Василия Васильевича Гусева знаю давно и вроде бы неплохо. Знаю как человека-легенду нашего Танкограда. В годы Великой Отечественной его имя гремело на всю Челябинскую область, Урал и даже страну. Его бригада не раз завоевывала первенство в областном соревновании фронтовых комсомольско-молодежных бригад, она стала лидером соревнования среди молодежных коллективов Наркомата танковой промышленности, а их было ни мало ни много — 9 600 бригад. В сорок четвертом году бригада Василия Гусева получила переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ и Наркомата танковой промышленности и до самой Победы не уступала его никому. Это знамя осталось в бригаде на вечное хранение, после войны как реликвию его передали в областной комитет комсомола. В сентябре сорок пятого 21-летнему бригадиру вручили высшую награду Родины — орден Ленина, он вместе с орденом Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы и многочисленными медалями украшает грудь ветерана по сей день.
ЧЕЛОВЕК
ИЗ ПЕСНИ
В октябре сорок второго писатели, журналисты, работники киностудий выехали по заданию ГКО на передовую, во фронтовые госпитали, на оборонные заводы, в колхозы и совхозы, чтобы запечатлеть один день войны. В этот день кинохроникеры из Москвы побывали и в бригаде молодых стахановцев Василия Гусева, делавшей коробки передач для грозных боевых машин — танков «Т-34». В составе киносъемочной группы находились композитор Никита Богословский и поэт Борис Ласкин. Первым со знатным бригадиром встретился Борис Ласкин. Ему очень понравился невысокий крепыш с твердым волевым характером, которого не по возрасту, а за трудовые заслуги от начальства до мастеров и рабочих уважительно величали Василием Васильевичем. Вскоре по Всесоюзному радио прозвучала песня «Василь Васильевич», музыку к которой написал Никита Богословский. Песня тут же облетела всю страну. Посмотреть, кто такой Василь Васильевич, приходили со всего завода. Но бригадир ударной фронтовой не зазнался, не заболел «звездной болезнью». Он прожил большую, яркую и достойную жизнь.
После войны его, вдумчивого и сообразительного рационализатора, пригласили работать в конструкторское бюро. К этому времени более 50 рационализаторских предложений было на его счету. Закончил техникум. Его направили на партийную и советскую работу. Почти десять лет был секретарем Тракторозаводского райкома партии, двенадцать — председателем райисполкома. Окончил заочно Академию общественных наук. Много лет он работал заместителем генерального директора ЧТЗ. Сколько сложнейших проблем и вопросов пришлось решать ему! Строительство новой электроподстанции и пуск троллейбусной линии до Первого озера — это его детище.
Лично меня в судьбе этого человека больше интересовал не перечень его трудовых заслуг, а сама личность, его твердый волевой характер, удивительная судьба.
В первый раз мы встретились с ним в апреле 1997 года, когда Гусевы — Василий Васильевич и Софья Александровна — отмечали 50-летие своей свадьбы. Я был вместе с фотокорреспондентом Николаем Кольцовым. В газете «Возрождение Урала» мы опубликовали фотоочерк «У Гусевых — золотая свадьба». Уже тогда я душой прикипел к этой семье.
Затем мы не раз встречались с Василием Васильевичем.
В ноябре 2004 года встретились в музее боевой и трудовой славы ЧТЗ. Сюда нас пригласили ветераны комсомола, которые отмечали 75-летие заводской организации. Одним из первых выступал Василий Васильевич. Он был в прекрасном расположении духа, говорил ярко и эмоционально. Начал с признания, что не представляет свою судьбу без комсомола, что в нем состоит уже 65 лет и никогда не расстанется с ним. Рассказал, как в далеком тридцать девятом 15-летним парнишкой приехал из Смоленщины в Ленинград поступать в школу ФЗУ, помыкался два месяца, но нигде не смог устроиться — не было ленинградской прописки. Помог случай. Один добрый человек спросил его: «А ты комсомолец?» — «А как же», — охотно ответил парнишка. «Тогда поезжай в Кировский райком комсомола, там тебе помогут». Так оно и случилось — в райкоме отнеслись к его судьбе заинтересованно, направили в общежитие торгового порта. Здесь комендант, бывшая работница Кировского райкома комсомола, оказавшаяся землячкой Гусева, первым делом накормила его, а потом отправила в баню. Василий Васильевич с юмором рассказывал, как, поселившись в общежитии, он целую неделю прятал простыни, боясь испачкать их, как его разоблачила землячка и по-дружески объяснила, для чего предназначены постельные принадлежности. «Вот уже 65 лет минуло с той поры, а я и по сей день благодарен моим комсомольским наставникам за то, что так по-человечески отнеслись к моей судьбе, по существу, дали мне путевку в жизнь!» — сказал он искренне и от души.
