СТАЛИН ставит перед Лениным и Центральным комитетом партии три условия. Первое: Троцкий не должен вмешиваться в дела Южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии. Второе: с Южного фронта должен быть немедленно отозван ряд работников — протеже Троцкого, которых Сталин считает вредными для восстановления боеспособности фронта. Третье: на Южный фронт должны быть немедленно командированы новые работники по выбору Сталина. Условия были приняты целиком».
Изучив обстановку на месте, Сталин вносит предложение изменить план контрнаступления: не на Новороссийск, а на Харьков.
Доводы, которые Сталин приводил в своем письме Ленину, сводились к следующему.
1. Здесь мы будем иметь среду не враждебную, а симпатизирующую.
2. Здесь мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, — линию Воронеж—Ростов.
3. Мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьим армиям заходим в тыл.
4. Мы заставим Деникина попытаться передвинуть казачьи части на Запад, и это поссорит его с казаками.
5. Мы получим уголь, а Деникин останется без угля.
Письмо закончилось ультиматумом, и план Сталина был принят.
Остальное хорошо известно. 19 октября 1919 г. буденновская конница наносит под Воронежем удар по кавалерийскому корпусу Шкуро. 23 октября занимает Воронеж. 27 октября Буденный переходит Дон. 14 ноября захватывает станцию Косторную. 1 января 1920 года взят Таганрог. 9 января конармия Буденного занимает Ростов. Это была катастрофа, которую белые никак не ожидали.
«Один только человек предвидел ее, — пишет Дмитриевский, — самый яркий, самый талантливый полководец Белой армии, не имевший себе равных, водитель белой конницы генерал барон Врангель. Уже давно он предостерегал главнокомандующего от распыления сил... Он предлагал царицынское направление — то, которое в обратную сторону для наступления красных было отвергнуто Сталиным. Но именно потому, почему оно было невыгодно для красных, оно было выгодно для белых: они шли по дружественному Дону, оставляли за собой верный казачий тыл. В то же время шли на соединение с силами Колчака... И когда генерал Деникин приехал в освобожденный от красных Царицын, Врангель опять пытался убедить его не распылять силы, сосредоточить прежде всего всю конную массу на одном направлении... Командующим мог быть только один — генерал Врангель. Он не говорил этого, но это было ясно.
Генерал Деникин задумчиво сказал:
— Я вижу, что вы хотите первым войти в Москву!»
Таковой была интеллектуальная и нравственная «высота» генерала Деникина. Черчилль говорил в подобных случаях так: «Момент велик. А досточтимые джентльмены, я вынужден признать, мелки».
И та, и другая сторона грешила грабежами. Как пишет Роман Гуль о рейде Мамонтова, «У казаков нет препятствий на пути в Москву. Но вместо похода на Белокаменную обремененная награбленным добром на седлах и в обозах казацкая конница начала, снижаясь, падать. В этих набегах казаки грабили все; даже в церквах, сначала перекрестясь широким крестом, — «Прости, мать-Богородица, все равно у тебя большевики отберут», срывали с икон золоченые ризы. Марш на Москву отпал, казаки не захотели идти, с добром поехали назад в свои станицы». Для Белой армии эта моральная деградация кончилась разложением и развалом.
Большевики вступили с этой стихией в борьбу. «Напрасно, — пишет Гуль, — в колонном зале парамоновского дворца бушевал, шумел перед командирами Клим Ворошилов:
— Прекратить грабеж! Гады! Позорят армию! Разослать по частям коммунистов!
Где там!
Сам Буденный усмехается ослепительной животной улыбкой.
— Та нехай, Клим Ефремыч, трошки разомнутся бойцы, трошки грабанут буржуякив.
Разбойный комкор Думенко с кирпичом мужицкой бороды до пояса только хохочет перед главой Реввоенсовета.
— Каких таких коммунистов разослать? У нас в армии нет коммунистов и не было! Дай бойцам взять, что хотят! Что тебе, жалко? За что они кровь проливали? — Звякнул шпорами и ушел из двора Думенко, пьяный легендарный рубака, как отец любимый бойцами... Думенко в штабе среди кутежа с девками и бойцами собственноручно застрелил политического комиссара корпуса коммуниста Микеладзе. И в разгульном пьянстве грозил открыть фронт белым генералам, если Реввоенсовет будет еще заступаться за жидов и коммунистов».
