Сегодня — 75 лет со дня рождения Вадима Валериановича Кожинова —
выдающегося литературоведа, историка, публициста. А можно сказать
и так: выдающегося мыслителя и патриота России.
Он не дожил до юбилейной даты. И я знаю, что укоротило жизнь этого
очень сильного от природы русского человека. Великая боль за Родину!
Мне довелось много раз встречаться с ним в последнее десятилетие прошлого
века, ставшее трагическим для России. Говоря с Вадимом Валериановичем
при подготовке бесед для «Советской России» и «Правды», я всегда чувствовал
эту боль. Однажды он признался:
— Знаете, сейчас выходят одна за другой мои книги. Но я бы согласился,
чтоб они не выходили, а Россия вернулась в нормальное русло. Это —
самое большое мое желание!
Однако заветное желание Вадима Кожинова остается пока неосуществленным.
А книги его продолжают выходить, привлекая все большее внимание читателей.
Вот и в преддверии 75-летия вышла (уже вторым изданием!) книга «О
русском национальном сознании». Это сборник работ Вадима Кожинова,
написанных в период от шестидесятых до девяностых годов и объединенных
общей темой. Завершает книгу, как итоговая, статья «Рано хоронить
Россию...» Написал ее Вадим Валерианович в 1998 году, но по прошествии
времени, как вы убедитесь, она не утратила своей актуальности.
Виктор КОЖЕМЯКО.
Предвидение будущего — это нередко труднейшая, но необходимая и повседневно
решаемая людьми задача. Мы редко отдаем себе отчет в том, что любое
наше успешное действие совершается, в частности, на основе предвидения
— пусть хотя бы самого элементарного: так, мы отправляемся в начале
лета в лес за грибами, поскольку предвидим, что они там уже появились,
а если мы ошиблись — вернемся с пустой корзиной. Этот «пример», вероятно,
воспримут с улыбкой, но задумаемся о людях, конструирующих новый летательный
аппарат: неспособность к предвидению в этом случае обернется трагическими
последствиями... И, разумеется, успешное служение своей стране — идет
ли речь об указах ее правителей или о действиях «рядовых», но озабоченных
судьбой Отечества (да и в конечном счете собственной судьбой...) граждан,
— невозможно без предвидения будущего.
Полтора столетия назад, в 1853 году, тогдашние правители России, вступив
в очередной конфликт с давним соперником — Турецкой империей, ни в
коей мере не предвидели, что наиболее мощные страны христианской Европы
начнут войну на стороне вроде бы враждебного им исламского государства
и Россия потерпит одно из немногих самых тяжких за всю ее историю
военных поражений... Между тем еще за полтора десятилетия до начала
Крымской войны проникновеннейший поэт и мыслитель (вторая сторона
его творчества, к сожалению, известна немногим) Федор Иванович Тютчев
со всей ясностью предвидел, что Запад только и ждет удобного момента
для мощной атаки на Россию с целью лишить ее той первостепенной роли
на мировой арене, которую она обрела в 1812 году.
Тютчев предпринимал разного рода усилия, дабы «открыть глаза» правителям
России на грозящую ей роковую схватку, но никто из них так и не внял
ему, — в частности, потому, что «все они, — по тютчевским словам,
— очень плохо учили историю» (см. обо всем этом мою книгу «Тютчев»,
издававшуюся в 1988 и 1994 гг.).
И в самом деле: любое предвидение будущего страны возможно только
при опоре на достаточно полное и глубокое знание и понимание ее предшествующей
истории; но заглянуть в грядущее России, исходящее лишь из ее современного,
сегодняшнего состояния, — это, как говорится, гадание на кофейной
гуще.
