ЗА ПОЛНОЧНЫМ окном тихо падает снег. Иногда снежинки влетают в открытую форточку, недвижно парят, осыпаясь пыльной моросью на подоконник, и эти тающие на лету серебристые искорки, торопливо хрустящие на морозе шаги запоздалых прохожих полошат неожиданно душу видениями давних лет. Перед глазами встают затонувшие в сугробах просторы, по жесткому насту метет поземка, и в черном, настороженном небе виснут, истлевая мерцающим светом, белые точки осветительных бомб и ракет...
На столе у меня — две стопки бумаг. Одна небольшая, десяток листов, вместивших заветные строки из фронтовых донесений об Александре Матросове, другая пухлая, в меру увесистая, — публикации последних лет. Расклад любопытный: насколько скуп на слова оказался живой глагол военного прошлого, настолько же словоохотлива жаждущая переиначить оценки великого подвига современность. Хотя, может быть, это и не совсем точно, о современности. Вступившие в спор против исторических спекуляций, на защиту памяти о герое — тоже ведь современность.
Прежде всего — о давней путанице, загостившейся даже в военных изданиях. Не знаю, когда и откуда пошло, что Матросов с ноября 1942 года воевал в составе 254-го гвардейского стрелкового полка 56-й гвардейской стрелковой дивизии, но это безобидное на первый взгляд утверждение наплодило воз небылиц. От геройских фантазий до леденящих душу «ужастиков» типа того, что боями истрепанный полк, в который прибыл Матросов, полег в «бессмысленной атаке позиций противника» ради показухи, устроенной 7 ноября. Дескать, большому начальству захотелось победных реляций в юбилей Великого Октября, вот оно воистину и окрасило кровью «красный день календаря». Немногие-де уцелели в той мясорубке, был среди них и Александр Матросов...
История с показушной атакой особенно впечатляет. Представляю реакцию тех, кто читал ее и простодушно верил написанному. Должно быть, вскипал возмущением, ощущал холодок неприязни и к главному празднику Советской державы, — а как это так кстати теперь, когда делается все возможное, чтобы вытравить из сознания, вычеркнуть из летословия Великий Октябрь, как эпохальную дату российской истории. И все было бы в этих россказнях ладно, да вот загвоздка: названных гвардейских частей, где якобы с первых дней ноября служил Матросов, тогда и в помине не было.
А может, авторы, запутавшись в наименованиях, имели в виду 91-ю стрелковую бригаду — одно из пяти добровольческих соединений Шестого стрелкового корпуса, сформированных летом 1942-го в Сибири? Ведь судьба и подвиг Матросова действительно связаны с ней. Но если так, то кровавые заботы войны ни 7 ноября, ни тем более раньше и подавно коснуться ее не могли.
Корпус перебросили на Калининский фронт в слякотном октябре. Пятнадцатого на станцию выгрузки пришел последний его эшелон. А дальше — 180 километров пехом по размытой окладными дождями дороге. Впрочем, разве это была дорога? Так, одно название, что дорога, тень старой лежневки среди дремотных болот и глухих лесистых пространств. Маревые участки пути бойцы гатили сызнова, наводили мосты, по пояс возясь в холодной смолистой воде. Поэтому в районе сосредоточения под городом Белый корпус собрался лишь к 1 ноября.
А октябрьскую годовщину, как и дни предыдущие, люди отметили ударным трудом. В морозном воздухе садко тяпали топоры и звенели пилы: части вели строительство колонных путей к переднему краю. Готовились к наступлению. Но до него оставались еще две с лишним недели.

ИМЕННО так развивались события, о которых подробно, на сотнях страниц, повествуют архивные документы. И не требуется никаких углубленных изысканий, дабы понять, что рассказы про хладнокровно загубленный 254-й гвардейский полк и солдатской подметки не стоят. В самом деле, ну откуда мог взяться он в ноябре, если решение о его создании, как и всей 56-й стрелковой дивизии — за счет слияния 74 и 91-й бригад, — будет принято только в апреле 1943 года? А переформирование начнется в мае под Гжатском; там же, месяц спустя, личный состав даст гвардейскую клятву.