Думенко был расстрелян. Бунт конармейцев по поводу его ареста был усмирен Ворошиловым и Буденным.
Шульгин, попав в плен к Котовскому, был поражен дисциплиной и воинской честью бойцов. Он вдруг увидел возрождающуюся русскую армию после пережитого острого разочарования при виде разложения в белом лагере.
Белая идея, как тиф, переходит линии фронтов — понимает Шульгин. Потерпев свой крах у белых, она восстает из пепла в лагере красных, комиссары которой заявляли ему, что они тоже за единую и неделимую Россию. Идея великой России — вот что обретало смысл в контурах серпа и молота. Умный Шульгин не увидел этого в работах Ленина, не прочитал этого, написанного черным по белому. Он прочел это в кровавых страницах Гражданской войны, увидел в делах человека, «чей гений, свойства характера, воля» разжигали, сплачивали и направляли энергию народа, начавшего делать свою историю.
Очень близко честный патриот и контрреволюционер Василий Шульгин подошел к идее более глубокого человека, патриотизм которого имел высший порядок, — революционера Владимира Ульянова, брата «того самого Ульянова», известного всей России еще до первой революции юноши, который пошел на виселицу, чтобы избавить Россию от тирании, реакции и отсталости. Да, многовековая отсталость. Это та угроза самого существования России, которая заставляла действовать и Александра Ульянова, и Петра Столыпина, и Владимира Ленина. Над этим задумывался Василий Шульгин, странствуя по полям Гражданской войны. «Будет беда. Россия безнадежно отстает. Рядом с нами страны высокой культуры, высокого напряжения воли. Нельзя жить в таком неравенстве. Такое соседство опасно... нам надо социального Эдисона».

А В ТО САМОЕ ВРЕМЯ более осведомленный человек, член «Комитета 300» Герберт Уэллс встречался с этим «социальным Эдисоном». «Разговаривая с Лениным, — вспоминал Уэлс, — я понял, что коммунизм, несмотря на Маркса, все-таки может быть огромной творческой силой. После всех тех утомительных фанатиков классовой борьбы, которые попадались мне среди коммунистов, схоластов, бесплодных, как камень, после того, как я насмотрелся на необоснованную самоуверенность многочисленных марксистских начетчиков, встреча с этим изумительным человеком.. подействовала на меня живительным образом. Он во всяком случае видит мир будущего, преобразованный и построенный заново».
Сегодня, когда вывернули и обнюхали все записки Ленина, его переписку с Арманд (ай-ай-ай!), его суровые указания действовать в чрезвычайных ситуациях революционно и решительно, облик вождя нашей революции в национальном сознании не изменился. Он был и остался самым великим человеком нашей истории, нравственно безупречным и интеллектуально недостижимым. В глазах народа это был человек, избавивший его от барского гнета, человек, открывший путь, в который поверил даже Герберт Уэлс.
И в этом главная интеллектуальная заповедь Ленина, изложенная в его работах еще до 1905 года. Смысл, задача и стратегия русской революции, «несмотря на Маркса» и его мировое значение, — в спасении и возрождении страны в эпоху беспощадных геополитических угроз. Практика деятельности Ленина («социального Эдисона» нашей истории) и исполнителя его заветов Сталина («социального Форда») не только подтвердила правильность этой стратегии, а позволила создать первую в мире цивилизацию не на основе колониальной эксплуатации (или современной ее формы — неэквивалентного обмена), а на основе собственных достижений народа, его интеллектуальной элиты и высочайших форм государственной организации. Нравственная сторона идей Ленина основана на подлинном современном гуманизме, суть которого — национальное и социальное равенство людей. Ленинская революция не только уберегла Россию от судьбы Австро-Венгерской и Османской империй и привела ее к высотам сверхдержавы, обладавшей крупнейшим интеллектуальным потенциалом. Наша революция привела мир к раскрепощению от грубых форм колониального гнета, дала импульс стремлению человечества к социальной справедливости, к раскрепощению миллиардов людей на земле. Такова заслуга Ленина и Сталина перед человечеством. Таково международное значение русской революции.
Попытки нынешних СМИ (оплаченные мировой финансовой олигархией) запятнать Ленина и большевиков, поделить поровну грехи зверств по отношению к мирному населению между красными и белыми — ложь. В Красной Армии эти факты носили характер эксцессов при утрате командирами контроля над войсками. В Белой армии зверства не встречали должного сопротивления командиров, ведущих войну против «взбунтовавшихся холопов», а их контрразведка в массовом порядке занималась пытками ради личного обогащения. «Я не ошибусь, — писал очевидец событий американский генерал Гревс, — если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами». Это привело к тому, что после зверств Колчака количество большевиков в Сибири неизмеримо выросло.
