"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 29-30 (12656), суббота, 5 марта 2005 г.

 

ЖИВЫЕ ДЕНЬГИ
О золотой рыбке с иным финалом

В неком рыночном дилерско-киллерском царстве жили-были старик со старухой, бывшие колхозники, бывшие заслуженные граждане, в своей избе-развалюхе. Когда от их колхоза остались рожки да ножки в результате победы и торжества дикого гангстерского капитализма, их хата почти совсем рухнула, чуть не придавив стариков, крыша прохудилась. Старуха еле уцелевшую печку топила да одежку латала (новую-то еще в колхозные советские годы покупала), да пенсионные копейки считала, чтобы совсем с голоду не помереть. Старик рыбку ловил в мутной реке по причине сброса туда отходов одной частной дилерской фирмы под названием «Живоглот».
С тех пор как колхоз угробили и гробов в их округе стали больше, чем овощей и молочка, производить, одно подспорье у деда осталось — подцепить на удочку рыбку, какая еще не подохла от своей ядовитой стихии (невод-то давно порвался и истлел), да на рынок в город свезти.
Вот раз закинул дед леску и чуть с берега не грохнулся — на ее конце, одетая во все фирменное, заграничное, болталась золотая рыбка. Видать, не из здешних вод, коль в таком расфранченном виде. Не успел дед очухаться да ее рассмотреть, как заговорила она голосом президента Пиратова, премьера Фу-фу-кова, министра Зарубова и всех агентов Кремля, приказывая немедленно отпустить ее по причине огромного, немыслимо титанического труда над проектом всеобщего русиянского рыночно-базарного царства. А за это пообещала все, что он пожелает.
— Нужна мне кровля новая, старая-то совсем прохудилась, — выдавил дед.
— Ступай, будет тебе кровля...
Поверил старик, отпустил рыбку, домой поспешил, а старуха его с окончательно развалившегося порога встречает:
— Радуйся, дед, десятку нам с тобой к пенсии прибавили...
Прикинул дед, помозговал, понял, что обвела его рыбка вокруг пальца, потому как этих денег не то что на кровлю или дранку какую для крыши, даже на белила для печки не хватит.
Рассказал он бабке, что с ним приключилось...
— Да чего ты мешкаешь-то, возвращайся назад, проси у этой обманухи еще и прибавку хотя бы на чай с сахаром.
Потащился старик к реке, долго кликал золотуху-обмануху, приплыла, наконец, соизволила:
— Чего тебе, бородатый совок, десятки мало? Привыкли вы на всем готовеньком колхозно-совхозном жить. А тут тебе не богадельня, а свободное дилеровско-киллеровское гробоцарство...
Ну да ладно, подкину еще, ступай к себе, к своей старухе.
Пришел домой, а старуха уже навстречу бежит.
— Пока ты к рыбке ходил, колодец у нас завалился, ведро прохудилось, а нам еще десятку к пенсии накинули, да нешто на нее мы с этим управимся? Ступай, пока не поздно, поклонись еще рыбке...
Делать нечего, опять к реке поплелся, долго кликал обмануху. Приплыла она вся в золоте и бриллиантах. И, узнав, в чем дело, рассердилась, назвала неблагодарным:
— Ты воду зря не мути, — молвила, — даром меня не кликай, достаточно я тебя одарила по твоим-то в бывшем колхозе трудам... Ты ведь не олигарх какой-то, чтобы я тебе все основные запасы подводных рыночно-заморских золотых россыпей отвалила... И запомни, кто у нас в рыночном царстве господин, а кто быдло...
Опечалился дед, подхватил удочку, собрался к дому идти.
— А ну постой, — окликнула его госпожа-золотуха, — если хочешь еще прибавки, заработать надо, смекаешь?
— А что делать-то?
— Вот это разговор! — подмигнула ему рыбка.
— Да ничего делать-то особо и не надо. просто кричи на каждом углу: «У президента рейтинг высокий, рейтинг!» — и все тут.
— Слово-то какое-то ненашенское, язык не провернешь, — заколебался дед.
— Провернешь! За большие бабки у нас нынче все провернешь!
— Да кому я буду кричать-то, если у нас полдеревни вымерло... одни старики, да бомжи, да мертвецы на кладбище остались.
— Не важно, нам сейчас, что старик, что бомж, что мертвец — каждый сгодится, потому как рейтинг у президента сильно обвалился, после того как он вашего брата Законом о монетизации одарил, а вы бастовать намылились. Так что для нас теперь каждый голос будет гож, и за это куш получишь хорош.
— А что же это за куш такой?
— Ну задолбал! — скорчила рожу рыбка, ори, знай, что я велела! Узнаешь! — бросила чудо-юдо, рыночное диво заморское. И в свои нечистые забугорные глубины ушла. Только ее и видели.
