На 29 мая во Франции назначен референдум, цель которого
одобрить с таким трудом выработанную конституцию Евросоюза. В Испании,
как известно, подобный референдум прошел благополучно. Пройдет ли
он столь же благополучно во Франции — это все более неясно. Лихорадочно
проводимые один за другим опросы общественного мнения (а их было уже
13) стабильно говорят о том, что большинство (53—55%) французов против
принятия ЕСовской конституции.
Она имеет реальный шанс быть проваленной. Это, конечно, не остановит
процесса всенародных голосований во всех остальных странах ЕС. Их,
как известно, сейчас, после всех расширений, 25. Конституция может
считаться принятой, если все 25 стран — членов проголосуют «за». Отрицательный
результат во Франции был бы поэтому сигналом опасного кризиса в Евросоюзе.
Но даже если во Франции дело обойдется просто большим испугом и сторонники
конституции получат небольшой перевес, последствия референдума для
планов дальнейшей жизни и становления ЕС будут как минимум непредсказуемыми,
а скорее всего печальными. Если не французы, то, весьма вероятно,
англичане в будущем году с треском провалят этот непопулярный у них
документ. Дурное английское влияние наверняка будет заразительно для
скандинавских стран, а может быть, и не только для них.
Каковы были бы последствия отклонения конституции Евросоюза? На этот
счет в ЕС сколько голов, столько и мнений. Но ясно, что если конституция
будет отвергнута, вернуться к ней в ее нынешнем виде уже не удастся.
«Отец конституции» Жискар д’Эстен говорит, что возобновлять переговоры
для переработки ее текста не имеет смысла. Она и в нынешнем виде является
предельно шатким компромиссом между сторонниками интеграции Европы
вплоть до создания федерации и противниками движения в таком направлении,
знаменосцем которых выступает Англия. За спиной английского пуделя,
как всегда, маячит фигура американского хозяина, крайне взволнованного
нарастающими проявлениями европейской «самостийности».
Если конституция не получит единодушной поддержки всех членов союза,
то ЕС придется возвращаться к тем правилам жизни, которые несколько
лет тому назад были выработаны на его саммите в Ницце. Там была придумана
сложная система сдержек и противовесов, то есть правил борьбы одних
группировок внутри ЕС против других. От одной мысли о том, что договор
в Ницце продолжит свое действие, многим в Брюсселе становится не по
себе. После принятия в Евросоюз табуна новых восточноевропейских членов
и предстоящих дальнейших пополнений за счет Болгарии, Румынии, Хорватии,
Македонии, Сербии, а возможно, еще и Косова с Украиной, возникает
серьезная проблема управляемости Евросоюза.
К тому же резко увеличивается число стран, пришедших в ЕС в расчете
на то, чтобы пробраться к его кассе и начать лакомиться немецкими
и в меньшей степени французскими, голландскими и прочими деньгами
«старой» (как ее презрительно назвал Рамсфельд) Европы, направлять
потоки гастарбайтеров в эту «старушку»-Европу и заманивать из нее
производственные мощности и инвестиции, предлагая за бесценок свою
рабочую силу. Немцы, например, посчитали, что при сохранении нынешнего
положения они будут терять около 2 тыс. рабочих мест в день. А Германия,
где уже сейчас более 5 миллионов безработных, вскоре наполнится поляками,
турками и прочими «евробратьями», готовыми работать за половину или
меньшую часть получаемой немцами зарплаты. Предотвратить все эти неприятности
должна была новая конституция ЕС. Что до договора в Ницце, то, как
пояснил на днях директор Института центрально-европейских проблем
в Брюсселе Палмер, то этот договор — «карикатура на то, в чем нуждается
ЕС в его нынешнем составе из 25 членов. Не говоря уже о Евросоюзе
из 27—28 или 30 государств».
Что же делать? Выход видят в том, чтобы в случае провала затеи с референдумом
собрать конференцию глав стран — членов ЕС, выделить из конституции
несколько принципиально важных пунктов и одобрить их без референдума.
Это позволило бы приемлемым для ядра ЕС образом изменить правила принятия
решений в союзе, застраховавшись от возможного диктата восточноевропейских
и южноевропейских голодранцев, и, кроме того, создать что-то вроде
совместного министерства иностранных дел, чтобы обеспечить соблюдение
толпой старых и новых членов ЕС внешней политики, отвечающей интересам
государств — основателей Евросоюза. Думают также притормозить до лучших
времен новое расширение ЕС. Болгар и румын, наверное, все же возьмут,
так как выдали им слишком много обещаний, да и Вашингтону эти страны
весьма нужны как плацдарм для будущих военных операций. А вот Турции,
Хорватии, Македонии и Сербии зажгут скорее всего «желтый свет», не
говоря уже о ющенковской Украине. Ей придется испытать разочарования.
