— Равных им не было, — говорит генерал Дроздов. — И по степени готовности пойти на риск, и по степени оперативной выдумки, разведывательной находчивости. Главная особенность «Вымпела» состояла в том, что это была сила думающая, умеющая самостоятельно принять правильное решение и воплотить его в жизнь.
Как пример для «разминки»: офицеров привозят в горы, показывают 70-метровую отвесную скалу и ставят задачу: через 20 минут вы должны быть на ее вершине. Большинство из них горы видели только в кино. Но это — «семечки». «Офицеров в «Вымпел» отбирали не только по критерию самостоятельности, но и регулярно развивали это качество, — пишет бывший «вымпеловец» Анатолий Ермолин. — Делалось это достаточно просто. Тебя вызывают к руководству и ставят задачу: г.Арзамас-16, спецплощадка №12, захватить образец производимого изделия. Срок выполнения — три недели. Комментариев никаких. Дополнительной информации никакой. Время пошло. Это не отвлеченный пример и не красивая выдумка. Это реальная задача, которую мы выполняли в реально указанные сроки».
Одно из важных правил: разведчик всегда должен быть автономен. Ветераны «Вымпела» вспоминают «вполне обычный элемент подготовки»: выходишь из подлодки через торпедный аппарат — лучше в шторм и ночью, до утра добираешься до западного берега Африки, находишь заданную точку или объект, выполняешь поставленную задачу и возвращаешься на подлодку. Главное — остаться незамеченным. Стоит добавить, что «заданная точка» порой находилась не на побережье, а в глубине Черного континента. И что это была необязательно Африка.
— Мы прекрасно знали, что наша боевая подготовка в некоторых случаях превосходит американскую по своей напряженности, остроте и, можно даже сказать, по результативности. Хотя возможностей для этого у американцев было гораздо больше, — свидетельствует генерал Дроздов. — Регулярно проходили тренировки на выживание в условиях пустыни, джунглей, льдов и т.п. Новичок, к примеру, должен был изучить, каких пауков можно есть, а каких нельзя, с какой травой нужно сварить ту же крысу, чтобы она стала пригодной к употреблению в пищу. Каждая операция продумывалась тщательнейшим образом. Офицеры группы не знали слова «невозможно»!
Вспоминает один из офицеров:
— Мы верили не только в себя и своих товарищей, но и в свое оружие и снаряжение. То и другое не уступало западным образцам, более того, во многих случаях превосходило их. Смею это утверждать, так как на практике сравнивал их качество. Со всей этой техникой, в том числе очень сложной, необходимо было обращаться на «ты». Ведь от степени совершенства владения ею зависела и твоя жизнь, и твоих друзей, и успех любой операции. Во-первых, в боевой ситуации некогда листать справочник. Во-вторых, все инструкции были секретными.
За бойцами группы «В» числится много славных дел. Есть известное выражение — «на грани фантастики». Некоторые операции «Вымпела» давно эту грань перемахнули. Два коллективных подвига их — подвиги нравственные. Профессиональная выучка спецназа неотделима от нравственного воспитания. Как пример: поэт и православный философ Алексей Степанович Хомяков был офицером отменной храбрости, участником многих сражений. Лихо рубясь в открытом бою, он никогда не добивал раненого врага, не стрелял в спину, не преследовал убегающего. Бойцы «Вымпела» и «Альфы» изначально запрограммированы на спасение чужих жизней, поэтому обе группы не позволили использовать себя, как пешек, в кровавых политических играх в августе 1991-го и в октябре 1993 года, хотя прекрасно знали: приказы не обсуждаются. Две группы спецназа, не применяя оружия, вывели людей из горящего Белого дома. Проще — спасли. 23 декабря 1993 года Б.Н.Ельцин своим указом переподчинил не пожелавшую кровопролития группу «В» Министерству внутренних дел. В итоге «Вымпел» распался: только около 50 человек согласились служить в МВД, остальные ушли в иные силовые ведомства, 135 молодых офицеров подали рапорты об отставке.
Конечно, совсем «умереть» «Вымпел» не мог, и после ряда реорганизаций группа была включена в состав Антитеррористического центра (АТЦ), который теперь называется Центром специального назначения (ЦСН). Сегодня задачи, стоящие перед «Вымпелом», схожи с теми, что выполняет группа «А», — борьба с терроризмом. «Горячие точки» — привычное место службы для офицеров группы «В».
Осень — пора активизации террористов, это давно подмечено. Нынешняя зима для многих из них и оставшихся в Чечне т.н. «полевых командиров» стала последней благодаря именно «Альфе» и «Вымпелу». Есть горькие потери и у спецназовцев. Некоторые газеты, сообщая об очередном штурме и захвате очередного негодяя, у которого руки в крови, позволяют себе сарказм в отношении действий спецназа: дескать, разучились работать парни, не тот уровень, что был прежде. Так ли это? Один из офицеров группы «В», попросив не называть его и не включать диктофон, согласился на короткую беседу, которую и привожу ниже по памяти.