Почесал дед в затылке, задумался: «Может, и впрямь что из этого выгорит?». И пошел кричать. Вот идет по деревне, а навстречу престарелая соседка пук сена для единственной чудом уцелевшей овцы тащит. Дед ей в ухо как заорет:
— Рейтинг, рейтинг, у президента высокий рейтинг!
Остолбенела бабка, пук сена выронила: «Ты,— говорит, — что, дед, совсем умом тронулся, после того как со старухой на подножный корм перешел, или чекушку где с горя поставили?!»
Плюнул дед, дальше пошел и напоролся на тетку Груню. Та у кустов сидела — единственного уцелевшего от всяких президентских реформ петуха сторожила, чтоб лиса не сожрала. Увидел ее и опять: «У президента рейтинг высокий, высокий у президента рейтинг!». А та около его лба пальцами покрутила да еще хворостиной огрела.
Увернулся дед, дальше потопал, а навстречу ему несколько молодых деревенских бомжей — тоже к реке, видно, намылились. А бомжами они стали по причине полного банкротства всех предприятий в их районе. Заколебался дед: кричать — не кричать? И все же крикнуть решил. А они в гогот — так гоготали, что даже в канаву свалились:
— Ладно, дед, кончай заливать... Лучше вон ворон поучи, какие там умники в Кремле сидят, — показали они на черную стаю, нагло разгуливающую по бывшему колхозному полю.
Расстроился дед. И вдруг сразу все забыл, что ему кричать надо. И главное — забыл, на какую букву алфавита это слово рядом с президентом ставят. Вспомнил вдруг про Нюрку-почтальоншу — она-то уж, наверное, про это слово знает, на почту к ней побежал, а она в него чуть ли не счетами запустила, узнав, в чем дело.
— Ну на кой ляд мне еще про какие-то слова помнить, уйди, дед, не до тебя, тут надо срочно телеграмму отбить о кончине тетки Марьи.
Только за дверь дед схватился, как вдруг из динамика, чудом уцелевшего еще с колхозных времен, что над дверью висел, это слово и выдали. Услышал, хотел записать, да нечем было, шагнул за порог, а на лавке у почты такие же, как он, мытари сидели, про житье-бытье гуторили. Шагнул дед к ним с этим словом, а они только услышали, с лавки повскакали и давай деда дубасить, охаживать, не посмотрели, что он их ровесник — еле ноги унес.
А разъярились они потому, что у них льготы резанули. А вместо них живые деньги воткнули, на которые им теперь не только к врачу, но и за крупой, хлебом с солью по причине ликвидации продуктовой лавки лишний раз не съездить.
Дополз дед до своей развалюхи, а на пороге бабка сидит, пригорюнившись, даже его синяков не заметила.
— Вот, — швырнула она деду в нос какую-то бумажку, — чем нас твоя рыбка одарила, по сотенке нам пожаловала живых денег.
— Ну и чем плохо! Все тебе, старуха, не так, это за мою работу заплатили!
— Кака така еще работа? — удивилась бабка. — Да ты смекни, льготы-то у нас теперь... тю-тю... накрылись. И нам с тобой таперича не только зубов новых не видать, но даже и лишней ягодки какой, грибочка, аль рыбки на базар в город не свезть. А если уж на зубы-то начнем из этих живых денег на этом свете копить, то даже и на том не закончим!
Дошло наконец-то до деда, потемнел он лицом.
— Это что ж, бабка, получается? Заместо хлеба, зубов, крыши нам один рейтинг, выходит, всучили. Другие это давно усекли, а мы-то все ждем и ждем от этого рейтинга привара, а вместо него да живых-мертвых денег нам в зубы ничего? — разгорячился дед, распалился, ровно утюг, даже про свои синяки и шишки забыл, схватил мешок — и к реке. А золотуха уже тут как тут, ее даже кликать не надо:
— Ну что, дед, хвалить пришел, знаю-знаю, уж этих похвал от вашего брата нам наши агенты столько наворотили, что уже выше всякого золотовалютного рыночного запаса... Стараемся, дед, стараемся — о своем народе печемся...
И сладким голосом депутата Госдумы Андрея Исаева допела, что историческую несправедливость ныне, так сказать, живыми деньгами восстанавливают.
— Спасибо! — насмешливо изогнулся дед, — только рейтинг ваш я вам назад принес... и еще кое-что!
— Что там у тебя в мешке, никак, подарок за наши усердия?
— Подарок! Да еще какой! — воскликнул дед в сердцах и, достав из мешка большую дубину, огрел ею золотую рыбку: «Это тебе и за пенсию... и за рейтинг.. и за живые деньги вместо льгот... За сим кланяюсь!
Бросил он золотую рыбку в мешок и принес домой старухе:
— Вари, бабка, уху! От золотушки-побрехушки все равно никакой нам пользы, как и от ее живых денег, которые всех в могилу вгоняют, так хоть похлебки глотнем, погреемся...

А.ЗАСИМОВА.
Пушкино,
Московская область. 

 


В оглавление номера