К слову сказать, уточним и другое: не был Матросов при жизни гвардейцем. И не служил он в спецназе либо каких-то иных элитных войсках. Детали? Как знать. Из этих деталей продолжают складывать новые версии, в том числе «героические», подобно такой: «Поддерживая захлебнувшееся наступление 91-й стрелковой бригады у деревни Чернушки, разведрота 254-го гвардейского полка (бойцом которой якобы был Матросов. — Авт.) получила приказ уничтожить дот...» Вдумайтесь: полк, сформированный на основе бригады, выручает в бою эту бригаду. Он что, из будущего появился? Тут уже пахнет мистикой.
Вполне понятно искреннее стремление молодых авторов представить героя эдаким крутым парнем, российским командос, который участвовал в лихих делах. Потому и спецназовец, потому и разведчик, приходилось даже встречать сравнения Александра Матросова с бойцами спецподразделений «Альфа» и «Вымпел»: каждое время мыслит своими образами. И пусть подобные аналогии, что называется, не имеют под собой почвы, но в этой искусственной героизации — процессе пока не изученном — чувствуется своеобразный гражданский протест. Протест против тех, кто, надругавшись над историей Великой Отечественной, тщится лишить нас национальных героев — опошлив и даже просто принизив тот же подвиг Матросова, они сеют цинизм и сомнение относительно наших святынь. А что значит в душе молодых задуть светлую лампаду раздумий — о патриотизме, о Родине, о людях, беззаветно служивших ей? Это значит убить моральный дух нации, сломить ее, растерзать во имя утверждения власти крупного капитала, ради того, чтобы сделать народ безропотным быдлом, пригодным лишь умножать банковские счета олигархов и наших чиновников.
В этом смысле монетизация льгот ветеранов накануне 60-летия Великой Победы стала своеобразной проверкой народа на беспамятство и жестокосердие. Не прошел номер. Не только люди фронтовых поколений, но все, в ком жива совесть, сразу же уловили нерв вопроса: льготами государство и общество платят священную дань уважения тем, кто защитил нашу страну, а в послевоенные годы возродил ее из руин. И общество заявило решительное «нет», заставив власть пойти на «доработку» сырого, нравственно убогого закона о монетизации.

ЕЩЕ И ЕЩЕ раз пытаюсь мысленно перенестись в завьюженные февральские дали 1943 года, пройти по их топким снегам со вторым батальоном 91-й стрелковой бригады. Прояснить для себя так до конца и незнаемые последние дни жизни Матросова. Про них столько разного сказано, но внятную хронику я нашел лишь в Центральном архиве Минобороны России.
Помню, с каким смешанным чувством перелистывал эти подшитые в пухлые папки странички. Да, если в духе времени делать сенсацию, то можно сказать: мол, упрятали, они шли вразрез с «общепризнанным», за эту вину и несли крест забвения. Дескать, изгнанники — не только люди, есть и документы-изгнанники; покоясь на полках архивов, они с неумолимым терпением ждут, когда мы, на переломе взросления, осознаем, что истые пленники не они, это люди, посадив под замок те или иные факты истории, становятся пленниками своего незнания.
Все это так, и все это наверняка найдет сочувствие. Но тогда непонятно, почему я расписывался в карточках выдачи, обновленных лет десять—пятнадцать назад, однако хранящих девственную чистоту? Ни к одной папке не прикоснулась рука исследователя, хотя работал я с ними в те дни, когда отмечали 60-летие подвига Александра Матросова. Ладно я: набрел на них в поиске материалов об артиллеристах 91-й бригады. Но сколько людей в это время рассказывало о Матросове, сколько было претензий стереть «белые пятна» в его биографии.
Вот вам и цена многочисленных восклицаний о пресловутых «пятнах». Кого винить, если новоявленные ревнители нашей истории не удосужились разобраться в архивах? Но, может, они были закрытыми, случайно найденные мной документы? Об этом спрашивал многих работников фонда, и слышал одно и то же: «Да нет же. Просто они малоизвестны, и надо было хорошо покопаться, чтобы отыскать эти папки».
