Когда Владислав Чернушенко свободно взмахивает или делает чуть заметное движение дирижерской палочкой, как бы успокаивая пространство, когда он прикладывает камертонную палочку к уху, а затем резким или плавным движением рук вызывает на себя мощные звуки хорового пения, и музыка наполняет вашу душу, поток светлых чувств и быстротечных мыслей высоко поднимает вас и уносит далеко — в вечность. Умолкли хор и оркестр, и вас охватывает чувство восхищения прекрасным. Затем — чувство безграничной благодарности дирижеру, его великому таланту и искусству.
Глубоко и просторно выразил это чувство большой художник русского слова Валентин Распутин: «И сколько ни слушал я пение Санкт-Петербургской капеллы и в Петербурге, и в Москве, и в Иркутске, — всякий раз это было подобно чуду. Не пение, не мужские и женские голоса, а какое-то ангельское ликование, окрыляющее тебя и вздымающее в абсолютно чистые горизонты, где нет ни скорби, ни тьмы, ни боли, а только слава, слава, слава...
И человек с дирижерской палочкой
в руке, извлекающий эти дивные голоса, — это не кто иной, как чародей, кудесник, волшебник, и палочка его волшебная, инструмент, на котором он так изумительно играет, тоже (как скрипка Паганини) волшебный. Таким вот волшебником, небожителем, человеком дивного звучания и дара, остается для меня Владислав Александрович Чернушенко, певец России, чистоты ее и доброты, мужественный сын ее».
При этом классик современной русской литературы заметил: «Я... любитель. Но любитель, надеюсь, чуткий».
Лучше сказать о выдающемся музыканте не получится. Да и не надо пытаться это делать. Просто нужно сказать свое.
Владислав Чернушенко в моем восприятии прежде всего человек, несущий в себе нашу национальную традицию самоопределения себя русским не «по крови», а по культуре, по любви к Отечеству. «Другой земли у меня нет, не было и не будет... Я невольник России», — говорит он о себе.
Как сын русского народа, он всей душой открыт для культуры других народов и наций, вписавших свою строку в летопись великой (потому и великой!) русской культуры. Когда мы слушаем хор и оркестр, исполняющие под управлением Чернушенко половецкие песни и пляски из оперы Бородина «Князь Игорь», то слышим и чувствуем русское в них. Русское как единство леса и степи, как отражение многовекового соприкосновения русского народа с народами степи — с Азией. Соприкосновения и в войнах, и в мирном сожительстве, преобладающе в последнем: герой оперы Бородина русский князь Игорь в действительности был на три четверти половцем (его мать и бабушка — половчанки). Из глубины веков это — быть русским по культуре, по любви к родине.
Чернушенко прекрасно чувствует себя в мире классической западной музыки, блестяще как дирижер исполняет произведения ее гениев. И, думается, поэтому он достигает волшебства в управлении русским хором, в исполнении народных сочинений и сочинений русской музыкальной классики — есть с чем сравнивать, чтобы понять своеобразное величие своего, национального, русского. Понять и передать это в своем искусстве.
Предоставим слово самому Чернушенко: «Мы знаем мировых гениев, без которых русская музыка была бы обделена, что ли. Но, впитав эту мировую культуру, нам удалось сказать свое собственное слово, которое вошло в мир не попрошайкой, не сбоку вошло, а для того чтобы насытить его колоссальной силой экспрессии, ума, таланта и той правды, той духовности, которых Запад во многом лишен. Вот этот рациональный, упорядоченный мир Запада Россия все время как бы сотрясает и заставляет вспоминать о том, что меркантилизм, вещизм — это преходящее. Но есть ценности нетленные. К ним относятся высшие проявления человеческого духа, выраженные в искусстве, в культуре, в литературе нашей». (Газета «Красный Север», март 1996 г.).
Творческое кредо Владислава Чернушенко есть одновременно его патриотическое, гражданское кредо. Он выразил его предельно четко, чего обычно избегают делать в мире культуры наших дней. С присущей ему смелостью Владислав Чернушенко заявил: «...для меня есть одна главная тема: какая бы хорошая и замечательная ни была культура Запада, я человек русский, и для меня самые большие ценности находятся здесь». Здесь — это в России.
Кредо выдающегося музыканта современности заявлено им в 1996 году, когда маховик русофобии уже набрал обороты: в СМИ Гусинского—Березовского слово «русский» использовалось не иначе, как синоним слова «шовинистический»; Ельцин ржавым голосом произносил: «Дорогие россияне!» — изъяв из своего скудного лексикона понятие «русский народ»; «массовая культура», подобно химическим отравляющим веществам, душила уже национальную культуру; выращенный на Западе чертополох постмодернизма появился на сцене русского театра — русская драма (пьесы Островского, Чехова) стала неузнаваемой. Все это мы видим сегодня, только в геометрической прогрессии. В «Единой России» уже заговорили о формировании нации россиян. О формировании не людской многонациональной общности, а именно нации(?!). А что же русская нация, объединившая многоязычную Россию? О ней умалчивается. Причем умалчивается отнюдь не стыдливо, а нагло. А если и говорится, то с обязательным кликушеством об угрозе русского национализма, русского фашизма. Случайно ли великая русская культура оказалась на задворках — ей не нашлось места даже в ряду президентских «национальных» проектов?
