В наше время, необыкновенно противоречивое, многоконфликтное
и многогрешное, нам не хватает парковых скамеек, где мы могли бы хотя
бы несколько минут побыть наедине с собой, чтобы подумать о том, для
чего все мы живем и куда идем мы.
К древнему понятию добродетели я отношу человеческое мужество — душевную
способность твердо выстоять перед самым грозовым и крутым поворотом
судьбы. Мужеству свойственны терпимость и терпение, которое проверяется
в борьбе так же, как золото огнем. Кто же властитель дум? Кто же пророк?
Чаще всего наука познает мир внешний, литература помогает навести
порядок в мире внутреннем, никто не вступает в спор с Богом, когда
утверждает, что «среди всех возможностей нет ничего, что было бы выше
того, что создано».
Порой в искусстве спор идет праздный, на ватной подкладке, теоретиками,
обуянными безопасной борьбой с мертвыми смехотворными скандалистами
или с живыми «погребальщиками», мечтающими о вселенской панихиде по
великой советской русской литературе.
Русская литература всегда была раздираема крайностями оценок, тенденциозной
революционностью, патриархальной охранительностью, западниками и славянофилами,
общей идеей и независимой художественностью.
И.А. Бунин возражал известному поэту Адамовичу: «Пора бросить идти
по следам Толстого? А по чьим же следам надо идти? Кроме того, неужто
уж так беден Толстой и насчет этого самого мира внутреннего?»
Стоило бы удивляться несправедливому заявлению Г.Адамовича, если бы
до этого Толстого не упрекали в неверном освещении народной жизни,
в незнании русского народа, в том, что «Война и мир» — сказки бабушек
и мамушек, что в романе «Анна Каренина» нет мысли, значительного содержания,
что герои Толстого — картонные герои, что вообще русская литература
переживает период «средних талантов». Есть на все это ответ ниспровергающему
критику — само русское искусство.
Несомненно, что двух историй не было, нет и не будет, в то время как
дух сатанинства меняет направление и форму, приспособляясь во все
времена к божественному началу. Пожалуй, поэтому первое перо литературы
XX века — Михаил Шолохов прошел так же свой крестный путь, как Толстой,
обвиняемый неправедными судьями то в плагиате, то в безграмотности,
то в отсутствии понимания пролетарского духа.
Но мы хорошо сознаем, что заглавие всем хулительным и всем хвалебным
статьям — слава писателя.
Если в обыденной жизни предметы и вещи порой становятся для нас знаками,
заслоняющими сами вещи, то в антиреализме это приобретает искаженность,
созданную искривленным сознанием недругов гения, изжигаемых больной
завистью к превосходству чужого мышления.
Толстой и Шолохов — жестокие реалисты. Их талант помогает им проникнуть
в глубь вещей и человеческих душ, когда правда художественная уже
выше, чем просто правда. Думаю, что только реализм приведет к открытиям
и успеху — это система мышления и метод анализа без фальшивого смирения
и литературного терроризма.
В художественной правде, как правило, — трезвость, влюбленность, элемент
фантазии, гротеска, идеал. А «идеал — это путеводная звезда, без нее
нет твердого направления, а нет направления — нет жизни. Так говорил
об идеале Лев Толстой. И так мог сказать и Шолохов. Через какие бы
катаклизмы, катастрофы, беды общество ни прошло, искусство остается
феноменом первоначальным. А философ, художник, творец как проявление
самой жизни — бессмертен. Таковы были и есть Лев Толстой и Михаил
Шолохов.
Как известно, литература выражает общество, слово — человека. Роман
отражает отношения между людьми и, если он, роман, изменив своему
назначению, извратив свою натуру, поворачивается к обществу спиной,
он совершает самоубийство. «Тихий Дон» и весь Шолохов, так же как
«Война и мир» и весь Толстой, повернуты лицом к народу. Литература
назначена судьбой дать ответ на главный вопрос: как жить человеку
на этой земле.
Литература не имеет права черпать материал в сплетнях, услышанных
за кулисами придуманного общества. Шолохов — это воссоздание жизни
народа от имени народа и во имя народа.
Да, Россия родила великого гения — и пусть слово его пребудет в мире
вечно.