Во время этой встречи я подумал: а почему бы не встретиться с Гусевым отдельно и не побеседовать с ним основательно.
Такая встреча состоялась в январе нынешнего года. Я пришел познакомиться с архивом Гусева, посмотреть его фотоальбомы и многочисленные книги, в которых рассказывается о заводе и его бригаде. С большим трудом мне удалось получить от хозяина разрешение включить диктофон. Вся наша многочасовая встреча-беседа записана мной на пленку. Вот эту запись, дополненную необходимыми отступлениями и комментариями, я и предлагаю вниманию читателей.
БОРОЛИСЬ
ЗА КАЖДЫЙ ТАНК
В.Гусев: 30 декабря, перед самым Новым, 1942-м, годом из Ленинграда мы, кировцы, прибыли в Челябинск. Раньше у нас было такое понятие: все, что за Уралом, это — тайга, Сибирь. Нас встретил мороз в сорок градусов. А мы были одеты почти по-летнему, легко. Нам подали трамвай, привезли к заводоуправлению ЧТЗ. Завели в столовую, накормили горячим обедом, дали по буханке хлеба. «А теперь, — говорят, — так: обогрейтесь и добирайтесь в подвал, который расположен около театра ЧТЗ. Там вас будут разбирать челябинцы для подселения. А тем, которых не пригласят, придется поселиться в подвалах на Седьмом участке». Сидим в углу, девчонки наши расположились рядом. Вера Соколова говорит: «Ну, вот спаслись, а что нас ждет, не знаем». Я сижу, балагурю с ними. Гляжу, парнишка ходит такой же, как я. Ходит и поглядывает на меня, прислушивается. Потом появилась женщина лет сорока. Слышу, паренек говорит ей: «Давай вот того парня возьмем» — и показывает в мою сторону. Это мама его пришла — Людмила Андреевна Попова, коммунистка, муж ее погиб. «Давай этого парня пригласим к нам жить. Его почему-то все называют Василь Васильевич». Она подошла ко мне. Я встал. «Как зовут тебя?» Я ответил: «Василий Васильевич». Она слегка улыбнулась: «Василь Васильич, пойдете к нам жить? Вы моему сыну Пете понравились». Я говорю: «Только я не один, со мной еще Миша Тимофеев. Мне его отец наказывал: он слабенький, чтобы я за ним присматривал». — «Ну, идемте, все равно будете посменно работать, на одном топчане спать».
Пришли на квартиру Поповой. Она жила на Седьмом участке, в доме № 7. Говорит нам: «Ребята, вам нужно в баню пойти. Там прожарку пройдете, вас постригут. Я за это время похлопочу, чтобы вам приготовили топчан, чтобы было на чем спать». Ну и вот Петя повел нас в баню... Перед тем, как нам пойти, хозяйка говорит: «Слушай, Василь Васильевич. Муж у меня погиб, вот его белье — новое, чистое, армейское. Возьмите его, а свое белье можете выбросить. Мы пришли в баню, там нас — в парикмахерскую. Постригли, все белье забрали, отправили в санобработку, прожарили все.
Вымылись, надел я чистое белье. Пришли к Поповым. На нашем топчане уже два одеяла. Она нам объясняет: «На одном одеяле будете спать, а вторым накрываться».
— О простынях не шла речь?
В.Г.: О чем говоришь? Благодать! И так, в обнимку, мы с Мишей проспали первую ночь. Наутро Людмила Андреевна разбудила нас в семь часов. «А теперь давайте на завод. Прямо в МХ-2. Петя работает в соседнем цехе, он туда вас проведет».