Главная, интегральная причина победы революции в Гражданской войне — поддержка народом ленинской политики, феноменальная способность гениального вождя устанавливать обратную связь революционной диктатуры с народом.

ЗАВЕРШАЮЩИЕ победы Красной Армии много раз описаны, воспеты и хорошо известны. Это окончательный разгром Колчака, триумфальное шествие Тухачевского от Златоуста до Челябинска и дальше — до Иркутска и Петропавловска. Столь же блистательны были успехи 26-летнего полководца в роли командующего Кавказским фронтом, и этому назначению содействовал Сталин, стремясь при этом сблизить Тухачевского со своим другом Орджоникидзе — членом Реввоенсовета фронта.
Вершиной карьеры Тухачевского было руководство польской кампанией, закончившееся позорным поражением и катастрофой Западного фронта.
Интересно, что операция по охвату Варшавы повторяла Челябинскую операцию, которая была столь же рискованной. Но если тогда в войне с Колчаком Тухачевского сначала страховал командующий Восточным фронтом авторитетнейший большевик Фрунзе, затем поправлял новый командующий Восточным фронтом Ольдерроге (Тухачевский это ему припомнил), а восстание челябинских рабочих спасло Тухачевского от катастрофы, то на Висле польский народ воевал на стороне Пилсудского, а поправлять прославленного Тухачевского уже никто не решался. Только умный начальник штаба Реввоенсовета Республики генерал Лебедев предупредил: «Европа нам насыплет».
Часто говорят, что наши войска в этой войне оторвались от своих коммуникаций. Спрашивается: а зачем оторвались, забыв об азбучных истинах оперативного искусства? Более того, эти доводы представляются не вполне убедительными, если учесть возможность заключения мира с границей по линии Керзона. Вместо этого все поддержали «авантюру» Варшавской операции Тухачевского. На этой оценке (авантюра Тухачевского) молча сошлись все, и, видимо, только Сталин сделал правильные выводы из этого позорного поражения. Он был против этого наступления на польской территории, но, конечно, не вступал в спор с Лениным, молчал и даже игнорировал попытки Тухачевского (и не только Тухачевского) свалить вину за поражение на командование Юго-Западным фронтом (Егоров), т.е. на Сталина.
Почему молчал Сталин? Потому, что главная ответственность за поражение лежала на Ленине, на всем советском военно-политическом руководстве. Тухачевский действовал на польском фронте так, как он действовал всегда — в лучших суворовских (быстрота и натиск) и наполеоновских («генерал, который слишком беспокоится о резервах, бывает неизбежно бит») правилах. Эти правила вечны, но применение их меняется от эпохи к эпохе и в зависимости от условий. Они срабатывали «по Тухачевскому» в условиях недостаточной плотности огня, плохих дорог, неустойчивости войск противника, своих собственных войск. У Колчака — «несухопутного генерала», командовали такие же «мальчишки», как и сам Тухачевский. Деникинская армия, несмотря на отборный кадровый состав, была уже сломлена и разложена, когда на завершающем этапе войны с Деникиным в нее включился Тухачевский.
Пилсудский, который был ровно вдвое старше Тухачевского, имел огромное преимущество перед ним, не командовавшим даже ротой, в смысле боевого опыта. Он не был загипнотизирован успехами Тухачевского. Его войска защищали Варшаву и не разбегались под ударами дивизий Тухачевского, оставившего неприкрытым свой левый фланг и пытавшегося закрыть брешь формальными требованиями неосуществимого маневра силами Юго-Западного фронта.
Также безответственно вел себя на совещании у Ленина Троцкий, когда протестовал против Варшавской операции Тухачевского, но не настоял на мире с поляками по линии Керзона, дав Ленину совершить роковою ошибку, но формально сняв с себя ответственность за нее. А ведь Троцкий был лицом, так сказать, «визирующим» военные распоряжения Ленина. И только когда Ленин позволил себе упорствовать в своей «ошибке» и поддержал жажду реванша встрепенувшегося после конфуза Тухачевского, Троцкий, предварительно проинспектировав войска, доложил всему военно-политическому руководству, что Западный фронт развален и дорога Пилсудскому на Смоленск и Москву открыта, а предложение Тухачевского — дорога в катастрофу. Тогда Ленин дал себя убедить, а Сталин потребовал отпуска и уехал в родные края.