А это, очевидно, ответ на вопрос: нравственно ли переводить все пробелы в знании прошлого на круги политических битв? Так, как случилось в полемике о Матросове, запылавшей под лозунгом: развенчаем идеологический миф советского прошлого.
Но был ли Матросов мифом? Легендой, героем, воплощением высокого жертвенного подвига ратников Великой Отечественной, выстрадавших святую Победу, — да. Только не мифом. Миф о мифе создало наше время.
Насколько же трагичны повороты судьбы героя: чиновники прошлых лет оставили нам ряд загадок о событиях февраля 1943 года. А современные политтехнологи решили не оставлять если не само имя Матросова, то светлую память о нем: миф, дескать, идеологически выдержанный лубок в стиле соцреализма. И придуман он был ради того, чтобы звать людей на бессмысленную гибель, оправдать ее... Как же это все, по главной сути, старо и знакомо. Перефразируя философа протоиерея Сергея Булгакова, и о Матросове можно сказать: неужели та самая Россия, которая могла породить и вскормить его, с известного времени оказалась способна лишь удушать, выжигать суховеем забвения величие подвига шагнувшего в бессмертие юноши?
Однако какие бы ярлыки ни пытались приклеить Матросову, какую бы военную биографию ему ни придумывали, он заслужил право на свою фронтовую судьбу.
Достойны того, чтобы их выслушали, и свидетели тех памятных дней — документы. Не исправленные, не написанные задним числом, а уцелевшие в архивах периферийных структур той огромной канцелярской машины, что работала и на фронте.

Итак, по официальной версии, Матросов погиб 23 февраля на псковской земле, у деревни Чернушки. Причем название места в исторической литературе осторожно варьируется: «близ», «около», «в районе» и, наконец, в бою «за деревню Чернушки».
Но о том, что последний бой Александра мог быть в другой день, историки заговорили давно — назывались 25 и 27 февраля. Документы же в Подольском архиве, думаю, не оставляют на сей счет сомнений. Я не историк, и шел в своих поисках с позиций простой логики: хочешь знать точную дату, тогда разберись, что происходило в каждый из дней боев.
Исходная точка — 15 февраля, 18.00. В тот час, когда истаял млечным сиянием холодный закат, 91-я бригада выступила из-под станции Земцы в направлении города Локня. Там, в междуречье Ловати и Локни, готовилась операция по разгрому Холмской группировки противника. Колонны продвигались только ночами, сторонясь даже глухих деревень, дневали в лесах, со строжайшим запретом жечь костры, а кухни топить без специальных навесов. И так пять с половиной суток пути, в жуткий мороз, по глубокому цельному снегу.
Висел тяжелый мутный рассвет 21 февраля, когда бригада, в том числе второй батальон, бойцом которого был Матросов, прибыла в свой район.
21 и 22-го боев не было. Не металось безумное эхо разрывов и 23 февраля. Журнал боевых действий корпуса о том говорит однозначно:
«23.02.1943 г. Части под прикрытием авангардов по реке Ловать занимались прокладкой и усовершенствованием колонных путей в своих полосах действий...
План выдвижения авангардов на рубеж развертывания и атаки переносится на сутки. Командиры частей остающееся в их распоряжении время должны использовать на улучшение дорог и переправ, проверку материальной обеспеченности, постройку саней, полозьев, волокуш, лыж — для перевозки артиллерии, минометов и пулеметов в условиях бездорожья».
Так что жив оставался Матросов 23 февраля и, как все мы в спелую пору юности, беззаботно считал: вся жизнь — бесконечная жизнь! — впереди. И его боевые товарищи были живы, а комбат-2 капитан Афанасьев, якобы раненный в этот день в бою, не передавал командование батальоном своему начальнику штаба. И в том самом приснопамятном дзоте немецкие пулеметчики спокойно попивали кофе, они, вероятно, даже помыслить себе не могли, какой ужас предстоит пережить: когда на твой пулемет бросается человек — нервы сдают даже у головореза.