Мы пришли в МХ-2, там уже несколько сот человек. Титов, начальник цеха, видимо, прилетел самолетом. Когда я появился в цехе, он встретил: «Ну как, Васильич?» Я отвечаю: «Довез нормально, все здоровы, никто не заболел». — «Мне докладывали, что у тебя все в порядке. Теперь давай организовывай работу».
o
Здесь я сделаю необходимое отступление. Уезжая из Ленинграда, Василий Гусев обещал поддерживать связь с комитетом комсомола Кировского завода, информировать сверстников, как они устроятся на Урале, как станут работать. Свое слово он сдержал. Летом сорок второго Василий Гусев написал большое письмо в комитет комсомола, в котором подробно рассказал об эвакуации в далекий тыл, о жизни и работе ленинградских токарей на Челябинском тракторном. Это письмо чудом сохранилось и попало в музей Кировского завода. Работая над книгой «Блокада», писатель Александр Чаковский изучил тысячи документов, свидетельствующих о героизме ленинградцев в годы войны. Среди них наткнулся и на письмо Василия Гусева. Писатель почти полностью использовал его в художественной ткани романа.
o
В.Г.: У Людмилы Андреевны мы жили два года. В сорок четвертом, когда наша бригада завоевала первое место в танковой промышленности, по приказу наркома Малышева нам изыскали комнату, и мы поселились всей бригадой над «Гастрономом». Это на Комсомольской площади, где установлен танк, напротив его и поселили нас. Там квартира была огромная, из семи комнат.
Условия жизни в коммуналке были не из благоприятных. Комнаты маленькие, тесные, общий коридор, общая кухня, общий туалет. Кроме ребят из бригады Гусева, здесь проживали и другие жильцы. Жили в основном дружно, помогали друг другу. У одного из соседей Ивана после тяжелой болезни умерла жена. Остались пятеро детей, один другого меньше. Помогали соседу, чем могли. Младший сынишка буквально дневал и ночевал у Гусева. Только Василий за порог на работу, как мальчуган нырял в его койку и отсыпался, ведь в своей комнате ребятишкам даже негде было спать.
А в другой комнате жила молодая женщина. Она была беременна и вскоре родила малыша. Вернулся из армии ее муж-фронтовик. Звали его Асхат. Неплохой был мужик, работящий, но как напьется — давай приставать к жене: «Это не мой ребенок! Признавайся, от кого родила?» Жена клялась, что ребенок его, но он не верил. Однажды Василий услышал громкий женский крик. Это Асхат опять избивал свою жену. Василий бросился на выручку. Вбежал в комнату, а там пьяный и рассвирепевший муж наставил острый штык, привезенный им с фронта, в горло жены и орал: «Признавайся, чей сын, а то заколю!» Василий ловким ударом руки выбил штык из рук Асхата, поднял его с пола и, вставив в проем двери, сломал его пополам. Позднее Асхат благодарил Гусева за то, что он спас их обоих от неминуемой беды.
Но вернемся к заводским делам.
Я читаю приказ Малышева: «Комсомольско-молодежная бригада токарей МХ-2 в составе тов. Гусева (бригадир), Тимофеева, Лебедева, Иксти, Косталева, Калиневича завоевала первенство в соревновании молодежных бригад Наркомата танковой промышленности. Честь и слава молодым патриотам! Желаем бригаде Гусева новых трудовых побед!» Газета «За трудовую доблесть», вторник, 14 ноября 1944 года.
— В.Г.: Если рассказывать об этом знамени, то его нам вручил Жозеф Яковлевич Котин, главный конструктор, генерал, Герой Соцтруда, он был замнаркома. Это происходило во Дворце культуры ЧТЗ. Для вручения знамени было приглашено около 500 бригадиров заводских. Нас, всю бригаду, попросили пройти на сцену. Мы, шесть хлопцев, прямо в рабочей спецовке вышли на сцену, сели за стол президиума. Жозеф Яковлевич огласил приветствие, вручил мне знамя, потом поцеловал, обнял, поблагодарил, сказал теплые слова: «Вот так, ребята, надо работать! Надо бороться за каждый танк, ибо каждый танк спасет сотни наших людей». Он огласил приказ о премии. Мне, бригадиру, было положено получить 1500 рублей, членам бригады — по тысяче. Мы заявили, что эти деньги сдаем в Фонд обороны. И прямо на сцене расписались в платежной ведомости...