Русский национализм делают притчей во языцех, не допуская даже к обсуждению вопрос о том, что его, этого пресловутого национализма, никогда не было и не могло быть в истории России: не был в ней государствообразующий русский народ народом-господином.
«Но позвольте, — скажет читатель, — не забыли ли вы о знаменитом музыканте? То, о чем вы ведете речь, имеет ли отношение к искусству Чернушенко?» Имеет и прямое: речь идет об условиях, в которых он осуществляет свое предназначение — нести русскую народную песню, русскую музыку в народ.
Не только силой своего искусства, но и силой публицистического слова убеждает людей Владислав Чернушенко. Убеждает в духовной щедрости великороссов, в том, что русскость — черта национальная, никак не националистическая. Вот что он говорит: «Понятие русскости существует в традициях в первую очередь русского народа, впитавшего в себя многое с добром привнесенное другими народами в его жизнь. Но то, что присутствует всегда в русских, — это сильное эмоциональное начало. Искренность, которая обескураживает. Ее ни объяснять, ни доказывать словами не надо. Она существует в открытости души, приветливости и в той интонации, которая рождается и словом и особенно песней. Не случайно А.Н.Островский сказал: «Песня — душа народа». Это помнят все, а вот продолжение этой фразы мало кто помнит сегодня: «Загубишь песню — убьешь душу». Пока есть в России ее собственная песня — будет жить и русская душа, и есть уверенность, что воскреснет наша земля».
Владислав Александрович Чернушенко — витязь русской песни. Охраняя и защищая ее, давая ей новую жизнь, он открывает просторы русской души, русского духа — народности. Он сам человек широкой русской души. Он глубоко народен, что проявляется не только в его музыкальном творчестве, но и в повседневной жизни. В отношении к людям, в общении с ними. Здесь позволю себе небольшое отвлечение, чтобы дать одну иллюстрацию к сказанному.
В прошедший год Владислав Александрович много и вдохновенно работал над новой музыкальной программой, посвященной шестидесятилетию Великой Победы. Программа состояла из песен Великой Отечественной — их было отобрано около двадцати, причем как широко известных, до сих пор исполняемых («Священная война» Александрова, «Соловьи» Соловьева-Седого, «Темная ночь» Богословского), так и мало известных, забытых («Морская гвардия» Милютина, «Помолчим» Сорокина). И до Чернушенко были аранжированы для хорового исполнения отдельные песни военных лет. Но аранжировки для хора такого их количества, представленного в целостной программе (вся солдатская история войны в ней раскрыта — в страдании, надежде и вере в Победу, в ее пафосе), — этого, пожалуй, еще не случалось. Хоровое исполнение песни — высшая и самая совершенная форма народного ее исполнения.
Советская песня суровых военных лет прозвучала как русская, народная по своему характеру. Такой она и является по лирической задушевности, мелодичности и по эпической мощи звучания. По высоте духовности, в которой таится народная сила — русский дух, по Пушкину.
На концертах капеллы, что состоялись в канун шестидесятилетия Великой Победы, Владислав Александрович был не только дирижером, но и ведущим: он обращался к залу, представляя историю создания каждой песни перед ее исполнением. Он обращался к народной памяти слушателей, пожилых и молодых. Словом и музыкальным действом скреплял разорванную связь времен — лечил народную память.
Кто был на торжественном вечере, проводимом Санкт-Петербургским отделением КПРФ перед 9 мая 2005 года, тот на всю жизнь (нет в том преувеличения) запомнит концерт хора и симфонического оркестра легендарной капеллы под управлением народного артиста СССР Владислава Чернушенко. Запомнит его слова, обращенные к залу, и живую реакцию зала на слова прославленного музыканта.
Когда хор капеллы в сопровождении оркестра исполнял «Священную войну», — зал встал. Жива народная память... У многих на глазах — слезы, не только у ветеранов.
Чернушенко народен и он до самоотречения одержим в творчестве, что естественно для столь крупного таланта. Одержим и смел в подвижничестве, которое у него неиссякаемо, непрерывно. Поэтому ему верят и идут за ним. Люди идут за ним даже тогда, когда это для них очень рискованно.
Певцы капеллы никогда не забудут весну 1999 года: опасными были гастроли в Сербии — бомбардировки НАТО не прекращались. В гостиничных номерах артистов от взрывов содрогались окна.
«— Стреляли повсюду, и случилось так, что на улице я перевязала раненого серба, — рассказывает певица Галина Гордеева. — Теперь на гастроли беру с собой медицинскую сумку... Очень страшно ехать, но раз надо...»
(А ехать было надо в Югославию. Бомбежки НАТО продолжались. Петербургская капелла им. Глинки давала концерты под бомбами — так писали в газетах).