ВСМОТРИМСЯ в следующие три дня жизни Александра Матросова. .
Из журнала боевых действий корпуса:
«24.02.1943 г. 91-я стрелковая бригада: авангардный 3-й батальон овладел [селениями] Большой Ломоватый Бор, Любомировские, Геллеровские, но, наступая на Черное, Брутово и Чулино, задержан огнем противника. 2-й батальон — восточная опушка леса в 2,5 км западнее Большого Ломоватого Бора...
Противник в течение дня препятствовал огнем движению наших частей... Отсутствие дорог, глубокий снег, бурелом замедляют движение войск».
«25.02.1943 г. Корпус в 12.00, после короткого огневого налета, атаковал противника на всем фронте...
Противник, отойдя к реке Чернушка, сильным огнем отражает попытки атаковать опорные пункты его переднего края».
Из донесения политотдела 91-й бригады от 26.02.43 г.:
«С 25.02.1943 г. бригада двумя батальонами ведет наступательные бои за населенные пункты Черное и Брутово, противник оказывает упорное сопротивление.
Второй батальон, следуя на исходный рубеж для наступления, попал под обстрел и был разделен на две части, одна из которых прошла в тыл фашистам. Причина такого положения в том, что командир батальона капитан Афанасьев и его заместитель по политчасти капитан Климовский не выслали разведку и боковое охранение. Батальон шел цепочкой, противник часть его пропустил и отрезал.
Из-за отсутствия дорог от Острови до Большого Ломоватого Бора первый день была трудная доставка боеприпасов, питания. Артиллерия и обозы стояли в деревне Острови. В результате упорного труда бойцов саперной роты, артдивизиона и истребительного дивизиона дорога за одну ночь была построена. В настоящее время артиллерия и обозы переправлены в район боевых действий пехотных частей. Бойцы стали получать горячую пищу. Организована вывозка раненых.
Сегодня получен приказ тов. Сталина № 95. Все работники политотдела направлены в части для проведения митингов и бесед по этому приказу... Я провел беседу в артдивизионе. Начальник политотдела майор Ильяшенко».
Из журнала боевых действий корпуса:
«26.02.1943 г. 91-я бригада частью сил 2-го батальона вышла в район [селения] Плетень (Северные), имея задачей ударом во фланг уничтожить противника, обороняющего [деревни] Чернушки и Черная, и овладеть ими. С фронта на Чернушки наступает 4-й батальон...»
Не ищите в этих выписках имя Матросова, ибо сказано не случайно: давайте всмотримся в следующие три дня жизни героя. Если его имени не было в донесениях, значит, он продолжал бить врага. Это вполне логично, иначе придется задаться вопросом: почему несколько дней политорган молчал о Матросове? Даже у себя в бригаде не обмолвились ни словом. Хотя был самый момент: «С получением приказа тов. Сталина № 95 во всех частях проведены беседы, митинги, а в 1-м и 2-м батальонах, артдивизионе, миндивизионе и истребительном дивизионе — партийные и комсомольские собрания...» Приказ получили, как знаем из донесения, 26 февраля. Неужели, докладывая о мероприятиях, проведенных в тесной увязке с итогами боев, забыли бы сказать
о Матросове?
Нет, не забыли бы. Просто еще не была даже заправлена та пулеметная лента, а Матросов при мерцающем свете коптилки писал подруге: «Только что закончилось комсомольское собрание. Почистил автомат, покушал. Комбат говорит: «Отдыхайте лучше, завтра бой». А я не могу уснуть... Да, Лида, и я видел, как умирали мои товарищи...»
Обычно это письмо относят к 22 февраля. Но мог ли он в тот день написать, что видел, как умирали товарищи? Бои-то начались с 24-го.
