Нам что, советским людям? Куда скажут, туда и двинемся...
Я летом как-то из закусочной выходил. Да не выходил, а вытолкали меня,
последнего. Барменша меня как пхнула в спину, так я и вылетел на проспект.
Дверь тут же и захлопнулась сзади.
Ноги еле идут, а все ж таки к дому тянутся. И улицу перейти надо.
Смотрю — полосы такие светлые, прямо, как лестничные ступеньки на
третий этаж в квартиру, где родная жена ждет. Ну и пополз я по-пластунски
по полосам. Оказалось, что это «зебра».
Понадеялся, что перед «зеброй» весь автотранспорт тормозит. Так нет
же, один гад на легковушке наехал на меня с налету правым колесом.
Сознания не потерял, сознание у меня всегда ясное. Народ набежал.
«Скорая» примчалась. Отвезли в больницу, и сразу — в рентген.
В рентгене пришел ко мне один молодой, невысокий такой, в зеленой
курточке, вопросов не задавал. Сестра медицинская капельницу поставила
на руку, укол в ногу сделала. А тот молодой и говорит:
— Таз у тебя сломан, и бедренная кость провалилась внутрь организма.
Надо эту кость вытягивать наружу. Будем делать тебе школьное обезболивание.
Взял длинную иглу и стал колоть мне в живот. Я уж потом узнал, что
блокаду ту новокаиновую изобрел доктор наук Школьников из города Новокузнецка,
чтобы помогать шахтерам, которых еще живыми поднимали из завалов.
После блокады легче мне стало. А сестра наклонилась и шепнула на ухо:
— Милый, поживешь еще чуть-чуть...
Приятная девушка, век ее не забуду.
Потом врач ногу мою тянул. Тянул и вбок, и вверх, пока что-то не щелкнуло
внутри. Спицы еще вставляли, йодом мазали... Дальше — не помню.
Утром разбудил профессор и строго сказал:
— Делать надо очень сложную операцию для улучшения качества твоей
жизни. Стоит эта операция больших денег, потому что менять нужно весь
сустав, ставить надо дорогой титановый спецпротез на спеццементе.
А у меня родни в губернии немерено. Как узнали, куда я попал, понабежали
со всех сторон, расселись по коридору и в палате в черных кожанках,
как грачи на картине Саврасова. Стали совещаться, как мне ногу спасти.
А я уж слышу, профессор говорит заведующему отделением:
— Делать его надо срочно, клиент платежеспособен. И вообще материал
для операции подходящий.
Заведующий отделением покрутил своим нерусским носом и ответил:
— Слушаюсь. Поставим в график на послезавтра.
График-то графиком, да жизнь не обманешь... Пришли две женщины, прикатили
рентген-аппарат, сделали мне снимок и ушли. Потом слышу из коридора
такую дискуссию. Профессор внушает дежурному врачу:
— Ты зачем ему вправил ногу, тебя кто об этом просил?.. Ты посмотри
— семья-то не бедная. Заплатили бы, сколько надо, а ты все испортил,
всю малину... Завтра поедешь в Питер на учебу. Там тебя научат, как
нужно работать в приличном учреждении, как надо свободу любить.
Два месяца был на вытяжке. Каждый день жена утром и вечером приходила,
судно купила в аптеке, выносила из-под меня. Клеенку специальную приобрела,
матрац принесла особый, чтобы пролежней не было.
Всего не перескажешь. Это я вам сейчас в бане, расслабившись, сообщаю,
что со мной приключилось... А те два месяца — как в бреду. Много чего
нанюхался, насмотрелся и наслушался.
У них там — что санитарки, что сестры, что врачи — получают конкретные
гроши. За декабрь к Новому году аванс выдали — по три отечественных
сотни. Для поддержания качества жизни на все десять дней сплошных
праздников.
Пока лежал в больнице, вернулся с учебы из города на Неве молодой
доктор, который меня лечил изначально. Вернулся бледный, худой и стриженный
наголо, как из зоны. Скинулись мы палатой на его пропитание.
Как сняли гирьки, братья притащили костыли и подняли меня на ноги.
Пошел по палате и коридору успешно. Профессор приказал меня срочно
выписать.
Жена отмывала дома в ванной в три захода, спину терла бархоткой, пятки
пемзой шлифовала. Кожа — тоже орган, и не последний.
Вот я к парной и пристрастился, самая благодать, и ничего другого
не надо. Здесь тебе и качество жизни, и отдых от суеты.
На комиссии дали третью группу инвалидности, рабочую. Стал вахтером
на нашем телезаводе... Сутки — через трое. На вахте — с кобелем по
кличке Ваучер. К ночи пройдем под забором, свет включим — и на боковую.
Ваучер никакого террориста не пропустит, друг верный.
Отдежурю тихо-спокойно, утром — как огурчик — и на калым, на домашний.
Дом у нас большой. Все несут телевизоры на ремонт, принимаю только
импортные.
Жена с дочкой не нарадуются. Всегда трезвый, как хрустальный стакан.
Уцелевший сустав, конечно, сказывается, особенно к непогоде... Тросточку
ребята в цеху сварганили. Беру ее с собой, когда иду в поликлинику,
чтобы группу не сняли.
Нанес визит на избирательный участок. За партию автомобилистов голосовать
не стал. Будь они неладны.