Углубленный взгляд в историю, в прошлое России дает возможность осознать
определенную «направленность», основополагающий вектор, который, вероятнее
всего, продлится и в неведомом грядущем времени. И нетрудно заметить,
что в нынешних рассуждениях о будущем России нередко так или иначе
присутствует обращение к предшествующей ее истории, — но это обращение
чаще всего явно тенденциозно, оно сосредоточивается на какой-либо
одной стороне российского исторического бытия и представляет собою
скорее субъективную оценку, чем трезвое, объективное осмысление этого
бытия.
Вот, например, достаточно типичное в этом плане сочинение, принадлежащее
перу недавнего главного «реформатора» — Е.Гайдара — «Государство и
эволюция», появившееся в 1995 году. С очевидным недовольством, даже
негодованием говорится здесь о том, что «в центре» бытия России «всегда
был громадный магнит государства. Именно оно определяло траекторию
российской истории. Государство страшно исказило новейшую историю...»
Даже «радикальнейшая» в истории человечества революция не поколебала
«медного всадника» русской истории». И вся задача состоит, мол, в
том, «чтобы сместить главный вектор истории» (!).
Все это, вполне понятно, продиктовано сопоставлением России со странами
Запада, где государство играло намного более «скромную» роль; Гайдар,
впрочем, и не скрывает, что он целиком исходит именно из этого сопоставления.
И получаем, что история России — это как бы «искаженная» история Запада...
Согласитесь, что сам подобный подход к делу заведомо сомнителен («сместить
главный вектор» — хотя даже беспрецедентная в истории мира революция
не смогла этого сделать!). А «использование» созданной пушкинским
гением поэмы, исполненной глубочайшим и богатейшим смыслом, предстает
как крайне легковесная претензия.
Но главное даже не в этом. Нет сомнения, что государство имело исключительное
значение в истории России. Но дело идет все же только об одной стороне
российского бытия, совершенно непонятной без других ее аспектов. Вспомним
хотя бы о том, что громадное количество русских людей на протяжении
столетий «уходило» с контролируемой государством территории на юг,
север и восток, и в результате образовались, в частности, «вольное»
казачество (само русское слово «казак» происходит от тюркского, означающего
«вольный человек») и не подчинявшееся ни светской, ни церковной власти
старообрядчество. И само пространство России в значительной мере было
создано этими народными «вольницами», — хотя, конечно, освоенные ими
земли позднее оказались под эгидой государства.
Вспомним и о том, что пламя из этих окраинных «очагов вольности» многократно
поджигало и «центральную» Россию (болотниковщина в смутное время,
великий Раскол, разинщина, булавинщина при Петре, пугачевщина и т.
п.), и лишь к XIX веку установилось определенное «равновесие» народа
и государства (без коего едва ли была бы возможной победа 1812 года
над наполеоновской армадой), — притом оно установилось не только благодаря
действиям власти: самые ярые повстанцы в конце концов как-то осознавали
гибельность противоборства народа и государства, что явно выразилось,
например, в добровольной «выдаче» властям Разина и Пугачева их ближайшими
сподвижниками...
И если уж ставить в связи с этим вопрос о «своеобразии» России в сравнении
с Западом, то наиболее кратко и просто ответить на него можно так:
«чрезмерная» властность ее государства всецело соответствовала «чрезмерной»
вольности ее народа (и, кстати сказать, в образах пушкинского «Медного
всадника» воплощен именно такой смысл). Правда, это однолинейный и
слишком «абстрактный» ответ; чтобы конкретно раскрыть своеобразие
России, необходимо уяснить многие и сложнейшие проблемы, для чего
здесь просто нет места.
Но вполне очевидно, что каждое резкое ослабление государства ставило
Россию на грань гибели. Когда пресеклась (со смертью в 1598 году царя
Федора Иоанновича) династия Рюриковичей, последующие правители уже
не воспринимались как «Божьи помазанники» (что было в те времена необходимой
основой верховной власти), и Россия вскоре же оказалась в поистине
отчаянном положении. В ряде дошедших до нас сочинений и русские, и
иноземные (англичанин Джон Горсей, швед Петрей и др.) свидетели Смутного
времени говорят даже о неотвратимости распада и вымирания еще совсем
недавно могучей страны... Но после пятнадцатилетней Смуты государство
было восстановлено, и уже к 1654 году страна настолько окрепла, что
смогла возвратить украинские земли, отторгнутые от нее почти 300 лет
назад (когда власть на Руси ослабла в результате монгольского нашествия)
Литвой.