Есть еще аргумент в пользу того, что 26 февраля Матросов был жив. Наступление второго батальона поддерживал отдельный артиллерийский дивизион бригады, о чем рассказала 24 июня 1943 года фронтовая газета «За Родину». Но вспомним политдонесение: когда застрявший на непролазных дорогах артдивизион пришел в район боевых действий? Утром двадцать шестого. У артиллеристов побывал начальник политотдела, провел беседу, но в отчете и намека нет на их совместный со вторым батальоном бой в этот день. Ибо его еще не было.
Те, кто назвал дату смерти Матросова на несколько дней раньше, обокрали и нас, и свое поколение. Даже сутки на фронте — как вечность: это не просто бои, но великая работа души, минуты нравственных откровений, это тяжкий солдатский труд. Уверен, все это имело значение в последние мгновения жизни героя, когда он решался на легендарный бросок. Но как постичь глубину тех священных мгновений, не зная событий всех дней, которыми была отмечена фронтовая судьба Матросова?
НЕТ БОЛЕЕ красноречивых записок и неоспоримых свидетельств, чем сухие страницы журнала боевых действий корпуса. А он, великий упрямец, вопреки авторитетному мнению вон ведь чем огорошивает:
«27.02.1943 г. На основном оборонительном рубеже по рекам Локня, Чернушка противник, используя большое количество дзотов, окопов и траншей, имея в отдельных опорных пунктах закопанные
в землю танки, оказывал упорное сопротивление нашим наступающим частям...
91-я стрелковая бригада силами 4-го батальона в 13.00 овладела (деревней) Чернушки и высотой с отметкой 85,4. Второй батальон обороняется в лесу западнее Чернушки, фронтом на Плетень...»
Информация неожиданная: Чернушки взял в бою четвертый батальон. И на следующий день он «оборонял Чернушки, западный берег реки Чернушка
и отм. 95,1...»
Если помните, накануне бригада частью сил 2-го батальона вышла в район деревеньки Плетень. Селение это станет фигурировать в сводках еще несколько дней, а в итоговом политдонесении о боях с 23 февраля по 2 марта будет названо местом, где совершил бессмертный подвиг Матросов:
«За период боев среди бойцов и командиров особенно отличились следующие товарищи:
Красноармеец комсомолец 2-го батальона Матросов при получении приказа об уничтожении дзота противника подполз к дзоту и своим телом закрыл амбразуру. Пулемет замолчал. Пехота пошла вперед и заняла деревню Плетень. Тов. Матросов пал смертью храбрых...»
Подчеркиваю: это сказано в итоговом донесении, когда все было перепроверено, осмыслена текущая информация, когда можно было из лоскутов ежедневных событий собрать целостную картину боевых действий.
От деревни Плетень до Чернушек расстояние всего ничего. Поэтому когда говорят, что Матросов погиб близ (возле, в районе) деревни Чернушки, не идут против истины: тут даже горстка отдельно стоящих домов именовала себя деревенькой. Проблема не в этом. Неточность — вот за что уцепились те, кто нарекал героя идеологическим мифом прошлого. А что можно ждать дальше? Раздавались же голоса: был ли подвиг? Приходилось же читать: дескать, чуть ли не каждого бойца, погибшего возле фашистского дзота, пытались зачислить в Матросовы... Только рассеяв всякую недосказанность, приблизительность, можно защитить от забвения святые нам имена. Тем более что скрывать? Ужель оттого, что Матросов погиб не в день Красной Армии, его подвиг меркнет в истории?
Увы, в лихое время живем. И это жребий не только Матросова, приходится защищать от злобных нападок саму великую нашу Победу.
Он стал одним из 313 красноармейцев стрелковой бригады, кому суждено было сложить голову на излете зимы, в двадцать седьмой день февраля.
Да, это случилось 27-го.
Из донесения политотдела 91-й стрелковой бригады от 28.02.43 г.:
«В результате упорных боев 27.02.1943 г. нашими частями заняты три населенных пункта: Чернушка Северная, Чернушка Южная и Черное Северное. В настоящее время идут бои за Черное Южное и Брутово. Противник упорно сопротивляется, в результате чего имеем потери <...> 1327 человек. Из них убитых: комсостава — 18, младшего комсостава — 80, рядового состава — 313...