Одним словом, весьма похоже, что речь идет о замедлении темпов расширения
ЕС как политическом следствии шока, который испытает Европа в случае
провала референдума. Правда, отношение к такой перспективе в Европе
неоднозначное. Больше всего паникует брюссельская бюрократия. Французы
хотят обратить в свою пользу возможную заминку, вернувшись к идее
создания некого «ядра ЕС» в составе 5-6 стран, разумеется, под политической
эгидой Франции. Она спит и видит себя вернувшейся на роль главной
европейской державы.
Но в том же направлении работает и немецкая мысль. Сведущие люди говорят,
что канцлер Шредер давно про себя решил, что англичане в любом случае
провалят референдум независимо от результатов голосования в таких
«сомнительных» странах, как Франция, Голландия или Чехия. На этот
случай у немцев имеется так называемый «план Б», тоже предполагающий
создание «узкой группы» стран континентальной Европы. Эта группа хоть
и останется в составе Евросоюза, но будет ускоренными темпами и самостоятельно
двигаться вперед по пути интеграции. Однако делать она это будет по
тем направлениям и в том объеме, которые соответствуют интересам Германии.
Французская Марианна, разумеется, может при этом сесть на шею немецкого
медведя и гордо размахивать своим триколором. Но куда она поедет,
это решать будет уже не Марианна, а медведь. Не случайно многие наблюдатели
предрекают сейчас, что неудача референдума во Франции вряд ли послужит
укреплению братской любви между Берлином и Парижем. Во всяком случае
Франция всегда опасалась оставаться совсем уж наедине с немцами, и
в частности поэтому после роспуска Варшавского договора и ликвидации
СССР не только не покинула НАТО, но спешно возвратилась в его военную
организацию.
Что касается немцев, то они давно уже устали платить деньги в кассу
Евросоюза и затем с тоской смотреть, как их капиталы, но от имени
уже Брюсселя раздаются португальцам, итальянцам и испанцам на поддержку
сельского хозяйства и развитие инфраструктуры, грекам и еще невесть
кому и невесть на что. Честно отыграв после войны роль кающихся грешников
и убежденных «европейцев», немцы начинают все громче заявлять о собственных
интересах. Они не хотят дальнейшего увеличения платежей в ЕС. Они
против обезличенных ЕСовских программ, которые зачастую используются
лишь как инструменты разворовывания денег. Они не считают для себя
приемлемым дальнейшее финансирование франкофонского Европейского Юга.
Немцы хотели бы выстраивать сотрудничество внутри ЕС по группам стран,
представляющих интерес для их собственных политических и экономических
целей, ориентировать его на решение тех или иных стратегических задач
своей европейской политики. В этом, кстати, главная подспудная разница
между немецким и французским взглядом на вещи. Интеграция, которой
столь увлекается Франция, в глазах Берлина будет увлекательна лишь
в том случае, если заказывать музыку будет он, а не кто-то другой.
Германия следует вековым традициям своей европейской политики. Процесс
этот ускоряется тем, что она испытывает нарастающие бюджетные, экономические
и социальные трудности, заставляющие немцев все более остро понимать,
что своя рубашка ближе к телу и что всякому овощу свое время. Время
разбрасывать камни и приспосабливаться к чужим интересам, по мнению
Берлина, проходит. В этом главном вопросе немецкой политики, кстати,
нет существенных расхождений во взглядах между правящими в Германии
социал-демократами и оппозиционным блоком ХДС/ХСС.
Развитие центробежных процессов в ЕС открывает интересные возможности
для многих игроков на международной арене, которые начинают потирать
руки в ожидании кризиса. Для многих, но только не для российских.
Москва, похоже, может только повторять, что она в восторге от европейской
интеграции, считает ЕС своим главным партнером и готова положить живот
свой, чтобы в Евросоюзе все было в порядке. В очередной раз эта песня
будет исполнена на саммите Россия — ЕС в Петербурге 10 мая. Никаких
иных мыслей в головах кремлевских стратегов (по поводу новых возможностей
российской политики внутри Евросоюза) не отмечается. А жаль...