Сам Пилсудский позднее, отвечая на жалкие оправдания Тухачевского («Поход за Вислу»), убедительными аргументами в своих мемуарах («1920 год») утверждает, что отказался от похода на Москву только потому, что победа белых его не устраивала из-за их претензий на возвращение Польши в состав России. Думается, что это утверждение было отчасти блефом. Просто кому-то, кто двигал пешки, это было не надо. Да и ресурсы Польши были несравнимы с российскими, и за подобные подвиги пришлось бы жестоко расплачиваться в исторической перспективе. «Посеешь ветер, пожнешь бурю», что и произошло в 1939 году.

ЕСТЬ обратная сторона в идее Ленина о праве нации на самоопределение. Это — способность нации к самоопределению. Увы, история независимой Польши ставит под сомнение положительный ответ на этот вопрос. Известен и историк, поставивший эту состоятельность под сомнение. Это Уинстон Черчилль, с презрением отозвавшийся о заискивании поляков перед Гитлером на собственную погибель. Главная идея польского национализма — антирусская позиция, построена на лжи — на лжи о русском угнетении.
Из ошибок надо извлекать уроки. Мы не говорим о нынешних руководителях Польши — американских марионетках. Этим не нужны уроки. Им нужно место под солнцем. Мы говорим о ее нынешней интеллектуальной и нравственной элите. Вам, братья славяне, полезно вспомнить Ллойд Джорджа, предостерегавшего об опасности, которую несло унижение Германии в 1918 г. Он говорил, что рано или поздно Германия поднимется и она запомнит всех, кто ее унижал. Мы хотим, чтобы поляки помнили, что жить с великими соседями — Россией и Германией — надо, соблюдая приличия.
Америка далеко, и ее звезда клонится к закату. Возрождается мощь исходной мировой цивилизации — Европы и Азии. Очерчиваются контуры грандиозной мировой революции. Этот процесс придет в устойчивое русло, когда стержневая держава нашего единого по своей природе континента — Россия вновь обретет свой исторический путь, и из республики, оказавшейся во власти бандитов, вновь превратится в республику труда. Это приведет ее к темпам роста, соизмеримым со сталинскими. Да, нынешняя Россия — слабый и вздорный детеныш Советского Союза. Но еще Чингисхан поучал: «Не презирай слабого детеныша. Может оказаться, что это детеныш льва». И новая Россия, когда она окончательно откажется от проституированных принципов буржуазной демократии и каленым железом выжжет заразу разложения и предательства, окажется достойной своего ближайшего праотца — СССР — той несокрушимой страны героев, преданной и оболганной ее собственной, потерявшей рассудок и честь элитой.
А тогда, в боях с Тухачевским, Пилсудский проявил себя твердым командующим и трезвым политиком (в позорные минуты растерянности и слабодушия поддерживаемый Вейганом). Удивительно другое: как в эту брешь не устремились войска Антанты? Думается, что, несмотря на капитуляцию, Германия навсегда отбила у Франции, Англии и Америки охоту воевать на сухопутных театрах. Ужасы сухопутных сражений и привычка к комфорту погасили у этих народов интерес к воинским подвигам через походы и марши. Горе народу, который страшится войны. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой».
Говоря об ответственности Ленина за провал Варшавской операции, мы не можем замкнуть этот вопрос одной Варшавской операцией и считать эту историю ошибкой Ленина. Ленин, возможно, не вникал в тонкости операции и, видимо, слишком поверил в Тухачевского, в пользу командования которого высказались все, включая Брусилова. Ленин мыслил более крупными категориями — категориями революции в Европе. Вот эта концепция мировой революции была ошибочна, т.к. вторжение в Польшу, а затем в Германию вызвало бы в Европе такую же волну шовинизма, как это произошло в Польше в момент «русского наступления» на Варшаву. Европейская буржуазия, не в пример российской, была еще сильна, а ресурсы Антанты несоизмеримо превосходили ресурсы России. И России грозило концентрическое наступление европейских держав с польского и врангелевского плацдармов. Но и это понимал Ленин. Он не мог совершить такую ошибку, но все-таки ее совершил.
