Среди миллионов наших соотечественников, чьи судьбы опалила война,
не всем довелось проявить себя на полях сражений или на трудовом фронте
в тылу. Немалая часть советских людей оказалась на территориях, занятых
фашистами, где приходилось как-то приспосабливаться и жить, а вернее,
выживать.
Предлагаемые ниже заметки — вольное изложение статьи ученого историка
С.И. Линеца «Состояние сельского хозяйства Северного Кавказа в период
немецко-фашистской оккупации: новые подходы». Статья напечатана в
сборнике материалов Межвузовской научной конференции по социальным
аспектам военной истории, прошедшей в г. Майкопе.
К концу 1941 года гитлеровскому руководству стало ясно, что молниеносной
войны не получилось. Между тем продовольственные запасы Германии сократились
до минимума. Во многом по этой причине объектом следующего крупного
наступления немецко-фашистских войск стал Северный Кавказ. В августе
— сентябре 1942 года войска вермахта заняли большую часть юга России,
где созрел обильный урожай зерновых культур, овощей и фруктов.
Утвердившись в регионе, немцы сразу же развернули уборочную кампанию.
При этом они оставили нетронутыми структуры колхозов и совхозов и
лишь поменяли их названия там, где они были политически неприемлемы
(скажем, колхоз «Ленинский путь»). Да еще колхозных председателей
заменили старостами. В ряде случаев старосты назначались с учетом
мнений колхозников. Дисциплина труда в сельхозартелях оставалась столь
же строгой, как и при Советской власти.
Немецкая администрация объявила населению: «Главнейшей и существеннейшей
нашей задачей является уборка хлеба независимо от того, кем он был
посеян». Подчеркивалось: хлеб в закромах станет надежной гарантией
от голода. Не полагаясь, однако, лишь на призывы, новые власти разрешили
жителям сел и городов часть собранного урожая оставлять себе.
Как признает С.И. Линец, задачу уборки удалось решить довольно успешно.
Но тут приспела пора подготовки к весенним полевым работам. С этим
обстояло сложнее. В руки гитлеровцев попало лишь 40% имевшейся до
вторжения сельхозтехники — остальная была эвакуирована или приведена
в негодность. Стали восстанавливать ранее списанные тракторы, плуги,
сеялки. Когда выяснилось. что и этого будет недостаточно, оккупанты
оказали прямую «государственную поддержку» коллективным хозяйствам,
именуемым теперь «сельхозами» и «госхозами». На Кубань, Дон, Ставрополье
пошли платформы с немецкой сельскохозяйственной техникой. Всего в
занятые земледельческие районы было доставлено из Германии на 173
млн. марок различных сельхозмашин, в т.ч. тракторов — на 48 млн. марок.
Не оставалось без внимания животноводство. Несмотря на возрастающие
реквизиции продуктов для армии, немецкая администрация старалась выдерживать
необходимый минимум фуража на фермах, как и семенного зерна на складах
хозяйств. Скот и птица пускались на мясо только по специальному распоряжению
властей. В исключительных случаях разрешался вынужденный прирез животных,
и то не иначе как по распоряжению ветеринарного персонала.
Из документов, представленных в работе С.И. Линеца, следует, что в
аграрном секторе оккупированной зоны завоеватели решали задачи двоякого
рода: оперативные и стратегические. Оперативными были уборка, зимовка,
посевная и т.д. Как уже отмечалось, немцы при этом максимально использовали
потенциал социалистических хозяйств, отлаженную в них организацию
труда. Они не дали распылить основные фонды колхозов и совхозов, а,
напротив, сделали все для их наращивания, вплоть до государственных
инвестиций. Задействовали и материальный стимул.
Разумеется, все это делалось в интересах германских завоевателей.
Но не напрашивается ли сравнение с подходом теперешних властей к решению
насущных задач сельхозпроизводства? И в чью пользу будет такое сравнение:
в пользу постсоветского режима или режима оккупантов? Судите сами.