— Хотя тогда вам, наверное, каждый рубль был дорог.
— В.Г.: Положение было такое: по карточкам все было дешево. Булка хлеба стоила 10—11 копеек, обед — первое, второе и третье — 20—22 копейки. Так что нашей зарплаты вполне хватало. А вот купить на рынке было очень дорого. Булка белого хлеба на рынке стоила 400 рублей, черный хлеб — 200. Килограмм сливочного масла стоил 2000 рублей. Вот такие были цены. И больше нигде не купишь.
— А кооперативные магазины?
— В.Г.: Где-то в году сорок четвертом — сорок пятом появились подобные магазины, но там что можно было купить? Только лишь спиртное. Если бутылка водки в обычном магазине по карточкам стоила 3 рубля 17 копеек, то в коммерческом магазине — 400 рублей. Потом появились некоторые продукты, но очень дорогие. В основном питание было только на заводе, а в сорок третьем я напросился на прием к Николаю Семеновичу Патоличеву, первому секретарю Челябинского обкома партии, депутату Верховного Совета СССР. У нас начались осложнения с металлом, а точнее, с резцами быстрорезов из твердых сплавов. На слете стахановцев мне как победителю соревнования первому дали слово. Во время моего выступления Патоличев попросил: «Расскажи, что делается в Ленинграде и что нужно для того, чтобы увеличить выпуск танков». Ну, про Ленинград я рассказал. А после этого поведал о наших проблемах. «Наше положение такое, товарищ секретарь, что мы вынуждены будем не увеличивать выпуск танков, а, наверное, уменьшать». — «Как это так?» Я ответил: «Нам предлагают обрабатывать детали быстрорезом. Это на 50—70 процентов надо уменьшить количество оборотов подачи и прочее, а твердого сплава не дают. Он спрашивает: «А вы можете ко мне завтра прийти?» Я согласился.
Пришел к нему с ночной смены. Его помощник встретил меня, завел в туалет, чтобы хоть руки помыть с мылом. Потом пригласили в кабинет. Патоличев усадил, смотрит на меня и спрашивает: «Ну, как поработал?» — «Ничего, сделал 350 процентов». — «Хорошо, молодец. А завтракал?» Я ответил: «Не имею привычки». — «Как не имею привычки?» — «Нам дают один раз обед и пайку хлеба — и все». Он аж прослезился, позвал секретаря Марию Николаевну: «Принесите нам что-нибудь покушать». Принесла она четыре стакана чая с бутербродами. Николай Семенович пододвинул: «Давай кушай, кушай». Я первый бутерброд умял. Он говорит: «Кушай, кушай еще!» Я ему: «А вы?» — «А я, — говорит, — завтракал». Я все подряд съел. А потом началась беседа. Спрашивает: «Где родители?» Я: «Отец в Ленинграде, ничего не знаю о его судьбе. Брат тоже в Ленинграде остался, а мать с четырьмя сестрами не знаю где. Она, наверное, в оккупацию попала на Смоленщине».
Я рассказал Николаю Семеновичу, какие резцы нужны, другое-третье. Он мне: «Что же генерал молчит?», имея в виду Зальцмана. «Я могу говорить только от имени бригады». Ну и рассказал о проблемах с резцами, о нашем разовом питании. Потом стало известно: он чуть ли не до Сталина дошел, добился, чтобы ввели дополнительное питание танкостроителям. С той поры молодежь, которая жила без родителей, и эвакуированных стали кормить лучше. Нам начали давать второй обед — первое, второе и по 200 граммов хлеба. Жизнь сразу, как говорится, заиграла. Это дополнительное питание многие тысячи молодых жизней спасло от голода.
После приема у Патоличева пришел на завод. Начальником цеха был Мамонтов Евгений Васильевич. Он и сейчас живой, в августе 2004 года ему исполнилось 93 года. Он спрашивает: «Что за разговор был? Что ты наговорил там?». — «Я, Евгений Васильевич, резцы просил». — «Ну как же так. Надо было сначала нам сказать». — «А разве вы не знали об этом? Разве вы, Евгений Васильевич, не видите, что резцов-то нет?» А потом тихонько мне: «Ты правильно сделал».