Эта загадка снова наводит на мысль о могущественных тайных силах, переиграть которые Ленину не позволяла ограниченность ресурсов, находящихся в его распоряжении. «Ошибки» входили неотъемлемой частью в концепцию революционной стратегии Ленина. Его диалектический метод достижения успеха — метод проб и ошибок («ввязаться в сражение, а там посмотрим»), позволял поднимать планку целей до граней возможного. Так достигались результаты, для заурядного ума непостижимые. Сталин был проще. Он добился тех же целей через двадцать лет, готовясь к этой задаче со сверхъестественной настойчивостью.
Ленин был необоснованно мягок и добр по отношению к своим. Этакий комплекс короля Лира, в слабом, конечно, выражении, т.к. в глубине и проницательности Ленину отказать невозможно. Понимая гениальность достижений этого «социального Эдисона», мы должны отказаться от культа Ленина, мешающего понять и использовать великие уроки революции и осознать конструктивное значение этих уроков для будущего. Мы должны понимать, что Ленин, как любой гениальный человек в истории человечества, не был безупречен. Поняв это, мы зримее представим себе и масштабы его величия. Но в то же время мы не можем ставить себя в смешное положение и критиковать поступки гения, не зная досконально всех его обстоятельств, не можем уличать в ошибках того, кого не в силах до конца познать. Мы можем только указать на то, что остается для нас необъяснимым.
Тухачевскому не кололи глаза неудачей Варшавской операции, вылившейся в разгром и катастрофу, но позор достался именно ему, и он усугубил этот позор растерянностью, потерей связи с окруженными войсками, недостойными оправданиями с попытками свалить вину на других (при этом роковым образом утратив дружбу и доверие Сталина). Бонапарт учил не увлекаться резервами, но он никогда не учил ими пренебрегать. В Тухачевском увидели военного гения, коим он не был. Высокомерный, не терпящий возражений, он отталкивал от себя людей, способных удержать его от ошибок. Польская кампания показала, что Тухачевский — это не Бонапарт, а фарс на Бонапарта и дерзость по отношению ко многим, которую он себе позволял, — это даже не высокомерие аристократа, а нахальство выскочки. После Варшавы надо было скромнее себя вести. А он, по мнению многих серьезных исследователей, ударился в очередную гибельную для себя авантюру.

БЫЛ заговор Тухачевского или была только клевета и расправа над невиновным в планах государственного переворота самым молодым маршалом СССР? Официальная версия, на основании которой был реабилитирован Тухачевский, известна, но она многих не удовлетворяет.
Утверждение о невиновности Тухачевского еще более бездоказательно, чем то, что нам было известно о его виновности до его реабилитации. Эта реабилитация представляется политическим решением. Ответ на этот вопрос имеет принципиальное значение в понимании истории нашей революции и нашей истории вообще. Если заговор военных имел место и он был связан с планами ушедшей в подполье оппозиции, то объяснения, которые на протяжении десятилетий давались сталинским репрессиям, ложны в самой своей основе.
Нам представляется до очевидности логичным предположение о виновности Тухачевского и его связи с троцкистским подпольем. А утверждение зама главы НКВД Фриновского, приведенное в книге Ю.В. Емельянова «СТАЛИН. Портрет без ретуши», о том, что «советский строй висел на волоске», представляется заслуживающим самого серьезного внимания.
Как свидетельствует В. Карпов, на его вопрос Молотов ответил твердо и даже жестко: «В отношении этих военных деятелей у меня никаких сомнений не было, я знал их как ставленников Троцкого — он их насаждал с далеко идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства». Очевидно, что не один Молотов имел такое мнение. Не только среди большевиков, но и среди белой эмиграции Тухачевского считали циничным и законченным карьеристом.
Какие нужны были документы, переданные Сталину немцами через Бенеша, при беспорядочных связях Тухачевского с женщинами, среди которых агентов НКВД было пруд пруди? Если заговор военных действительно был, то Сталин знал о нем изначально и только ждал, когда он окончательно созреет.
Преувеличенная слава преждевременно вскружила голову недостаточно закаленному в несчастьях Тухачевскому — этому яркому, но отнюдь не великому человеку, что привело его к гибели и позору. Он не нашел в себе мужества застрелиться после поражения от Пилсудского. Не нашел он в себе мужества, как Гамарник, застрелиться перед арестом в 1937 году. Он кричал перед расстрелом: «Да здравствует Сталин! Да здравствует коммунизм!», но ему никто не поверил. В нем увидели не только карьериста, но и человека с нутром старорежимного контрреволюционера. «Ведьмы», обещавшие ему «царство», обманули. Такова судьба честолюбцев и выскочек.