В.М.: Виктор, впервые за много лет в прессе прозвучала оскорбительная мысль, что бойцы «Альфы» и «Вымпела» снизили уровень своей профессиональной подготовки, поскольку число «двухсотых» и «трехсотых» на операциях по захвату бандитов растет.
«В»: Пусть это останется на совести пишущей братии. Если, конечно, у тех, кто это пишет, есть совесть. Во-первых, возросло и количество операций. Во-вторых, это не какие-то молокососы, а опытные, обученные зарубежными инструкторами боевики с немалым опытом. В-третьих, большинство из них — и фанатичные люди (или нелюди), и вполне отчаявшиеся: на амнистию надежды нет — руки в крови по самые под мышки, деваться некуда — их «зафлажковали», до последнего патрона — это последний шанс: а может, прорвемся?.. Можно добавить еще, что у них напрочь отсутствует кодекс чести, они не повязаны никакой моралью: могут прикрываться и стариками, и женщинами, и детишками. В прошлом году во время нашего штурма один такой «гордый джигит» левой рукой удерживал за горло жену своего брата, прикрываясь ей, как щитом, а правой стрелял из-под ее руки по штурмующим. Группа захвата не стала даже применять спецсредство, как это было во Дворце металлургов («Норд-Ост»), зная, что в доме есть женщины и дети. Вдруг кто-то из них не перенесет «химии»... А если б мы действовали, как оккупанты, — кинули б в окна по гранате и добавили пару струй из огнемета. И обошлись бы без потерь. Не можем мы себе этого позволить. А они позволяют.
В.М.: В Махачкале, прежде чем танком завалили дом с пятью боевиками внутри, был убит сотрудник «Альфы», еще один ранен. Парни сберегли окрестных мирных жителей: дом, который заняли ваххабиты, стоял в тесном окружении соседних домов, рядом еще были девятиэтажки. А могли бы просто подогнать танк и шарахнуть осколочно-фугасным — тем более что, кроме бандитов, в доме никого не было.
«В»: Благородству в войне с подлостью может помочь только мужество, помноженное на специальную подготовку. Те же захваты в заложники ни в чем не повинных людей — это изначально подлость. Кстати, 18 января в Махачкале действовала только «Альфа», «Вымпела» там не было.
В.М.: Всякий раз спецназ рискует жизнью, проводя ту или иную операцию. Вас привлекают к их разработке?
«В»: Вычислить, где скрывается террорист, где он будет находиться в «день Икс» — это не наша прерогатива, хотя это уже и есть спецоперация. Мы ее завершаем. А вот как мы будем обезвреживать этого бандюка или террориста — это на нашей совести. Разумеется, вышестоящее начальство при этом не устраняется от ответственности и находится в курсе всех подробностей. Оно же и благословляет и руководит ходом операции. Но конкретную работу выполняем мы. Наша задача — находиться в постоянной боевой готовности. Ветераны спецназа рассказывают, что долго еще после увольнения в запас не могут избавиться от этого состояния — круглосуточного ощущения себя «взведенным курком».
В.М.: А много раз тебе пришлось участвовать в захвате бандитов, ходить на штурм?
«В»: Десятка полтора — точно не считал. А много это или мало — решай сам.
В.М.: Виктор, все-таки о подготовке бойца «Вымпела» скажи несколько слов. Отличается она сегодня от той, что была до расформирования группы?
«В»: Ну как сравнивать... Я ведь пришел в отряд не с момента его образования. Вдобавок пришел из ВДВ — то есть уже неплохо подготовленным. Конечно, развал «Вымпела» в 1993 году сильно его подкосил. Но выучка у тех, кто не снял погоны, осталась, остался дух. А дух этот можно сформулировать просто: нам поставлена задача — и у нас не должно быть сомнений, что мы ее можем не выполнить. Так было, и так будет. В 1993 году не все ведь уволились. Кто-то перешел в «Альфу», кто-то подался в МЧС, в подразделение спецопераций — и так далее. Ну а далее ничего ведь на месте не стоит, все находится в развитии. Появляются и новые виды оружия, новые спецсредства, придумываются новые приемы обезвреживания преступников. И они ведь тоже народ изобретательный. А поскольку задачи наши изменились — «Вымпел» не работает за рубежом, то изменилась и система подготовки. Уже не требуется, например, знать два-три иностранных языка. Хотя многие офицеры знают, это оттачивает интеллект, расширяет кругозор. Физическая подготовка, упражнения в стрельбе сохранились, думаю, на прежнем высоком уровне.
В.М.: Я однажды наблюдал за соревнованиями спецназа по пулевой стрельбе — это впечатляющая картина. В том числе и по результативности.
«В»: Ну это обязательный элемент подготовки. Думаю, психологическая подготовка не сделалась хуже. Тем более что «преподают» нам ее в последнее время не только инструкторы, но и сами бандиты. Жизненной практики стало больше, чем, скажем, в 70-х.