...Так я познакомился с Патоличевым. Уже после войны, 23 сентября 1945 года, он вручал мне орден Ленина. А когда Николай Семенович задумал написать книгу «Испытание на зрелость» и пригласил к себе нас с Егором Агарковым, бригадиром 78-го завода, мы ему подробно рассказали о наших делах. Обо всем этом он написал в своей книге.
«И МУЖЕСТВО УРАЛОМ
НАЗОВУТ!»
Хозяин дома достал фотоснимок, который ему особенно дорог. От времени он уже обветшал, но лица людей, заснятых на нем, просматриваются довольно четко, узнаваемо.
— В.Г.: Вот фотография нашей бригады, которая размещена во многих музеях.
— Уникальная фотография. От нее веет суровым дыханием войны.
— В.Г.: А вот фотография, сделанная во время работы XI съезда комсомола. Рядом со мной стоит Воропаев. Это сорок девятый год.
— Тогда Михаил Воропаев кем был?
— В.Г.: Вторым секретарем обкома комсомола... А вот оригинал «Песни о Василии Васильевиче». Интервью Никиты Богословского. Он рассказывает, как сочинялась песня... Правда, композитор в своем интервью не рассказал, как я отбрил автора слов Бориса Ласкина.
— В ту пору Борис Ласкин в Челябинске жил?
— В.Г.: Нет, он — москвич. Песня родилась таким образом.
В конце октября сорок второго по указанию Сталина писатели, работники киностудий «Ленфильм» и «Мосфильм» были направлены в воинские части и на военные заводы, чтобы запечатлеть один день войны. «Мосфильм» приехал в Челябинскую область. Обратились в обком партии и обком комсомола. Им подсказали: «Поезжайте на ЧТЗ. Там есть бригада в МХ-2 Василия Гусева. Там и снимите то, что вам надо». Они приехали на завод. Наша бригада была победителем областного соревнования, знамя обкома комсомола постоянно находилось у нас. Они приехали, а у нас самая напряженная пора — что-то не ладилось. Разумеется, от меня, как от бригадира, многое зависит, я был очень-очень занят. А тут этот самый Ласкин представляется: «Я из Москвы». Я ему ответил: «А я из Ленинграда». — «Мне надо с тобой побеседовать». Я спросил: «Как тебя звать?» — «Борис». — «Меня — Василий». А он уже знал, что меня все называют Василь Васильевич. Тогда я говорю: «Подожди, Боря, я сейчас налажу дело, сборка стоит. Это же не шутка, мы с тобой станем разговаривать, а сборка будет простаивать. Подожди полчаса». А он опять ко мне пристает. Тогда я ему: «Да иди ты!..» Это его даже немножко пленило: как это рабочий мальчишка посылает его так далеко!
— А ему сколько было?
— В.Г.: Наверное, под сорок, интеллигент, в берете... В конце концов дело мы наладили, детали пошли на сборку. Я говорю ему: «Вот теперь давай беседовать». Я ему про бригаду рассказывал, про Красное знамя на нашем участке. Он походил по участку, с мастерами поговорил. Ему рассказали все. Киношники сделали свои съемки. Он — нам: «Вот, ребята, я про вас хочу песню написать». Я — ему: «Пиши, только не мешай». Вот так разговор у нас сложился.
— А песню когда написали?
— В.Г.: В сорок втором, через два месяца после нашей встречи. Ее сначала по Московскому радио исполнили, потом в Челябинске подхватили. Мне это даже поднадоело. Все приходят посмотреть, кто такой этот Василь Васильевич.
— Выходит, вас прославила эта песня?
— В.Г.: Не только песня. Красное знамя обкома комсомола мы до конца войны не отпустили. А потом нам вручили знамя ЦК. Мальчишки есть мальчишки, радовались, все нам завидовали...
Василий Васильевич достал сборник «Великая Отечественная», выпущенный издательством «Планета» в 1987 году, нашел фотоснимок, на котором были запечатлены его товарищи по цеху.
— В.Г.: Вот стоит Василь Васильевич. Когда нас предупредили о съемках, я надел костюм ленинградский, прикрепил медаль «За оборону Ленинграда», значок «Отличник соцсоревнования»... А это Аня Черемушкина, это Юра Иксти.
