КА.Христюк получил известность в сентябре прошлого года, когда он оказался одним из основных участников крупного конфликта между трудом и капиталом на руднике «Кировский» ОАО «Апатит». С учетом уникального характера этого предприятия забастовка горняков стала предметом широкого внимания общенациональных СМИ, и имя одного из руководителей СКМ, которого рабочие призвали помочь им защитить свои права, часто упоминалось в репортажах. И вот новый трудовой конфликт в Мурманской области. 29—30 марта вновь группа горняков отказалась подниматься на поверхность. На этот раз на руднике «Карнасурт» Ловозерской горно-обогатительной компании, расположенном в поселке Ревда. Об этом конфликте и наша беседа с А.ХРИСТЮКОМ.

— Александр! Чем была вызвана забастовка на Ловозерской ГОК?
— Суть дела вот в чем. ГОК добывает руду и перерабатывает ее в лопаритовый концентрат, который затем идет на Соликамский магниевый завод, где из него получают соляную кислоту. Концентрат — товар достаточно дорогостоящий. Одна тонна стоит примерно 40 тысяч рублей. То есть положение ГОК должно было бы быть устойчивым.
Однако в духе всеобщей приватизации ГОК оказался в руках некой московской компании «ФТК», которая занимается прежде всего биржевыми операциями. Она купила было ГОК, а потом решила от него избавиться. Но к этому времени финансовые дела ГОК изрядно запутались, наросли немалые долги. ГОК фактически оказалась банкротом.
Какой-то вариант договоренности с потенциальным покупателем вроде бы был найден. Но тут счета компании были арестованы. И крайними оказались рабочие, которым перестали выплачивать зарплату. Последний раз они получали деньги за декабрь. Облэнерго за долги ограничило подачу электричества. А администрация вознамерилась отправить рабочих в неоплачиваемый «отпуск». То есть нависла угроза, что люди вообще останутся без средств к существованию. Терпение иссякло, и рабочие пошли на решительные действия.
— И в чем это все выразилось?
— 29 марта вечерняя смена горняков (9 человек) отказалась выходить «из горы», затем ночная смена тоже отказалась выходить. Утреннюю смену — а это около 50 рабочих — в гору уже не пустили. Но большая группа людей оказалась под землей. Скрыть конфликт стало невозможно.
— А как ты оказался вовлечен в него?
— Меня в эти дни в области вообще не было. Я был в Москве на съезде народов России и Белоруссии. Только приехал домой, а мне сообщают, что рабочие Ловозерского ГОК забастовали и настаивают на моем участии в переговорах с администрацией. Телефон у них, «в горе», действовал в одну сторону — «на выход». Поэтому связь с горняками осуществлялась через наших комсомольцев в Ревде. Пока добрался до Ревды, было уже поздно. Хорошо еще, что вообще добрался. Мне потом дали знать, что было намерение не пустить меня на территорию Ловозерского района, перехватить на полдороге. Рабочим говорили, мол, зря Христюка ждете: его в район не пустят.
Но потом местные власти передумали. Мне позвонили по мобильному телефону и предложили встретиться. Почему бы и нет? На встрече были представители областного и районного начальства. Спрашивают, зачем приехал. Объясняю, что приехал помочь разрешить конфликт. Но так, разумеется, чтобы были соблюдены права рабочих. Положение-то очень опасное. Ведь если на руднике в Кировске толщина пласта около 3 метров (там техника свободно ездит), то в Ревде пласт от полутора метров до 80 сантиметров. То есть они там работают, согнувшись в три погибели. А тут еще и подачу электроэнергии отключили. Могло все кончиться трагически.
А власти, оказывается, думали, что я еду чуть ли не поднимать восстание. Переговорил с начальством. Пошел к рабочим. Они выходить на поверхность не стали. Поднялся один рабочий. Сказал, что забастовщики уполномочили его и еще одного горняка, а также меня вести переговоры с администрацией предприятия.
— И как проходили переговоры?