Очень близко к Ленину, можно сказать — рядом с ним был человек, обладавший талантами Наполеона и Цезаря, умевшими считать ходы и доходить до мелочей. Человек, которого третировали как «неумного» и «ограниченного», этими качествами военного гения, как показала следующая мировая война, обладал. Окажись он на месте Троцкого, в штабе главного командования были бы самые серьезные люди. Этот человек — Сталин. В данном случае дело не в том, был он добр или жесток, о чем так изнурительно спорят историки. Дело в том, что он по своим врожденным интеллектуальным данным был способен, подобно Цезарю, помнившему в лицо каждого из 30 тысяч своих легионеров, оперировать огромной информацией и знать «все обо всем». Но тогда, во время Гражданской войны, он играл значительную, но пассивную роль в военном строительстве и в расстановке военных кадров. История и внутрипартийная борьба исправили ошибку, связанную с недооценкой этого обстоятельства, и самого Сталина научили многому. Урок ошибочного выбора военных руководителей — важнейший урок, и правители СССР этот урок усвоили еще со времен Гражданской войны.
Сталин ни тогда, ни во время своей неограниченной власти не стремился выпятить свою роль в Гражданской войне. Видимо, эту славу он считал сомнительной. Но его авторитет в решении военных вопросов был громаден. Сформировать Реввоенсовет Южного фронта борьбы с Врангелем решением политбюро от 3 августа 1920 г. было поручено Сталину. Надо было выбрать командующим Егорова или Фрунзе. Сталин с главкомом выбрали Фрунзе. На фоне конфуза Тухачевского, потери авторитета Троцкого, ухода в тень Сталина пришла с разгромом Врангеля неувядаемая слава к Блюхеру, Буденному, но прежде всего — к Фрунзе. Даже при штурме неприступного Перекопа сумел применить Фрунзе свой излюбленный фланговый удар через Сиваш, с которым блестяще справился Блюхер. А расправа с Махно, за которую иные упрекают Фрунзе, была необходимой мерой, т.к. Махно приступил к мобилизации в свои войска жителей занимаемой им территории, а это было не что иное, как объявление войны Советской власти.

КРАСНАЯ АРМИЯ, победившая в Гражданской войне, не была еще полноценной армией ХХ века. В сущности, о какой армии ХХ века можно говорить при той огневой мощи, средствах транспорта и связи, при том генералитете на уровне энергичных поручиков и капитанов? Победа была одержана скорее социальными методами, методами разложения тыла противника и партизанщиной. Воевать Красная Армия только училась, и эта учеба принесла потом огромную пользу генералам Шапошникову, Жукову, Василевскому, Рокоссовскому, Говорову, Петрову и др. Этот опыт особенно эффективно воспринимался при тщательной учебе молодых генералов оперативному искусству. В пользу участников Гражданской войны было то обстоятельство, что наша Гражданская война в отличие от предшествующей мировой войны была не позиционной, а маневренной. И именно маневренной была Вторая мировая война. Недостаточное понимание этого обстоятельства роковым образом проявилось в действиях европейских армий, противостоящих вермахту. Огромное значение имело и то, что Сталин, руководивший Вооруженными силами СССР, хоть и по действиям конных армий, но знал законы маневренной войны, умел решать проблемы снабжения маневрирующих армий. Умение Сталина упорно учиться и перенимать чужой опыт также сыграло в дальнейшем решающую роль. Именно Сталину было суждено создать к моменту схватки с Германией полноценную современную армию и подобрать нужный кадровый состав ее командиров. И через 20 лет после Гражданской войны мир увидит, что наша революция все-таки выдвинула своего Бонапарта. Как мы уже сказали, этого человека все знали и видели, в том числе и по его делам на полях сражений, но почему-то не разглядели в нем тогда совершенно очевидно проступающих черт подлинного военного гения. Думается, что и сам он тогда этого еще не осознавал.
Гражданская война велась во всю ширь и во всю глубину. Именно она сделала революцию тотальной. Она окончательно и бесповоротно перевернула Россию от Архангельска до Владивостока. Не было жителя нашей страны, не умевшего делить на белых и красных, и это противопоставление если и не всегда было в пользу красных, то всегда было не в пользу белых. Обе стороны воевали за великую Россию. Только белые воевали за великую Россию, которой уже не было. А красные воевали за ту, которая будет.