— Все ваши?
— В.Г.: Нет, Ани не было в нашей бригаде. Этот снимок из того самого репортажа об одном дне Отечественной войны...
В сорок втором, весной, родилась инициатива — создать комсомольско-молодежные бригады. На нашем заводе с такой инициативой выступила Аня Пашнина, она первой создала комсомольско-молодежную бригаду. До этого мы все работали самостоятельно, каждый выполнял свое задание и не отвечал в целом за дела коллектива. Мы задумались: ребят знакомых много, с которыми учились и работали в Ленинграде, детали нам хорошо известны, станки знаем, резцы тоже. А тут обратился ко мне комсорг Вася Луданов, ленинградец. Он первый ко мне подошел: «Слушай, Вася, надо бригаду создавать». Я отвечаю: «Зачем? Мы сборку обеспечиваем». Делали мы тогда по четыре комплекта в сутки. Он — мне: «Но производство будет расти: сегодня четыре комплекта, а через месяц потребуется восемь коробок. Ты все-таки займись созданием бригады». И вполушутку — вполусерьез: «Я тебе поручение комсомольское даю».
Разговоры о создании бригады прошли и на других участках. Я думаю: «Ну, чего теряю?» Поговорил с ребятами, которых хорошо знал, которые на совесть работают. Физически здоровые. Решили бригаду создать. Спрашиваю: «Кто будет бригадиром?» Все: «Давай ты!» Хотя я был самым младшим в бригаде по возрасту, но у меня был самый высокий разряд.
Мы внимательно присмотрелись друг к другу. Оказалось, квалифицированных рабочих мало. Ленинградцы приехали с образованием и опытом работы, а в Челябинске влилось много приезжих. Они были совершенно без квалификации, чистовую обработку делать не могут, брак гонят. Мы вышли с предложением к старшему мастеру: «Пусть эти ребята делают предварительную обработку, а мы будем делать чистовую обработку деталей для коробок танка. Все, что нужно для коробки, станем делать сами, отвечать за качество — тоже. Руководство поддержало эту идею. Нас разделили на две смены. Мы начали делать детали, они получались качественными. И процент выработки, и зарплата значительно повысились.
Мастерам это особенно понравилось. Здесь и комсомольское бюро подключилось, начали боевые листки посвящать нашей инициативе. В заводской газете написали, что шесть токарей, из них пять ленинградцев и один челябинец, выпускник ремесленного училища, добились высоких успехов.
И дальше, когда в комсомоле начали подводить итоги, решили, как и прежде, отметить бригады Пашниной и Садиковой. Но ряд членов комитета возразил: «Нет, появилась новая бригада, которая имеет показатели лучше девчат. Причем они делают мелкоту какую-то, а ребята изготавливают коробки, 25 наименований деталей делают отличного качества».
А потом подвели итоги областного соревнования, и нам — знамя обкома комсомола! С этим знаменем мы вкалывали до самого конца войны, держали первенство по всей области. А в сорок четвертом, когда соревнование развернулось во всем Наркомате танковой промышленности, в нем участвовало 94 завода, 9600 бригад. И мы победили, стали первыми!
Позднее за нами закрепили технолога. Празднов Павел Иванович, он вместе с нами тоже получил медаль. Мы вносим предложения, он чертит. По его чертежам изготовляем резцы, различные приспособления. И так пошло. В течение войны всей бригадой внесли 52 предложения на повышение качества и увеличение выпуска деталей.
— Если б не было бригады, возможно, не было бы этого духа соревнования и технического творчества?
— В.Г.: Конечно. Чего греха таить, мы были, как маяк, все равнялись на нас.
И так всю войну мы продержали комсомольское знамя у себя, никому не отдали.
— После войны вам его на вечное хранение оставили?
— В.Г.: Да, но мы отдали его в обком комсомола.
После войны так и остались всей бригадой работать. И еще: в сорок четвертом я вступил в партию, по тем временам я не мог уволиться без снятия с партийного учета. В партком обращался дважды, просил разрешения вернуться в Ленинград. Мне ответили: «Нет, ты нам здесь нужен».
