опроса ЦИПКР, который проводился
в период с 1 по 5 февраля 2005 года (методом интервью на базе «панельной»
выборки в 1500 респондентов из 46 регионов РФ, погрешность — 3,8 процента)
ни много ни мало как 13 процентов россиян заявили о том, что сопереживают
и идентифицируют себя с протестующими. В целом же хорошо осведомлены
о проходящих массовых выступлениях, знают и следят за их ходом 73
процента российских граждан, то есть трое из каждых четверых. Более
половины опрошенных (56 процентов) прямо заявляют, что «такие протестные
выступления нужны». Таким образом, налицо эффект «сопереживания» —
феномен, играющий в делах политики подчас решающую роль.
Не менее симптоматичен и характер «мотивационного поля», связанного
с неучастием граждан в протестных стычках с властью (см. таблицу 1).
Обращает на себя внимание предельно низкий уровень политизированности
подобного абсентеизма. Только 22 процента россиян встали на его позиции
из стойкой неприязни к КПРФ и нежелания иметь с ней каких-то общих
дел. Еще слабее здесь сыграла свою тормозящую роль позитивная вера
в Путина. Из-за нее от участия в протестных акциях отказались лишь
5 процентов россиян — мол, президент просит подождать, и мы подождем.
Решающая же масса не вовлеченного в процесс населения оказалась тут
«ни при чем» в силу неполитических, как правило, причин. Тут действовали
два чисто житейских момента. Либо новации власти со льготами людей
(21 процент россиян) просто еще не достали. Либо в лихорадке борьбы
за личное выживание им (27 процентам граждан) было «не до того». Согласие
с монетизацией играло здесь малозначимую роль — всего 6 процентов
случаев. Сетования на бесполезность
(10 процентов мнений) также мало что значили.
Очень важно было другое — то, что 16 процентов россиян, по их словам,
просто не знали, где и когда проходили акции, иначе они пришли бы
и участвовали в них.
Учитывая те 13 процентов населения, что, как минимум, идентифицировали
себя с участниками акций, сопереживали им, это говорит о том, что
границы активной поддержки протестующих — личного участия или тяготения
к участию в них — успели вобрать в себя до четверти населения России.
А это — колоссальный протестный заряд.
Иначе
смотрится картина мотиваций поведения со стороны деятельных участников
проходящих уличных событий. Здесь личное весьма крепко переплелось
с социальным и идейно-политическим
(см. таблицу 2).
Да, для подавляющего большинства из них побуждением к протесту оказался
чисто личный момент — «монетизация» ударила по личным или семейным
интересам. Все так. Однако на втором месте оказались уже открыто политические
соображения — необходимость дать отпор всей политике властей и всему
нынешнему режиму. Третье же место заняла социальная причина — солидарность
с теми, кого лишили льгот.
Тогда как разные случайные моменты, вроде посещения протестных акций
из интереса, развлечения ради, за компанию с друзьями, практически
не играют здесь никакой роли. Как мало подвигли на действия этих людей
и «просто» призывы партий, включая сюда и КПРФ.
Что подтверждает старую истину: просто политический призыв, не опирающийся
на острую массовую потребность, неэффективен и вял — им людей не поднять.
Показательно и другое — высокий рационализм народного восприятия акций.
Годами доминировавшее равнодушие людей, ничего ни от кого не ждущих,
отодвинулось в сторону. Общественный интерес выдвинулся на первое
место. Хотя и разный.
В
целом, как показал опрос, люди ждали от протестов не чего-то скорого
и революционного (хотя на отставку правительства и начало массового
сопротивления режиму и рассчитывали 15 процентов респондентов), не
«просветления души» через участие в борьбе либо сострадание к ее благим
целям. Чаще всего люди настаивали на вещах «прозаических», предельно
конкретных — полного либо частичного восстановления льгот, а лучше
всего права для человека самому выбирать: или деньги, или «натуральные»
льготы. Так выглядела позиция относительного большинства россиян —
43 процентов.
И вместе с тем, не делая акцент на призыв партий, люди очень четко
представили для себя и организационно-политический аспект событий
— кто и в какой степени сыграл в них роль направляющей силы.
Неудивительно при этом, что значительная масса россиян, информационно
питаемая центральными СМИ, главным образом телевещанием, заимствовала
ту официально-официозную трактовку событий (особо напористо вбрасывавшуюся
на начальной стадии событий), согласно которой все случилось стихийно.
Подобная мотивировка отличала подход более чем трети общества. Плюс
к ним еще четверть населения, по сути дела, также не имела четкого
впечатления на сей счет, предпочитая предельно забалтывать и затуманивать
суть вопроса.
Для тех же, кто отдавал себе отчет в происходящем, все по большей
части выглядело так: ведущая роль в событиях принадлежала (по мнению
каждого седьмого из россиян и двух третей лиц, разбиравшихся в вопросе)
исключительно КПРФ. Ни профсоюзы, ни «Родина», ни Партия пенсионеров
не смогли даже приблизиться в этом деле к коммунистам (см. график
1).
Не оставили заметного следа в массовом сознании ни версия об антипутинском
«заговоре олигархов», ни разговоры о коварном поведении местных властей
(будто бы подталкивающих людей к конфликту с центральной властью),
ни предложения о происках криминалитета. Все это осталось где-то на
маргинальной окраине людских представлений.
Да, люди вышли на улицы во многом из-за ущемления личных интересов.
Но политически народный протест удалось возглавить, оформить и направить
преимущественно КПРФ.
Поскольку монетизация льгот оказалась в общем-то лишь первым актом
властных действий, разрушающих остатки более или менее налаженной
жизни населения, можно прогнозировать нарастание протестной волны.
В повестку дня, в частности, уже встал и скачкообразный рост выплат
за жилье и коммунальные услуги. Как показал опрос, они успели затронуть
более 90 процентов населения, из которых более или менее легко справиться
с этой заботой смогли лишь 30 процентов граждан. Все прочие — до двух
третей россиян — платят за вздорожавшие услуги ЖКХ уже с трудом, причем
16 процентов либо вообще не платят, либо кое-как наскребают деньги
из страха быть выброшенными на улицу.
Все это — обширнейшее поле для «растекания» протестных акций. К тому
же сфера эта уже осваивается населением. Уже сейчас декларируют, что
обязательно намерены в него включиться до 27 процентов граждан. Да
еще 44 процента россиян могли бы к ним в той или иной степени примкнуть.
Это во много раз больший социальный массив, нежели тот, что уже включился
в протестные выступления — реально и виртуально, в контексте личного
внутреннего сопереживания.
Иначе говоря, у протестного движения России есть полная возможность
уже к лету 2005 г., шагнув сразу через несколько «ступенек» развития,
перейти на качественно более высокий уровень. И создать в стране принципиально
новую обстановку, чреватую, в частности, шансом на поворот всей общественной
жизни.