Уважаемая редакция!
Если возможно, пожалуйста, напечатайте мое письмо отцу. Это незаживающая боль моего сердца.
Фамилию не пишу, так как это судьба миллионов таких, как я.
Извините. В.Ш.

...Тихий июньский вечер. Молодой учитель после трудового дня сидит на берегу прозрачной теплой речушки со своей юной женой; оба полные сил, здоровья, уверенности в завтрашнем дне. И бесконечное счастье — завтра, послезавтра и до конца. А завтра... война!

Здравствуй, отец!
Тебе было двадцать шесть лет, когда ты погиб на войне, мне уже за шестьдесят. Ты уехал, а я еще не родился. А как ты ждал меня! Но ты так и не узнал, кого тебе подарила моя мать. Она не получила от тебя ни одного письма, так как ты погиб в первые месяцы войны, когда было не до писем. Но мать ничего не знала и все время ждала, ждала.
А казенное письмо (самое страшное из всех военных писем) она получила много времени спустя после твоей гибели.
Почему я сейчас решил написать тебе письмо? Просто пока мы молоды, нам кажется, что смерть нас никогда не коснется, а стареют и умирают другие. И лишь с годами приходит мудрость, меняющая наши взгляды.
Помню, когда я в детстве перебирал довоенные фотографии, рассматривал твое молодое красивое лицо и называл, сначала повторяя за матерью, а потом по привычке, тебя своим отцом, то, чего лукавить, сердце мое не принимало это близко.
Вспоминая свое босоногое трудное детство, мне часто бывало обидно: почему мне выпала такая горькая доля — не знать своего отца? И когда я с завистью смотрел на своих счастливых сверстников (правда, таких было мало), которых водили за руку их отцы, мне было не легче оттого, что мой отец погиб на войне.
Всякое было в моей жизни: и обиды, заслуженные и незаслуженные, и материнские укоры.
Но самым обидным для меня было слово «безотцовщина», а таких у нас в стране тогда были миллионы, которые только по старым фотографиям были знакомы со своими отцами. Но мне казалось, что это слово относится только ко мне.
Мать все время работала, ее заботы были только обо мне, и я принимал это как должное, иначе и не могло быть. Я привык к укладу нашей жизни и другого себе не представлял.
Однажды соседка, баба Даша, доведенная до ярости моим очередным «подвигом», в сердцах крикнула: «Вот погоди, мать скоро выйдет замуж, тогда узнаешь, что такое мужская рука!». Я вначале оторопел от такой «перспективы», а потом стремглав кинулся домой, распахнул дверь и прямо с порога закричал матери: «Чтобы он от холеры сдох, тот, за которого ты собираешься замуж!». Мать оторвалась от работы, подошла ко мне, подняла мою голову, заглянула мне в глаза, в которых дрожали злые слезы, хотела что-то сказать и вдруг сама заплакала. Плакала долго. Я никогда раньше — до и после — не видел у нее таких слез. Потом сразу перестала плакать, обняла меня, прижала к себе и каким-то захватившим мою душу и запомнившимся мне на всю жизнь голосом сказала: «Да чтобы я сама умерла, если когда-нибудь выйду замуж!».
Она сдержала свое слово. Молодая, красивая, овдовевшая в восемнадцать лет, она осталась одна, вернее, со мной, и всю свою долгую, трудную жизнь надеялась на чудо и продолжала ждать, как и миллионы вдов на Руси. Но чуда не произошло, и она ушла, сохранив верность и любовь тебе, единственному.
Вы сейчас вместе?
Я буду помнить тот случай до конца своих дней, потому что он изменил мои взгляды на жизнь. Я понял: все, что делала для меня мать, имело только одну цель: она очень хотела, чтобы я не сбился с пути в своей жизни и «вышел в люди».
Я закончил вуз и стал учителем, как и ты. Мать рассказывала, что ты любил музыку и был очень музыкальным. И знаешь, отец, мой сын, твой внук, пошел в тебя: он закончил консерваторию и не мыслит себя без музыки.
У тебя есть уже и правнук. И вот теперь, на склоне своих лет, когда, как говорят, пришло время собирать камни, я вновь обращаюсь к тебе.
Каждый год, в светлый День Победы, я «прихожу к братской могиле на окраине города, где похоронены сотни бойцов, погибших в боях за свободу Родины, и молча разговариваю с тобой. Тебя нет в этой могиле, и где ты покоишься, мы так и не узнали, несмотря на многочисленные поиски и запросы в различные инстанции. Но здесь лежат твои братья по оружию, вы делали одно святое дело — значит, и ты здесь, с ними.
Вот и в этом году я в очередной раз пришел сюда, чтобы опять поговорить с тобой.
Отец, ты можешь не стыдиться меня, так как я вырос нормальным человеком. Я не опозорил тебя, учителя, не опозорил честь сына фронтовика, не запятнал память о тебе. Я сделал все, чтобы мои наследники шли нашим с тобой путем.
Я верю им, верю новому поколению.
Прости меня, отец, за детские ошибки. Был бы ты жив, возможно, я понял бы жизнь раньше.
Твой сын.