Я такую деталь расскажу. Я пошел к Зальцману, чтобы он разрешил мне уволиться. Он ответил: «Нет, мы поедем в Ленинград вместе». А он посещал Дворец культуры, видел, что я ходил туда с белокурой девушкой. «Чего тянешь? Женись, Василь Васильевич! Тебе уже двадцать три года». Вызвал заместителя директора по быту. «Ты знаешь его?» — «Ну, кто его не знает?» — «Ну-ка, неси ему ордер на комнату, он жениться собрался».
— А вы еще и не думали об этом?
— В.Г.: Нет, мысли были, конечно. С девушкой я уже три года дружил. Мы любили друг друга. Звали мою избранницу Софьей Александровной, фамилия ее была Просвирнина. А жила она в поселке, в землянке. Трудилась в типографии и одновременно была секретарем комсомольской организации.
Во время нашей встречи в день золотой свадьбы Гусевых я беседовал с супругами и расспрашивал их о том, как они познакомились. Василий Васильевич поведал, что, несмотря на трудности военного времени, на берегу Шершневского водохранилища работал Дом отдыха тракторостроителей. Передовикам производства выделяли пятидневные путевки, чтобы они набрались сил, укрепили свое здоровье. Дважды в нем побывал и бригадир комсомольско-молодежной бригады. Для бесперебойной сборки коробок передач требовалось необходимое количество деталей. Василий Гусев заблаговременно изготавливал их, так что у него накапливался недельный запас. А потом, когда ему предоставляли путевку в Дом отдыха, этот запас и шел в дело.
Так случилось, что в первый его заезд они ехали в автобусе вместе. Софья сразу узнала знаменитого токаря, фотографии которого не сходили со страниц газеты «За трудовую доблесть», которую она печатала в заводской типографии.
— Василий Гусев, — представился он.
— А я вас знаю, — откровенно призналась она.
Потом они вместе ходили на лыжные прогулки. Он, эмоциональный, впечатлительный, посвятил ей стихи. Они-то и покорили ее девичье сердце.
А во второй заезд произошел курьезный случай. Дело было зимой. Они шли по аллее. С ними гулял и кировский инженер, эвакуированный в Челябинск, на ЧТЗ. Семья его осталась в Ленинграде, и он был предоставлен самому себе. Вдруг Софья показала Василию золотое кольцо на пальце и объяснила, что это подарок ее ленинградского друга. Василий, ни слова не говоря, сорвал кольцо с пальца и выбросил в снег. «У тебя есть друг, и он тебе сам подарит кольцо!» Этот случай приблизил день их свадьбы.
— В.Г.: Когда мне дали ордер, вечером встретил ее, спрашиваю: «Что будем делать?» Утром пошли в загс, и нас сразу же зарегистрировали. Это произошло 23 апреля 1947 года.
Заключил договор с заводом, деньги получил, отрез на костюм, хлопчатку 30 метров. Нашили простыней и все прочее. В цехе кровать сварили. Теща нам перину и подушку дала. Вот так и началась семейная жизнь.
— Где вы жили в первое время?
— В.Г.: На Киргородке. Там строили двухэтажки. У меня была квартира № 2. Это на первом этаже, комната в 20 метров была, печное отопление. По соседству такой же молодожен жил, Виктор, мастером работал, жена его тоже на заводе трудилась. 1 Мая 1947 года справили свадьбу. Достали красного вина. У супруги родственников было много, а я — одинокий. Так к нам пришла вся наша бригада. Кто был женат — с женами. Ее дедушка Митрофан был виночерпием... В сорок восьмом году 8 марта у нас родилась дочурка Светлана — сейчас уже на пенсии. Светлана — инженер-конструктор, работала в конструкторском бюро, ее муж тут же трудился. Вторая дочь Ольга — врач-стоматолог, умерла десять лет тому назад. Нам с Софьей довелось воспитывать ее дочку Наталью. Внук Дима тоже работает на нашем заводе. Вторая внучка от младшей дочери Ольги сейчас безработная, закончила ЮУрГУ, по профессии экономист, ей трудно найти работу по специальности. Уже правнуки есть.
