Естественно, ни о какой достоверности написанного
в «Голой пионерке» и воплощенного на театральной сцене и речи быть
не может. Каждый раз приходится делать над собой усилие, вспоминая,
что отвратительная помесь юродивой и вульгарной малолетней проститутки,
обеспокоенной порванной очередным «любовником» резинки на трусах,
— по мысли автора советская пионерка, сражающаяся с фашистами. В целом
содержание романа полностью соответствует своему названию, и десятка
страниц уже вполне хватает, чтобы оценить все прелести книги.
Сразу бросается в глаза настойчивое навязывание читателю мировоззрения
уголовного мира — надо сказать, у критиков, громко объявивших «Голую
пионерку» «шедевром», это не вызвало абсолютно никакого протеста.
Носителем высших ценностей в романе представлен командир пулеметного
расчета Лукич, который восемь лет «на нарах парился». Он — единственный,
кто не только никогда не встает в очередь к Мухиному телу, но и после
бурной ночи отпаивает ее чаем с водкой, приговаривая что-то про бога
и шепча молитвы. С его же помощью самозваная «пионерка» Маша Мухина
(Муха) «по фене петрить наблатыкалась не хуже любого жигана». Никакого
противоречия здесь нет и в помине — если иметь в виду, что, как мы
теперь знаем, Великую Отечественную войну выиграли доблестные уголовники
из штрафбата. В этот контекст вполне вписывается и отношение к главной
героине этих так называемых советских солдат. Каждую ночь всем скопом
насиловать пятнадцатилетнюю девушку — это же уголовщина в чистом виде.
Книга вроде как о войне. Но днем с огнем войны в ней не сыщешь — немецко-фашистские
захватчики появляются лишь эпизодически, да и то все чаще принимают
в воспаленном пионеркином мозгу облик доброго школьного учителя-немца,
замученного в застенках НКВД. (Советским карательным органам и репрессиям,
как водится, посвящено много страниц — без этого добротной антисоветчины
никак не получится.)
Но отсутствие в романе «о войне» фашистов вовсе не означает отсутствия
врага. Враг этот, по Кононову, еще страшнее, чем вполне безобидные
немцы на мессершмитах, бомбящие блокадный Ленинград, — ведь немецкие
бомбы не причиняют летающей над городом Мухе-Чайке никакого вреда.
А советские военачальники во главе с генералом Зуковым, в отличие
от полумифических немцев, лично расстреливают своих солдат, сумевших
выйти из окружения. Каждого третьего. Так вот он, главный враг: «И
ручищи-то у него... по локоть в кровушке русской! Сколь ты наших мальцов
загубил, клещ, за свои ордена, за брякалки? Сколько душ христианских
запакостил! И в аду не получишь прощения, враг народа ты, сука позорная!».
Впечатляет уровень рассуждений: исковеркать имя великого Жукова и
понизить маршала в звании; сделать вид, что Павка Корчагин вдохновлял
советских людей не на святую борьбу с оккупантами, а оправдывал блуд
в прифронтовом лесу; свести долг перед Родиной и партией к готовности
быть подстилкой для офицерского состава, а для пущей убедительности
прикрыться именами Сталина и Александра Матросова — ведь не может
быть высоким и светлым то, что упомянуто рядом с похабнейшими описаниями
Мухиных совокуплений.
Бутафорная война без боев и фашистов, но с землянкой и пулеметом —
всего лишь неназойливый фон, придающий особый колорит похождениям
ряженой в советскую военную форму «верной маленькой жены полка». «Бутылочка
красненького на свежем воздухе», «тушеночка», «колбаска салями» —
сама лексика вызывает тошнотворную брезгливость — на войне такую картину
можно представить разве что под развесистой клюквой. Колбаса же в
романе упоминается неоднократно, что, в общем, неудивительно, если
иметь в виду, что написана «Голая пионерка» была в 1980 году, когда
колбасная символика начинала входить в моду. Ее помощь в деле исправления
коллективной памяти советского народа о войне оказалась как нельзя
кстати. Так и хочется вспомнить Гарика Сукачева: «Строи диссидентов
восьмидесятых следуют в сторону колбасы. Прощайте, герои!».
Но все было бы очень просто, если бы дело ограничивалось только чернушным
описанием пионеркиных похождений. Бредни Маши Мухиной — а вся книга
представляет собой ее беспорядочный внутренний монолог — включают
в себя множество шизофренических рассуждений о руководителях армии
и страны, о ценностях советского человека, даже о национальном вопросе.
Все они выдержаны в отвратительном ерническом стиле — с идиотскими
присказками, вроде «будьте уверочки» и «мерсите вас с кисточкой».
Общий тон книги исключает обсуждение серьезных вопросов, связанных
с войной, однако именно на них Кононов и замахивается. Вполне закономерно,
что его оценка действий советского командования с ювелирной точностью
совпадает с тем, что дуют народу в уши с экранов телевизора «эксперты»
псевдосерьезных «аналитических» передач и создатели сериалов. Ведь
роман, как и спектакль с вызывающим названием — одна из многочисленных
отравленных стрел, пущенных из вражеского окопа в нашу Победу. Символично,
что задействованы в этих атаках на отечественную историю все одни
и те же «мастера»: роль Маши Мухиной в «Голой пионерке» играет Чулпан
Хаматова — актриса с приличным антисоветским послужным списком за
плечами. Та, что успела уже сыграть в «Детях Арбата» и в немецком
фильме «Гуд бай, Ленин!».
Армия, описанная Кононовым, проигрывает фашистской по всем статьям.