Диалектику этой борьбы коротко выразил уже упоминавшийся Дмитриевский : «Белое движение было разбито в конце концов собственной идеей — идеей величия и независимости нации. Только идея эта переместилась из лагеря белого в лагерь красный». Это верный, но сильно упрощенный вывод. Дело в том, что высшая математика ленинизма изначально одухотворялась идеей величия и независимости нации, нации, которая благодаря ленинизму не только обрела полную независимость, но стала лидирующей нацией всего угнетенного человечества в ХХ столетии. Ленин изначально понимал и объяснял, что достигнуть величия и независимости, не разрубив веками завязанный узел общественно-политических противоречий, невозможно. Его путь в революцию и его лидерство на этом пути были обоснованы и нравственно, и интеллектуально.
Гражданская война между главными социальными силами России началась в первые годы ХХ века с крестьянских восстаний и соответствующих карательных акций. И уже тогда воюющие стороны определили свои позиции. Русский крестьянин, живший под угрозой голодной смерти, которая являлась в неурожайные годы каждые 10 лет, уже готов был взяться за топоры и вилы. Помещик — главный российский землевладелец, неумело управлял земельной собственностью России и уже частично выпустил ее из рук, заложив и перезаложив иностранным банкирам. Промышленность находилась на высоком технологическом уровне за счет иностранных специалистов и беспрецедентно дешевой рабочей силы, но она в основном была представлена иностранными компаниями, а собственно российский класс капиталистов не мог играть ту роль, какую играл капитализм на Западе. Кроме того, уровень развития капитализма и соответственно рабочего класса в России был несоизмерим с европейским и тем более американским. Соответственно малочисленной была и мелкобуржуазная интеллигенция, еврейская составляющая которой была в достаточной степени революционизирована.
Мелкая буржуазия, как класс, была представлена кулачеством, значительная часть которого приходилась на казаков. Это была зажиточная, но в культурном отношении отсталая и реакционная часть общества, в которой контрреволюция набирала свою политическую пехоту, а точнее, кавалерию. Как уже сказано, одним из существенных моментов, дающих ответ на актуальный тогда вопрос: сможет ли Россия найти выход из этого полуколониального тупика или развалится на колониально зависимые части, являлось наличие вождя, способного этот выход найти и реализовать. России, как показано выше, такое счастье выпало. После Октябрьской революции земельная собственность перешла в руки крестьян. Получив землю, крестьянство захотело отказаться от содержания государственных структур, а также начало, спекулируя на голоде, навязывать городу неэквивалентный обмен, раздевая горожан до нитки. Так крестьянин превращался из эксплуатируемого в эксплуататора. Итак в Гражданской войне появилась третья сила — мелкобуржуазная крестьянская стихия — «враг самый опасный», по определению Ленина.
Эта сила воюет на два фронта: против монархической и помещичьей контрреволюции и интервентов, с одной стороны, и против большевиков, которые требуют от крестьянина делиться с городом, с другой стороны. Борьба с белыми была революцией русского крестьянства. Борьба с красными была его контрреволюцией. Эта крестьянская контрреволюция была продиктована животным инстинктом: все брать и ничего не давать. Она выражалась в крестьянском анархизме (не будем делиться с государством, которое должно содержать армию для защиты наших богатств, в том числе и земельных угодий, которое должно развивать промышленность, в том числе и для модернизации сельскохозяйственного производства, которое должно нести ответственность за безопасность всего народа и приходить на помощь людям во время голода и стихийных бедствий, в том числе и неурожая). Поэтому крестьянская контрреволюция носила в себе самоубийственную тенденцию такого анархизма, угрозу для безопасности государства. Эти социально-политические грехи народ должен был преодолеть на своем пути уже после основных событий Гражданской войны.
Главные потери нации в годы Гражданской войны — это потери от голода и болезней, виновниками которых были интервенция и контрреволюция. Главные потери нации сегодня — от недоедания, от отсутствия медицинской помощи, от стрессов в результате постоянного унижения достоинства народа. Виновники этих потерь, соизмеримых с потерями Гражданской войны, — это враги народа. Враги русской революции были и остались врагами русского и всего советского народа.

Георгий ЭЛЕВТЕРОВ