— 
            Анатолий Иванович! Глядя в прожитое и пережитое, какое событие запомнилось 
            больше всего? 
            — Говорят, что крепче всего — детские впечатления. Так вот 22 июня 
            1941 года я оказался в Минске и в этот же день попал под первую бомбежку. 
            После этого на крыше вагона (а было мне тогда немногим больше 12 лет) 
            добрался к себе, в Смоленск. А уже 28 июня бомба упала на наш дом 
            и полностью его разрушила. Вот такие самые памятные впечатления. После 
            этого — эвакуация. Где на поезде, а где и пешком добрались до города 
            Балашова Саратовской области. Было голодно, отец погиб на фронте. 
            Пошел работать. А туда к тому времени из Киева эвакуировали часть 
            знаменитого завода «Арсенал». И вот пацаны, такие же, как я — по 13—14 
            лет, работали на этом заводе. Получил специальность токаря. Очень 
            долго поддерживал связи и с заводом, и с людьми, с которыми работал 
            там. 
            — Как сложилась биография в послевоенное время? 
            — Недавно российские власти публично признали, что беспризорных в 
            России сейчас больше, чем было во всем Советском Союзе после той страшной 
            войны. Я же, вернувшись в 1944 году в Смоленск, несмотря на все тяготы 
            послевоенной жизни, в 1948 году поступил в университет. Затем аспирантура, 
            преподавание теории государства и права. В 1956 году пригласили на 
            работу в Москву, в Совет Министров СССР. Я ведь занимался малоизвестной 
            тогда темой — сравнительным правоведением. Сейчас это модное занятие. 
            А тогда специалистов по этой части было мало. Оттуда направили на 
            работу в Президиум Верховного Совета СССР. Там, кстати, впервые встретился 
            с Л.И.Брежневым. 
            — Сейчас его личность либо замалчивают, либо глумятся, как в недавнем 
            телесериале. А у вас какое первое впечатление сложилось? 
            — Самое лучшее. Тогда он был крепок и энергичен. В те времена, особенно 
            став генеральным секретарем ЦК КПСС, он каждое утро обзванивал по 
            десять обкомов. Все знали, что Брежнев в любой день может позвонить, 
            поинтересоваться, как идут дела. Примерно тогда же познакомился и 
            с Ю.В.Андроповым. Ведь мне пришлось выезжать в Венгрию на переговоры 
            по юридическому статусу наших войск в этой стране. Там появились было 
            желающие оспорить правомочность пребывания нашей Южной группы войск. 
            Приходилось готовить документы и для Н.С.Хрущева. 
            — А о нем какое сложилось впечатление? 
            — Танк. Если он был убежден в чем-то, то переубедить его было почти 
            невозможно. Это проявлялось и в мелочах, и в крупных делах, например, 
            в разделе обкомов партии на сельские и промышленные, против чего, 
            кстати, выступал Л.И. Брежнев. 
            — Чем приходилось заниматься в Верховном Совете? Не скучное ли это 
            было место в те времена? 
            — Какое там скучно. Например, я был одним из шести специалистов, которые 
            готовили проект новой Конституции СССР, принятой в 1977 году. Кстати, 
            примерно с 1966 года в СССР начался подъем роли Советов. Я и докторскую 
            диссертацию писал на тему о развитии советской представительной демократии. 
            Ну, а дальнейший мой путь, думаю, читателям «Советской России» хорошо 
            известен: был я Председателем Президиума Верховного Совета СССР, был 
            и политзаключенным. Между прочим, в событиях августа 1991 года есть 
            еще много непрочитанных страниц. Мы к ним должны будем еще вернуться. 
            
            — Сейчас модно говорить, что демократия у нас появилась только после 
            1991 года. Так ли это? 
            — Тут изначально неверная база для сравнения. Дело в том, что сравнивается 
            демократия американского типа как некий идеальный образец и «тоталитарная 
            система», которая априори подается как антидемократическая. Главная 
            ошибка в том, что сравнивают абстрактно, без учета исторических условий, 
            в которых возникала та или иная политическая система. Между прочим, 
            сейчас в США в ходу доктрина насильственного внедрения демократии. 
            Что это, как не глобальный тоталитаризм? 
            Советский тип демократии вырос не из документов КПСС. Первые Советы 
            возникли еще в 1905 году, и они были естественным проявлением общинности, 
            артельности, присущей народу России. Депутаты Советов уже тогда выступали 
            не в личном качестве: они получали наказ, их можно было отозвать. 
            То есть они были в полном смысле представителями народа. В нашей первой 
            конституции было прямо записано, что низовая ячейка общества — сельский 
            сход. 
            Тип демократии невозможно рассматривать вне истории страны, вне идеи 
            патриотизма как основы не только 70-летнего советского периода, но 
            и тысячелетней истории России. Нам сейчас пытаются навязать не просто 
            некую «идеальную» модель демократии, а вполне конкретную модель протестантского 
            индивидуализма, полностью противоречащую нашей истории, русским традициям 
            общинности и соборности. Ведь в природных условиях нашей страны выжить 
            в одиночку просто невозможно. Кстати, именно на попытке разрушить 
            сельскую общину сломал себе шею Столыпин, которого ныне превозносят 
            как выдающегося реформатора. 
            — Не отсюда ли, из чуждого нам индивидуализма, и стремление нынешней 
            власти выдавить государство из экономики? 
            — Попытка устранить государство из экономики противоречит не только 
            историческим традициям России, но и современному мировому опыту. Во 
            всем мире ныне идет усиление роли государства. В США еще недавно госсектор 
            составлял 11%, сейчас — 36%. В Германии вес государства в экономике 
            составляет 50—55%, в Швеции — 60%. А в России, которая якобы идет 
            в направлении цивилизованного мира, доля госсектора упала уже до 14—15%. 
            Нужны ли тут какие-то комментарии? 
            Более того, общемировой тенденцией является социальное государство, 
            у которого на первом месте забота о населении, а не о прибылях олигархов. 
            Во всем мире рынок — регулируемый. Это, собственно говоря, отвечает 
            и законам глобализации. И только Россию ее нынешняя верхушка (в которой 
            происходит сращивание высшей бюрократии и олигархии) ведет в обратном 
            направлении. Думаю, однако, что и у нас роль государства неизбежно 
            будет возрастать, хочет этого нынешняя власть или нет. 
            — Как вы оцениваете нынешнее положение страны? 
            — Если не будет сделан очень серьезный поворот к социальному государству, 
            к защите страны от диктата США и транснациональных корпораций, то 
            опасность превращения России в сырьевой придаток Запада будет усиливаться. 
            И левые силы несут особую ответственность за судьбу нашей страны. 
            Только сплоченность левых и патриотических сил спасет Россию от катастрофы. 
          
          Редакция присоединяется к многочисленным поздравлениям А.И.Лукьянова 
            по случаю его 75-летия.