В боях отличились следующие товарищи:
Командир взвода 3-го батальона лейтенант Дружбин. Его взвод шел в наступление всегда впереди, в бою тов. Дружбин был ранен, но не ушел с поля боя... Его взвод выбил немцев из оборонительного рубежа и занял его. Только после второго тяжелого ранения тов. Дружбин вышел из строя.
Старшина 3-го батальона Вовин проявил большую заботу о своих бойцах, доставляя им продукты питания на передовую позицию. Но когда вышел из строя командир взвода противотанковых ружей, Вовин принял командование на себя. Со своими бойцами он близко подполз к противнику и уничтожил три огневые точки.
Исключительное мужество и геройство проявил красноармеец 2-го батальона комсомолец Матросов. Противник из дзота открыл сильный пулеметный огонь и не давал продвигаться нашей пехоте. Тов. Матросов получил приказ уничтожить укрепленную точку противника. Презирая смерть, он закрыл амбразуру дзота своим телом. Пулемет врага замолчал, пехота пошла вперед, и дзот был взят.
Отважно бьет немцев старший сержант Шариков. Он добровольно пошел уничтожить пулемет противника, который не давал продвигаться нашей пехоте. Тов. Шариков зашел в тыл противнику и уничтожил вражеский пулеметный расчет — двух немцев и из их же пулемета открыл огонь по врагу...»

НЕ РЕШУСЬ прибавлять к сказанному другие подробности боя, но заострю внимание, что тогда подвиг двух человек из 2-го стрелкового батальона особо поднимался на щит: Матросова и старшего сержанта Шарикова. А еще итоговое донесение политотдела называет красноармейца 3-го батальона Галимова, который «из противотанкового ружья зажег дзот противника, уничтожил пулеметный расчет, захватил пулемет и из него уничтожил свыше 20 фрицев...»
Наверняка многие современные авторы этих имен не знали. По крайней мере авторы фантазий о том, что-де в Александре Матросове в высоких штабах рассмотрели образ бойца, готового бездумно идти под пули. Мало того, что нужно не иметь сердца, дабы сказать о «бездумности»; надо не знать обстановку, в которой оказались Матросов и его боевые товарищи. На эту тему много словес истрачено. А о чем молчат документы?
Из журнала боевых действий корпуса:
«Наступательные бои были связаны с большими трудностями. В период сближения и наступления, начиная с рубежа р. Ловать, бригадам приходилось двигаться по бездорожью, прокладывая колонные пути, неся на руках всю матчасть, таща артиллерию на лямках...
Помимо того, вся местность, начиная от рубежа р. Ловать, включая дороги, была сплошь заминирована и заграждена завалами в 1200—1300 метров каждый...
Частям 6-го корпуса пришлось встретиться с хорошо подготовленной системой опорных пунктов противника, усиленных пулеметными дзотами, соединенными ходами сообщения и окаймленными проволочным заграждением в 2—3 кола, и минными полями. Долговременные земляные сооружения противника, как правило, оборудованы с круговым обстрелом, хорошим обзором и пристрелянными на дистанцию пехотного оружия рубежами; особенно под сильным огнем находились выходы с опушек лесов и рощ, лощины и все подступы.
Дзоты были оснащены, помимо пулеметов, автоматическими пушками и крупнокалиберными пулеметами. Каждый опорный пункт поддерживался огнем тяжелых минометов и орудий...»
В таких условиях уничтожение каждого дзота, каждой пулеметной точки противника почиталось за подвиг. Не было тогда важнее задачи, иначе бы наша пехота умылась большой кровью. Вот ключ к пониманию всех тех событий. Как к пониманию подвига в Курской битве есть ключевое слово «танк».
Переписать ли, подгримировать историю никому не дано. В том числе современным пиарщикам,
с какими бы целями и как бы тщательно они грим ни накладывали.
Жизнь мудрее любого пиара. С народной памяти осыпалась и не такая окалина, а грим тем более...

Николай БЕЛАН.