Теперь о второй группе задач — стратегических.
Оказывается, готовя вторжение, главари «третьего рейха» имели четкую
программу аграрных преобразований в СССР.
Реформирование нашего села должно было проходить в три этапа. Вначале
намечался переход от колхозов и совхозов к общинным хозяйствам. От
них далее — к земельным (сельскохозяйственным) обществам. И лишь конечным
пунктом реформы определялось выделение единоличных хозяйств —
отрубов или хуторов.
Вы слышите, черниченки и башмачниковы, кулики и прочие «единороссы»?
Даже заклятые враги не решились сразу пойти на «деколлективизацию»
советской деревни, по-хозяйски прикинув, что это повлекло бы необратимый
обвал производительных сил на захваченной территории!
Но вернемся к изложению статьи, попросив у ее автора извинения за
отдельные ремарки, на которые так и «провоцирует» фактический материал...
«На наш взгляд, — замечает С.И. Линец, — аграрная программа была составлена
удачно и выглядела вполне реалистично... В программе присутствуют
и идеи развития общинного хозяйства, и положение из аграрной реформы
П.Столыпина, и опыт советского аграрного строительства, и опыт ведения
сельского хозяйства в Германии. Учтена психология крестьянства...».
Согласно замыслу фюрера и его сподвижников, все эти преобразования
должны были развернуться после поражения Советского Союза. Но поскольку
война затягивалась, гитлеровцы решили проводить аграрную реформу без
отрыва, так сказать, от боевых действий.
Любопытно, что настрой публичных заявлений на сей счет становился
все более взвешенным. Так, если в августе 1942 года нацисты бодро
заявили о широкомасштабной перестройке на селе, в т.ч. ликвидации
колхозов и совхозов, то уже в сентябре стали звучать аргументы в пользу
неторопливой и тщательной подготовки к реформе. Разъяснялась необходимость
«переходного периода» (!). В качестве довода выдвигалась «невозможность
обеспечения индивидуальных хозяйств в случае их появления необходимым
количеством... сельхозорудий, машин и инвентаря»... Ну как в воду
глядели, имея в виду участь современных наших фермеров!
Примечательно и то, что немцы жестко пресекали попытки бывших хозяев
вернуть себе имущество, обобществленное при коллективизации. Ну а
всякая растащиловка, столь привычная у нас сегодня, каралась по законам
военного времени.
В ноябре — декабре того же 1942 года в местной прессе, обслуживающей
оккупантов, стали появляться официальные документы под названием «Новый
земельный порядок». Изучая их тексты, опубликованные в разных газетах
региона, С.И. Линец выявил несколько вариантов подачи основных положений
объявленной агрореформы. «Это свидетельствует о том, — заключает он,
— что в различных районах Северного Кавказа авторы создавали «Новый
земельный порядок», максимально учитывая местные особенности»... Еще
один щелчок нашим доморощенным преобразователям!
...Воскресенье 6 декабря 1942 года было определено немцами датой начала
аграрной реформы. В этот день в оккупированных районах юга России
с размахом прошли мероприятия, организованные по приказу германского
командования: «съезды земледельцев», «праздники освобожденных крестьян»
и т.д.
Впрочем, кое-где эти празднества проходили уже под глухие раскаты
артиллерийской канонады. Наступающая Красная Армия вносила свои коррективы
в реализацию программы фашистов и их прихвостней. А вскоре оккупантов
вообще погнали с Северного Кавказа.
Ныне все это — достояние далекого прошлого. Но правильно сделал историк
С.И. Линец, что извлек из архивов, описал и систематизировал документы,
раскрывающие аграрную политику немецко-фашистских захватчиков. Материал
получился, что называется, на злобу дня. На фоне продуманной, дальновидной,
хотя и продиктованной корыстными расчетами стратегии поработителей
еще одиознее выглядит научно несостоятельная, организационно беспомощная,
практически вредоносная возня в деревне новорусских горе-реформаторов.