— Очень чудно. Прямо на улице. Формула урегулирования в принципе к этому времени была выработана. Рабочим выплачивают зарплату за январь и обещают вскоре выплатить остальное. После этого, в связи с банкротством ГОК, их переведут на две трети тарифа. То есть по крайней мере они не останутся вообще без средств к существованию. Это уже что-то! Что касается администрации, то меня поразило поведение гендиректора г-на Прокудина. Он вел себя так, будто ему все это совершенно безразлично. Потом-то я понял, в чем дело. Оказывается, он москвич, направленный на ГОК, чтобы «рулить» компанией. Абсолютно чужой для области человек. Мне показалось, что он спит и видит, как ему побыстрее уехать из Ревды.
— А почему рабочие добивались твоего участия? Ведь есть же официальные профсоюзы?
— Ну, это отдельная песня. Конечно, там были представители и облсовпрофа, и горняцкого профсоюза. Но рабочие им не доверяют. Они помнят, как профсоюзное начальство повело себя во время осеннего конфликта на руднике в Кировске. Тогда один из профбоссов по областному телевидению заявил, что забастовка горняков — это «социальный терроризм». Профсоюзники, когда начался конфликт в Ревде, посоветовали рабочим в знак протеста написать заявления о прекращении работы. То есть об увольнении. Так это было именно то, что владельцам ГОК и было нужно. К счастью, потом спохватились и эти заявления писать не стали.
Конечно, мое участие в этом конфликте было поперек горла официальным профсоюзам. Выступая по областному телевидению, их представитель сначала обвинил меня, что я «мутил воду» в Ревде, а затем развернулся на 180% и начал утверждать, что меня там вообще не было.
— Что происходило дальше? Насколько мне известно, конфликт закончился для рабочих, но не для тебя?
— Для рабочих он тоже еще далеко не закончился. А что касается меня, то после того, как договоренности были достигнуты, рабочие начали выходить «из горы». Ну а я начал думать, как выйти с территории рудника. Поднялся в кабинет начальника, а там все те же лица — гендиректор ГОК, районный прокурор, местная профсоюзница. Начали разговаривать, а тут какой-то господин в штатском, сказав, что он «из милиции», вдруг потребовал у меня документы.
Я вполне резонно попросил, чтобы он сам предъявил полномочия на то, чтобы требовать у меня документы. А я уже раньше пообщался с районным прокурором и свое удостоверение помощника депутата Госдумы ему показал. Так что я не видел смысла предъявлять документы какому-то господину, который свои полномочия предъявлять отказывается. Увидев, что атмосфера там, мягко говоря, недружелюбная, я хотел было уйти оттуда. Но тут этот, «в штатском», начал меня «пресекать», проще говоря, не выпускать из кабинета. С применением физической силы.
Тогда я потребовал у райпрокурора, чтобы он предпринял меры. Двинулись в прокуратуру. Который «в штатском» вошел во вкус, начал командовать «налево», «направо», будто я задержанный преступник. Вышли из здания заводоуправления, а тут рабочие выходят из бытового корпуса. Увидели, что меня куда-то ведут, они на автобус — и за нами, к прокуратуре. И пока там шло «разбирательство», они никуда не уходили. Это, очевидно, оказало необходимое воздействие на власти.
А райпрокурор, дабы хоть как-то оправдать мое задержание, начал изучать мое удостоверение и не нашел ничего лучшего, чем заявить, что оно ему кажется поддельным. Мол, печать поставлена как-то не так. Позвонил дежурному по ОВД Апатитов. Тот подтвердил, что моя личность милиции хорошо известна. Подъехал начальник райотдела милиции. Но и он вел себя вполне разумно. Дело кончилось тем, что райпрокурор выписал мне повестку на явку в прокуратуру во вторник, 5 апреля, чтобы вновь давать какие-то объяснения. А это из Кировска, где я живу, полторы с лишним сотни километров в одну сторону.
— Считают ли рабочие, что конфликт закончился?
— Конечно, нет. Ни администрации ГОК, ни властям они не верят. Поэтому они намерены продолжать бороться за свои права. В случае, если администрация ГОК не выполнит договоренности, они собираются продолжать протестные действия. У них в районе был уже трудовой конфликт с участием рабочих-строителей. Так вот те за счет активных действий смогли вырвать причитающиеся им деньги. Горняки тоже настроены решительно.

 

 

Беседовал
В.ТЕТЕКИН