И без того редкие на войне снаряды русские, «чудаки известные», непрактично
тратят на своих. Бои же устраиваются по придури «нового дивизионного
начальства», чтобы «проверить боеспособность на флангах». Отсюда вроде
бы сама собой напрашивается важная мысль о том, что армии не нужны
командиры. Пользы от этих бездельников и паразитов никакой — только
по два ящика армянского коньяка в месяц выпивают. Блокаду Ленинграда,
кстати, выдумал Сталин, «чтобы связать Гитлеру все руки, а заодно
и сковать его главные силы, чтоб на столицу не поперли всем колхозом».
Общая тактика ведения войны — «пожертвовать в стратегических целях»
полком или дивизией, «чтобы противника вконец измотать и взять в клещи
фактически без потерь боевой техники». О советской технике, о танках,
«катюшах» и самолетах упоминаний в тексте почти нет (самолеты только
охраняют покой товарища Сталина, который сидит в Кремлевской звезде
и «трубочку покуривает»), одни причитания про пять патронов на всю
роту. Да и откуда им взяться, если те, кто остался в тылу, сидят «где-нибудь
в Ташкенте, дынями объедаются от безделья». Вот и не остается советским
войскам в редкие моменты, когда они отрываются от водки и от Мухиных
прелестей, ничего другого, кроме как отступать.
На представителей армии-победительницы даже смотреть противно: «багровый
лоб, залитый потом», «вспухшее лицо» лоснится, «как парная говядина».
Как же можно сравнивать такое неприятное зрелище с «чистым немецким
ухом с коричневой миниатюрной родинкой на нежной мочке»! Что уж тут
удивляться, когда и голос генерала Зукова, «косопузого, кривоногого
мужика», оказывается «тонким, как бы перехваченным яростью тенором
завзятой скандалистки в очереди за макаронами».
Так с помощью каких же таких неведомых сил столь красочно описанная
Красная Армия смогла победить цивилизованных обладателей «ровных проборов
в белых остзейских волосах»? Не иначе как с помощью полубогородицы-полувалькирии,
летящей над полем боя и трясущей перед солдатскими носами «то ли юбкой
разорванной, то ли футбольными трусами».
Тоже, кстати, очень гнилой образ. Эта «валькирия» по ночам, в перерывах
между обслуживанием офицерского состава Красной Армии, во сне летает
по секретному заданию генерала Зукова. В чем оно состоит, толком непонятно.
Известно лишь, что снаряды проходят сквозь нее, не убивая. А вот на
войне было совсем не так. С помощью святого духа в воздух не поднимались,
для этого существовали созданные советскими авиаконструкторами самолеты.
Советских женщин-летчиц немцы, как известно, называли «ночными ведьмами».
Ущерб немцам они наносили отнюдь не мифический, но, к сожалению, способностью
оставаться целыми и невредимыми после прямого попадания снарядов не
обладали...
Режиссер спектакля по роману Кононова К. Серебренников в свое время
говорил о современной театральной публике: «Люди, которые пришли,
не обладают глубиной». И признавался, что для него это — счастье.
Конечно, ведь таких легче просвещать «Голыми пионерками», заставлять
верить в любую чушь о войне. Между тем для того, чтобы понять, что
нет в ней ни одного правдивого слова, даже историю войны глубоко знать
необязательно. Вменяемый читатель и зритель должен бы сразу подумать:
«Это же они и надо мной издеваются. Над моим дедом, дошедшим до Берлина,
чьи скупые, через силу произнесенные воспоминания о войне до сих пор
свято хранятся в семье. Над ним — значит, и надо мной». Или в «Современник»
на «Голую пионерку» ходят, «смелостью» и «талантом» ее создателей
восхищаются потомки дезертиров и полицаев?
Как ни странно, «Голая пионерка» должна восприниматься как плач о
замученных Советской властью русских — судя по дешевому трагизму,
пробивающемуся сквозь порнографию. Правда, выдаваемые Кононовым за
советских людей уроды не могут вызывать ни сочувствия, ни жалости
— да и ничего, кроме брезгливости и отвращения. Это, видно, такой
писательский прием — представить народ в убогом, скотском состоянии,
растоптать его подвиги, а потом жалеючи погладить по голове. Ведь
если Советская власть, виновная в блокаде Ленинграда, лжет в своих
газетах о жизни блокадного города, значит, не было подвига ленинградцев,
назло голоду продолжавших работать на заводах. Если советские солдаты
(конечно, те, кому посчастливилось спастись от пули то ли нагана,
то ли браунинга маршала Жукова) на войне лишь беспробудно пили, значит,
не могло быть освобождения Европы от фашизма и штурма Берлина. Сколько
здесь лицемерия и цинизма: жалеть народ, страдающий под «сталинским
гнетом», и спокойно не замечать его нынешней нищеты, продолжать петь
осанну либеральным «реформам».
Те, кто толкает в массы идеи «Голой пионерки», из кожи вон лезут,
чтобы доказать, что Советская власть не щадила людей, ненавидела их
и приносила в жертву каким-то своим непонятным интересам. А в результате
доказывают обратное — издевательство над Сталиным и Жуковым неизменно
приводит к издевательству над Россией («храни ее Пречистая Дева, святую
нашу шалаву»). «Голыми пионерками» замечательно показывают свою животную,
неистребимую ненависть к нашему народу.
И Чулпан Хаматова, в общем, честно и почти правильно сказала о спектакле,
что он «про нас, про Россию. Про то, как мы не любим людей в нашей
стране. Как не любили никогда, так и не любим». Да, это про то, как
подобные Кононову и Серебренникову не любят наш народ. Про них — но
не про Россию.