Мне приходится часто выступать перед молодежью, в школах, в техникумах, в институтах. И мне всегда задают вопрос: в чем состояло мужество тружеников тыла? Мужество фронтовиков хорошо описано. Один амбразуру закрыл своим телом, другой пленного привел, третий мост с вражеским эшелоном взорвал. А в чем мужество рабочих? Мужество наших ребят заключалось в том, что 1480 дней и ночей трудились по 12—14 часов.
— 1418 дней.
— В.Г.: Извини, позднее я поясню, почему назвал такую цифру. 1480 дней и ночей — по 12—14 часов в холодных цехах. Это мужество? 1480 дней и ночей — без выходных, без праздников и отпусков. 1480 дней и ночей — полуголодные. И 1480 дней выдавать по три-четыре нормы. Вот какое мужество совершали мои сверстники!
А теперь — почему 1480 дней? 9 мая закончилась война, а мы продолжали выпускать танки. Начиная с января сорок пятого, эшелоны с тяжелыми танками мы реже на Запад посылали, в основном они уходили на Восток. У меня мастер был членом партии с 1912 года, Михаил Иванович Григорьев. Мы же видим, куда эшелон пошел. Я спрашиваю его: «Куда танки отправляют?» Он говорит: «Надо отомстить этим самураям за Порт-Артур и за «Варяга»!» Откровенно говоря, я тогда не знал, что такое Порт-Артур и «Варяг». Он рассказал нам, что во время русско-японской войны 1904—1905 годов японцы захватили Порт-Артур и порт Дальний, что наши моряки решили не сдаваться врагу и сами затопили свой крейсер «Варяг». После этого я выучил песню о «Варяге».
— И по режиму военного времени вы трудились до самого разгрома Японии?
— В.Г.: До самого конца сорок пятого никто не отменял 12-часовой рабочий день. Вот мужество нашего поколения!
Что же мы сделали для фронта? На ЧТЗ мы изготовили 18, 5 тысячи танков разных марок, преимущественно «Т-34», 48,5 тысячи танковых двигателей, 170 миллионов заготовок мин и снарядов. Наша бригада в несколько раз подняла производительность труда. Если в сорок втором каждый из нас делал по два-четыре комплекта коробок для танков, то в сорок пятом мы изготавливали бригадой по 35 коробок передач. То есть увеличили производительность в восемь раз! Вот в чем состояло наше мужество!
Есть у Михаила Львова такие строки, адресованные потомкам:
Победу назовут они Уралом,
Железо назовут они Уралом
И мужество Уралом назовут!
Как точно и выразительно сказано! Особенно о славном поколении танкоградцев.
Василий Гусев — бригадир фронтовой бригады ЧТЗ. 1943 г.
Песня Н.Богословского и Б.Ласкина «Василь Васильевич», облетевшая всю страну.
В великой русской кузнице
За каменной горой
Стоит, гудит, работает
Заводик номерной.
Туда Василь
Васильевич
Приходит чуть заря
И весело командует:
«За дело, токаря!»
ПРИПЕВ:
За горы за Уральские
Молва о нем идет,
А он себе работает
И бровью не ведет.
Во всем Урале
токаря,
Пожалуй, лучше нет.
Привет, Василь
Васильевич,
Примите наш привет!С глазами светло-серыми,
С курчавой головой
Работает, старается
Гвардеец тыловой.
Фотографы газетные
Бегут его снимать —
Никто Василь
Васильича
Не может обогнать!
ПРИПЕВ:
В минуту получается
Готовая деталь.
На грудь ему повешена
Отличия медаль.
Девчата им любуются,
Подходят и молчат,
А он и не оглянется,
Не смотрит на девчат.
ПРИПЕВ:
За горы за Уральские
Молва о нем идет,
А он себе работает
И бровью не ведет.
Василию
Васильичу
Всего пятнадцать лет —
Привет, Василь
Васильевич,
Примите наш привет!
Фронтовая бригада токарей Василия Гусева.
«У нас тогда работали: Володя Калиневич, белорус по национальности; Юра Иксти, эстонец; Коля Костарев, челябинец; Миша Тимофеев, ленинградец; Алексей Лебедев, тоже ленинградец, мы вместе с ним в одной группе в школе ФЗУ учились; и я, бригадир».
Анатолий БЕЛОЗЕРЦЕВ.
Челябинск.