В.М.: Виктор, скажи честно: ведь при любом уровне психологической подготовки человеку должно быть страшно, когда он идет на пули. Ведь не из железа же вы сделаны! Или, как писал Ницше, «человек есть нечто, что требуется преодолеть» — и суть в этом?
«В»: Понимаешь, психологическая подготовка спецназовца состоит не в том, чтобы выхолостить у него чувство страха (пожалуй, это и невозможно), а чтобы этот страх не мешал ему ювелирно выполнить задачу. Ты должен суметь выстрелить первым и обязательно попасть туда, куда надо; тебе нужно преодолеть простреливаемое пространство — и бандитская очередь из автомата или выстрел из подствольника тебя не должны остановить; во время боя ты должен держать в поле зрения все пространство, кожей, а не глазами видеть, где находятся твои товарищи, как они действуют, и не угрожает ли им смерть в ту или иную секунду. Само собой — ни при каких обстоятельствах не терять головы. Если это освобождение заложников, то твои действия подчинены одной задаче — совершить все, чтобы они остались живы.
В.М.: Ты был в Беслане?
«В»: Да, я «работал» в спортзале. Влетел туда после первого взрыва.
В.М.: А можно ли сравнивать первый в жизни штурм с последующими?
«В»: Думаю, да. Если ты прыгал с парашютом, то помнишь, что впервые из самолета ты шагнул, будто слегка зомбированный. Есть точное слово — безоглядно. Таким был и мой первый штурм. Тогда я еще не бывал под огнем, и угрозу смерти осознавал, если можно так выразиться, на теоретическом, подсознательном уровне. А когда повидал кровь товарищей и свою, тащил еще теплого, но уже мертвого друга — понятие «смерть» как бы материализовалось, приобрело более наглядное очертание. Этот психический барьер надо было преодолеть. Ну а для полного понимания: сколько раз ни поднимайся в атаку — страшно всегда. После Беслана я «отходил» больше месяца. Каждую ночь, без единого перерыва, мне снился один и тот же сон, но с вариациями. Взрыв внутри здания, мы бросаемся к окнам, по нам стреляют, я влетаю через окно в спортзал — там паника, визг, пыль, копоть, стреляю по бандиту — и так далее. На другую ночь — тот же сон, но я уже врываюсь через другое окно, по мне дает очередь уже другой террорист и с другой позиции, снимаю его навскидку, падает подвешенная «бомба», я успеваю прыгнуть за косяк и в момент взрыва крепко зажмурить глаза... На третью ночь — я предугадываю падение «бомбы» и успеваю скрыться за угловым выступом. То есть целый месяц память прокручивала этот кошмар, а мозг автоматически, независимо от сознания, моделировал ситуации и просчитывал мои действия.
В.М.: Ваших погибших воинов всегда отпевают в православном храме. Говорят, на войне неверующих не бывает. Я знаю, ты крещеный. Произносишь ли ты слова какой-нибудь молитвы перед броском навстречу опасности? Вон ваххабиты — те кричат «Аллах акбар!»
«В»: Это больше для телекамер. И кричат они отнюдь не перед каким-нибудь рискованным действием, а после него. Благодаришь Господа, когда все удачно закончилось, когда ты остался жив, живы твои друзья, а поставленная задача выполнена. Например, в Чечне, в месте дислокации, у некоторых ребят на стенах висят картонные иконки, привезенные с собой. Но ни разу я не видел молитвы «на публику». Во-первых, вера и обращение к Богу с молитвой или просьбой — дело интимное; во-вторых, перед операцией боец спецназа должен предельно сосредоточиться на одном: как выполнить задачу. В такие минуты нельзя думать ни о жене, ни о детях, ни о чем другом, что может хоть немного отвлечь. Отвлечешься, сосредоточенность даст трещинку — и больше появится шансов вернуться не домой, а на Николо-Архангельское кладбище. Ты должен стать сгустком мышц, воли и сознания. Это особое состояние. Чем больше опасность, тем выше должно быть самообладание «вымпеловца». Когда вернешься — тогда и иди в храм, обнови душу, помолись, поставь свечу, помяни погибших. А в командировке, в «горячей точке», готовясь к штурму или захвату не до этого. Удивляться тут нечему: это специфика работы спецназа. Тонущий моряк еще может успеть перекреститься и воскликнуть: «Господи, помилуй!» А когда в тебя целят из «хаттабки» — самодельного гранатомета — или дают очередь из «Стечкина» — дай Бог не сплошать самому. Нам приходится порой работать не с секундами, а с мгновениями.
В.М.: Виктор, тебе и твоим друзьям я желаю как можно скорее остаться без работы. На Руси издавна говорили: дай Бог все уметь, но не все делать. Ну а коль придется выполнять поставленную задачу, то храни вас Господь!

Вячеслав МОРОЗОВ