...Через три столетия, в 1905-м, также началась «Смута», и после окончательного
ослабления государства в Феврале 1917-го многочисленные отечественные
и иностранные авторитеты убежденно говорили о необратимой гибели страны.
Но в конце 1922 года было утверждено новое государство, СССР, и менее
чем через четверть века страна сумела сокрушить вторгшуюся в нее самую
мощную в мировой истории армию, которая вобрала в себя энергию всей
континентальной Европы с ее более чем 350-миллионным (!) населением
(мало кто знает, что, скажем, большая часть бомб, используемых этой
армией, производилась на чешских заводах, а значительная часть хлеба
— на французских полях; не приходится уже говорить о почти десятке
других европейских стран, открыто вступивших тогда в войну с нами...).
...Можно понять настроенность тех людей, которых смущают или даже
ужасают присущие истории России крайне резкие и приводящие к поистине
катастрофическим последствиям «повороты». Однако призывы и самые попытки
«сместить вектор», в конце концов, попросту смехотворны; они не более
основательны, чем, допустим, проекты изменения континентального климата
России, дабы он стал подобен атлантическому климату стран Запада.
Ведь, между прочим, здесь аналогичное соотношение: привычный перепад
между зимним морозом и летним зноем составляет на большей части территории
России 55—60 градусов, а на Западе — всего только 30—35... И нельзя
исключить сложную связь этого различия с различием «политических климатов»
России и Запада, — хотя, конечно, проблема нуждается в скрупулезном
исследовании.
В наше время масса «экспертов» твердит, что Россия не является «нормальной»
страной. Но даже соглашаясь с таким «приговором», недопустимо забывать,
что, скажем, за последние два столетия именно Россия сокрушила две
(других и не было) мощнейшие военные машины, претендовавшие на мировое
господство и довольно легко покорившие «нормальные» страны; что Россия
сотворила высшие, сопоставимые с чем угодно ценности в сфере литературы,
музыки, театра, искусства танца; что она первой в мире вышла в космос
и создала первую АЭС, и т. д. и т. п. Словом, «ненормальность» не
помешала России быть одной из величайших стран мира... Тем не менее
сегодня достаточно широко распространено мнение, что Россия — в очередной
раз — на грани гибели или даже, что ее гибель — неотвратима. Если
исходить из вековых уроков истории, «спасение» — в создании нового
могучего государства (для чего, по-видимому, должно окончательно рухнуть
почти бессильное нынешнее...). Но сможет ли сформироваться это новое
государство?
Как человек, если очень мягко выразиться, далеко не молодой, я отнюдь
не склонен к розовому оптимизму и не могу заявить со стопроцентной
уверенностью, что Россия и на этот раз воскреснет. Но исходя из того,
что ее воскрешения совершались неоднократно, столь же — или даже еще
более — неуместно впадать в черный пессимизм.
Могут возразить, что история не повторяется, и в принципе это верно.
Россия восстанавливалась после монгольского нашествия, после Смутного
времени и после революции 1917 года на различной основе и разными
путями — хотя каждый раз речь шла о спасении от полной гибели (в 1238
году безымянный писатель создал «Слово о погибели Рускыя земли», а
в 1918-м широко известный тогда Алексей Ремизов повторил сей безнадежный
прогноз в своем «Слове о погибели земли Русской»).
Да, история России — откровенно трагедийная и катастрофическая, но
единственно достойно воспринимать ее так, как завещал нам в самом
конце своей жизни Пушкин: «...ни за что на свете я не хотел бы переменить
отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой,
какой нам Бог ее дал...»