Артисты верят своему художественному руководителю. Верят таланту Мастера и Человека. Верят потому, что он верит им. Этой взаимной верой держится капелла. Держится и творит в условиях невероятно трудных. Владислав Александрович с горечью признается: «...на сегодняшний день в списках ветеранов капеллы 52 артиста, которые отдали ей всю свою жизнь и которые сейчас находятся в тяжелейшем материальном положении, а у нас нет возможности обеспечить их. И это в то время, когда на выявление всяких «мисс» бросают миллионы!»
Но выходит хор капеллы на сцену, под аплодисменты появляется ее художественный руководитель. Он энергичен, элегантен, прекрасен его облик, движения, жесты. Взмах дирижерской палочкой и... начинается волшебство музыкального действа. Никто ни в чем не заметит ни тени уныния. Нет его. Господствует одна лишь жизнеутверждающая сила русского пения.
В отличие от записных патриотов, что дня не проживут без ритуальных стенаний о многострадальной судьбе России, Чернушенко во имя и славу ее каждый день трудится до седьмого пота. К отчаявшимся обращает свои слова: «Россия, какая бы она ни была поруганная, оболганная, придавленная — это то единственное, что может соединить нас. Россия нас соберет. Мы — дети этой земли. И какие бы удовольствия ни были за ее пределами, там не наша земля. Там мы чужие. И свой мир мы должны отстаивать, реставрировать и любить».
Как один из виднейших творцов современного музыкального искусства, Владислав Чернушенко — человек глубокого проницательного и творческого ума. Человек российской, советской цивилизации, прекрасно знающий историю нашего Отечества, в особенности историю русской музыкальной культуры. Он понимает Россию, безгранично любит ее и потому в нее верит. Верит как человек русский, православный, советский. Ум для веры — условие необходимое, но недостаточное. Нужна еще любовь — самопожертвование, любовь — исповедь как чувство личной ответственности за судьбу ближних и дальних. За судьбу России. Данная мысль выводится из размышлений Чернушенко о гигантской личности Георгия Свиридова, который был и является для него светочем веры: «Свиридов как бы за нас за всех произносит слово — путь, по которому Россия придет к своему возрождению. Все то, что написал Свиридов — это исповедальное обращение к современникам».
Рядом со Свиридовым Владислав Александрович всегда видит Валерия Гаврилина. Свиридов и Гаврилин для него — духовные ориентиры, маяки веры. Когда оба они были еще живы, Чернушенко говорил: «Для меня большая честь и счастье быть близко знакомым, работать и дружить с этими людьми. Душа наполняется их светом, их надеждой. Собственно они формируют мое сегодняшнее мировоззрение и представление о том, какие ценности являются действительными в нашей жизни».
Чернушенко, раскрывая нам тайну творчества, духовную чистоту и силу музыкальных гениев России, наших современников, еще недавно живших среди нас, прежде всего (подчеркнем не единожды) скрепляет связь времен, усиленно разрываемую в нынешнее лихолетье. Его миссия архитрудная и до чрезвычайности важная, ибо мы переживаем времена идолопоклонства власти и всех холуйствующих перед самодовольным имперским Западом. Мы живем во времена внушения нам, в расчете на наше беспамятство, ложных и чуждых идеалов.
Развратные телевидение, радио, печать рекламируют пошлую посредственность — вот гении! Самопровозглашенная национальная элита на дорогостоящих тусовках производит в великие либо пресмыкающихся перед властью, либо отъявленных русофобов.
Бомонд от «чистого искусства» мельтешит, играя в многозначительность и производя на свет пустоцветы, которые тут же выдаются за шедевры.
Предавшие всех и вся, заложившие свой талант и совесть в ломбард Швыдкого бывшие служители советской культуры давно уже не творят — имитируют творчество. Иудино время пришло в культуре России. Бисквиты приторного искусства изготавливаются только для избранных и продаются им по бешеной цене. Народ испытывает не только физиологический, но и духовный голод — нет для него хлеба культуры.
Но через заслоны искусной и наглой лжи, пошлости, порнографии в кино, на телевидении и сцене все-таки прорывается отечественная культура, израненная, но живая. Прорывается благодаря таким ее великим подвижникам, как Владислав Чернушенко. Однажды он сказал о Валентине Распутине, что в нем, помимо его художественного таланта, есть та сокровенная сущность, которая определяется каким-то затаенным помыслом. «Распутин — это особый очаг российского тепла». И Чернушенко — такой же очаг. Как в свое время он тянулся к Свиридову и Гаврилину, так давно уже, давно тянутся к нему люди, и не только из мира искусства, не могущие жить без веры в Россию, в животворную силу ее культуры.
Гонители культуры в нашем Отечестве, желающие видеть Россию бездушной — без русской песни, без капеллы имени Глинки, — ждут не дождутся, когда Чернушенко, устав от испытаний, не выдержит — на все махнет рукой. Напрасны их ожидания — этого никогда не будет. А будет то, что было всегда: труд и борьба, борьба и труд великого мастера во имя России, во славу ее. Во имя добра против зла.

 

 

 

Юрий БЕЛОВ.